Отца Зойка не знала. Только фотографии видела. Он жил где-то на севере и, видимо, не часто их вспоминал. Так бабушка говорила. Зойка писала ему письма, а он отвечал не на все. У него там была другая семья и сын Алеша. Зойка Алеше тоже писала, он ответил два раза. Она очень гордилась его письмами и показывала всем подружкам: «Это от моего братика!» Алеша ее интересовал гораздо больше, чем отец.

Маму Зойка жалела. Нелегко ей живется. Но ничего, вот она вырастет и будет ей помогать.

— Встань-ка, примерю свитер, — сказала мама, которая сидела рядом и вязала.

Зойка встала, мама прикинула на нее вязание.

— Пока плывем, и свяжу, — сказала она. — Будет тебе обновка.

— Когда мы приедем обратно и пойдем к Родьке в гости, я его надену. Ага? Только, наверное, жарко будет.

— Собралась. Никто тебя еще не приглашал!

— А что — просто так нельзя? Мы с бабушкой никого в гости не зовем, к нам все приходят, когда захотят.

— Сравнила! У вас в Кутузах вообще двери не закрываются. Замок еще в прошлом году потеряли, все не найдете.

— А зачем он? Можно на палочку закрыть. — Зойка задумалась. — Лучше бы ты, мама, обратно к нам приехала жить, чем мы к тебе, — осторожно сказала она. — Нам с бабушкой в городе не житье.

— Наговорила тебе бабушка! Как вы не понимаете: у меня же профессия. Я — ткачиха, и передовая! Да и тебе учиться надо. В Кутузах даже школы нет. Не надоело тебе за три километра бегать?

— Не-е. Не надоело.

— Все равно Кутузы скоро снесут. Всех переведут в центральную усадьбу.

— Никуда мы с бабушкой не поедем.

— Заладила: мы с бабушкой! Можешь мне хоть в отпуске настроение не портить? Ты думаешь, что говоришь: вы что — во всей округе одни останетесь?

— Нюшка тоже не поедет.

— Замолчи, пожалуйста! — Мама расстроилась. Это были их старые разговоры, и никогда они не приводили ни к какому решению.

Зойка замолчала и продолжала сосать вишню, а мама — вязать свитер. Вязание совсем ее успокоило, и она потихонечку запела: «Во поле березынька стояла, во поле кудрявая стояла…» И вдруг из угла КТО-ТО подпел скрипучим голосом: «Люли-люли стояла, люли-люли стояла…»

Мама выронила из рук спицы. Зойка чуть не подавилась вишней.

— ОН здесь? — шепотом спросила мама.

Зойка молча кивнула. Вид у нее был скорее сконфуженный, чем испуганный.

Мама обвела взглядом каюту, стараясь определить, где ОН. Все стояло на своих местах, не шевелилось, не двигалось. Но тут спицы, которые лежали на полу, словно сами поднялись в воздух и воткнулись в клубок.

— ОН что — все еще жив-здоров? — спросила мама, хотя знала, что жив-здоров.

— Жив, жив! — донесся обиженный скрипучий голос.

Некоторое время мама молчала, приходила в себя. Наконец, видимо, пришла: брови нахмурила, глаза посуровели.

— Как ОН здесь оказался? — строго спросила она.

Зойка вздохнула.

— Сел да и поехал, — раздалось из угла.

— А ТЫ молчи! — прикрикнула мама тому, в углу, и окончательно пришла в себя.

— И так все время молчу, — проскрипел голос.

— Значит, «зайцем» едет? — спросила мама.

— А зачем ему билет? Все равно его не видно.

— Все равно меня не видно, — проскрипело из угла.

— Значит, вы меня решили обмануть? — сказала мама.

— Мы не хотели обманывать! — воскликнула Зойка. — Я бы тебе все равно сегодня сказала, только хотела сначала подготовить, чтоб ты не расстраивалась. — Зойка посмотрела в угол. — А ты чего запел раньше времени?

— Сорвалось. Песню-то еще лет сто назад певал, когда совсем молодым был. Вместе с твоей прабабкой Кланей как затянем!

— Ты мне это уже десять раз рассказывал! — прервала Зойка.

— Зачем ты взяла ЕГО с собой? — сердито спросила мама.

