— Хой, — поздоровалась Бэби. — Помнишь нас?

Джейк, не вставая, подскочил и мигнул. Дежа вю дежа вю дежа вю вю вю. Но. Как. Когда. Где?

Тьфу! — подумала она. Забыла про «Мемоцид»

— Да ладно тебе, — сказала она, не по делу разочарованно. — Мы просто имели секс. Ты не виноват, что не помнишь.

Джейк, вытаращив глаза, пялился.

— Правда. Вовсе не виноват.

Ляси тем временем изучала близнецов — оба выглядели в равной мере ошарашенными. Они ж на целые кучи симпотнее Джейка. Его пускай Бэби забирает. А Ляси возьмет их.

— Как вы сегодня поживаете, мэм? — кокетливо осведомилась она. — Хочешь пососать мне хуй?

Пупсик вздохнула и схватила себя за промежность. Парнерама. Эй, да где ж тут девчонки–то?

— Что ж, — изобразил рукой Торкиль, когда вновь обрел голос. — Заходите, будьте любезны. И, э, Джейк?

— У, э? — ответил Джейк, не отрывая взгляда от Бэби.

— Ты — легенда. Ебицкая легическая енда.

§

Интересно, можно ли сократить сириусян?

Поглядим. При данном Zn²⁺ + 2e = = Zn, и продукт растворимости MgNH₄PO₄ при 25ºС — это 2,5 х 10^–13, если мы установим несколько дополнительных соленоидов тут и синхроциклотрон там, нам может и не понадобиться столько ванадия, и тем самым — Кверк просиял — быть может, удастся немного сшибить сириусянский компонент.

Кверк поднялся из–за стола и подошел к двери. Выглянул в коридор. Никого. Он захлопнул дверь и вернулся к столу. Пошире открыв рот, он ввел внутрь длинный серебристый палец. Лишь с незначительнейшим укором совести подумал о том, что его больше всего возбуждало: о крохотных пригородных торговых центрах, карманных калькуляторах и Мишель Мабелль, — и следующие двадцать минут посвятил ублажению своей увулы. Дондон диньдинь дондон диньдинь дондинь дондинь дондинь диньдон диньдон ДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬ.

§

До рок–н–ролла, до ритм–энд–блюза, до джаза, до Моцарта и Баха, до григорианских распевов и немецких романсов, до ситара и маримбы, гамелана и цимбал, до пипы, до «Кошек», «Призрака» и многократно возрожденных «Волос», до регги и хауса, ска и даба, до «Хэнсона», до Элвиса, до Орфея, до «Пульсирующей Хрящевины»[73] и «Девяти Дюймовых Гвоздей» все живые существа тащились по одному биту — биенью сердца.

Бабум. Бабум. Бабум. Стетоскопический обзор живых существ, собравшихся в гостиной одного конкретного съемного дома в Ньютауне к концу воскресенья ранней весной, но поздним двадцатым веком, выявил бы некое высокообобщенное сердечное смятение. Дикая неконтролируемая похоть? Первые необузданные намеки на истинную любовь? Непредсказуемые физиологические воздействия контакта с чужими на конституцию землян и наоборот? Космическая вибрация, вызванная смещением орбиты астероида Эрос, который именно в тот момент самую малость подвинулся ближе к Земле? Просто весна? Все вышеперечисленное?

Гав?

Гав?

В комнату на щелкучих когтях рысью вбежал Игги, протиснулся между ног Ляси и облизнулся. За ним двигались Сатурна и Неба, которые поддергивали и возвращали на места клочки кружев и бархата, а также пряди волос. Первым порыва послушался Ревор. Трусцой подбежав к Игги, он встал на задние лапы, поджал передние калачиком, точно кенгуру, склонил голову набор и взвыл.

Игги пораженным взором уставился на Ревора. Распахнул мощные челюсти и экономным махом головы подхватил его и воздел в вышину.

Уоуоуоуоуо. Отпусти меня. Уоуоуоуоуоуоуо. Уоуо. Ооооо. Это у тебя язык? Ууууууууууу. Оооооооооо. Ууууууууу. Не останавливайся. Оооооооооо. Нфнфнфнфнфнфнф. Мммммммммммм. Ррррррррррррррр. Аххххххххх. Ахххххххххх. Нф. Нф.