— Но ОН нигде-нигде не бывал! Даже бабушка ЕГО отпустила, только наказала вести себя тише мыши!

— Не было несчастья! — Мама была страшно огорчена. — Я хотела отпуск спокойно провести, а ты со своим ТОПАЛО!

Из угла донесся тихий вздох. Зойка тоже вздохнула.

— Он никому-никому не помешает, честное слово!

— Никому не помешаю! — снова заскрипело в углу.

Трудно поверить: Зойка Капелькина ехала к Каспийскому морю с… домовым. Звали домового ТОПАЛО.

Редко встретишь сейчас семью, где бы был свой домовой. Если у кого и есть, то помалкивают и даже несколько смущаются этим обстоятельством как пережитком прошлого.

А когда-то в деревне Кутузы в каждом доме жил домовой. Крутило, Вертило, Дразнило, Глупило, Ва-зюкало… Веселая компания.

Соберутся иногда в овраге за деревней, разные истории рассказывают, песни поют. Запевал обычно Глупило:

Свинья Хавронья очень обижалась на эту песню.

Самые веселые и бесшабашные домовые были Крутило и Вертило. Как разыграются — давай мельницу крутить. Мельник ругается: «Опять домовые потешаются!»

Дразнило увидит кого-нибудь на дороге — засвистит, захохочет. Только никто его не боялся. И от хозяина за такие выходки ему не раз влетало.

Глупило любил на ярмарки ездить и в балагане представления смотреть. Потом, когда балаганов не стало, он стал наведываться в цирк шапито.

А Вазюкало как с утра начнет куда-нибудь собираться, все возится, возится — глядишь, и вечер настанет. А когда позовут его домовые повеселиться в овраг, он отвечает: «Мне некогда».

Самым рассудительным среди домовых был Думало. Ничего он зря не скажет, а если скажет, то сначала подумает. Иногда целыми неделями молчал, все думал.

— Чего ты надумал? — спрашивал его любимый друг Топало.

— Пока ничего, — отвечал Думало. И продолжал думать.

Однажды Думало произнес:

— Природа наша чахнет. — И снова надолго замолчал.

Как-то прошел слух, что деревню Кутузы сносить будут. Далеко она от большой дороги стоит, дома уже старые, а строить новые лучше в большом селе.

Собрались домовые в овраге на совещание.

— Какая нам разница, где жить, — сказал Глупило. — Все равно мы невидимые. В городе даже лучше: можно в цирк сходить, на трамвае покататься. Я один раз был в городе, мне понравилось.

— Глупило ты и есть Глупило!

Разгорелся жаркий спор. Домовые так расшумелись, что из норы вылез барсук и проворчал:

— Что вы мне спать не даете? У меня и так бессонница. Мне покой нужен.

— С нами уже и барсук неуважительно разговаривает! — возмутились Крутило и Вертило.

Дразнило хотел залихватски свистнуть, но раздумал, настроение что-то у него пропало.

Топало был самым молодым среди домовых, он больше слушал. А Думало, самый старый, все думал. Наконец он сказал:

— Домовой должен быть при доме, а дом — при хозяине.

Он опять надолго задумался. А пока он думал, все домовые куда-то из деревни Кутузы подевались. Топало ходил в Большое село: может, там поселились? Но и в Большом селе их не было. И во всей округе тоже.

А однажды попрощался с Топало его самый старый и самый любимый друг Думало. Хозяин Соснин уезжал куда-то на Волгу, в поселок Ключи, а дом продал под снос. Вместе с хозяином покидал родные места и его верный домовой.

Остался в Кутузах один Топало. Нет у него ни друзей, ни приятелей. И в деревне без домовых стало тихо, скучно. Некому ни свистнуть, ни гикнуть. Сидит Топало один на чердаке около трубы. Бывает, занесет избу снегом до самой крыши. В трубе что-то воет, воет, потом закряхтит. Это домовой греется.

Иногда к нему приходил кот Филимон. (Надо сказать, что для человека домовые были невидимы, а животные каким-то образом их видели. А может быть, не видели, просто чувствовали. Если бы наука занималась домовыми, она бы объяснила этот феномен. Но наука домовыми не занимается.)