Все имевшиеся в наличии двуногие, чужики и сушки, в изумлении и оцепенении таращились, не очень понимая, что — если вообще что–либо — им следует предпринять. Не успел никто из них толком отреагировать, Игги откашлял Ревора наружу, повернулся и, высоко задрав голову, ушлепал на кухню. Ревор же — мокрая шкура курчавится, глаза влажные — приземлился на лапы и энергично отряхнулся. Унюхав в воздухе аромат Игги, который ни с чем не спутать, он поскакал в погоню.

— Давайте снова включим электроприборы, — предложила Ляси. Пупсик направила антенны на компакт–диск–плейер. Тот моментально завелся снова.

«Я чую твои сладкие лохматые подмышки, женщина, я тебя чую», — запели один из двух из «Трех».

Засим последовала пауза, по самые клецки напоенная эротическими возможностями.

Джейк заерзал. Странно, однако он чувствовал на себе ответственность за ситуацию. Не вполне уютное чувство, ибо Джейк был брезглив насчет ответственности так же, как и насчет обязательств. Он предпочитал думать, что все случается само, а он тут ни здесь, ни там, а между прочим.

В духовке времени подрумянилась еще одна булочка.

— Ну что, четко, — выдавил Торкиль. — Чужие, значит?

Бэби кивнула. Она тоже не рассчитывала, будто ответственность или обязательства ее привлекут. Чем бы ни были. Судя по всему, они — как это самое, как его там, ну да — эти самые отношения. То есть — не очень рокенролльно, как ни верти. Слишком много слогов, во–первых. Она показала на компакт–диск–плейер.

— Мне нравится музыка, — дружелюбно заметила она.

— Да? — сказал Джейк, необъяснимо возгордившись, будто сам был к ней причастен.

— Полностью. Потому мы и здесь.

— Здесь? В этом доме? Из–за «Трех»? — Джейк был в замешательстве. Не говоря уже об отказе.

— На этой планете. Из–за рокенролла.

— Четко! — сказал Тристрам. Рыжая что — облизывается на него? Возмутительно. А возмутительность в девчонках Тристрам обожал. У него просто глаза разбегались.

Пупсик тем временем приглядывалась к Сатурне и Небе. Вот кого она бы назвала Объектами Похищения. Ням–ням.

— Значит, — высказался Джейк, — мы все тогда идем в «Сандо»?

— «Сандо»? — переспросила Ляси. — Это локальный локус секса, наркотиков и рокенролла?

— Э–э, смотря как определять секс, наркотики и рокенролл, наверное, — развеселился Джейк. — Но да, полагаю, это он.

— Мне нравится эта девчонка, — прошептал Торкиль Тристраму. — Чокнутая, как не знаю.

— Мне она первому понравилась, — прошептал в ответ Тристрам. — И я, — добавил он, —первым ее увидел, а это кое–что да значит.

Ляси довольно ухмыльнулась. Она положит их обоих себе на тостик. Чем бы, к ебеням, этот самый тостик ни был.

— Газуем, — предложила она.

Газование не вполне описывает то, что произошло следом.

Во–первых, Сатурна и Неба скрылись внизу, дабы заново навести себе брови. Затем Джейк и близнецы отправились на смутные, эпические и пересекающиеся друг с другом поиски носков, кои включали в себя заглядывание под подушки, перемещение телевизора, хватание за верх холодильника и обыск буфетов, где жили сухие завтраки и арахисовое масло. Поиски также влекли за собой неудобства для целых сообществ насекомой жизни, вынуждая пауков, тараканов, а также несколько видов муравьев к бегству из их традиционных отечеств. Мальчиков же вынесло на мелководье небольшого дворика, в омуты мусорного чулана и наконец, когда они уже исчерпали все остальные возможности, — в высь их собственных комнат.

Оставшись сами по себе, девчонки с интересом изучали пейзаж. Бурорама, отметила про себя Бэби. Она не вполне ожидала, что хабанера — хибара, или как там ее — Джейка будет выглядеть так. А ожидала она чего–то поколоритнее, покинетичнее, может — с меняющимися перспективами, ибо все свои представления о том, как живут рокенролльные мальчики, почерпнула из сцен в интерьерах музыкальных клипов. Ее это больше дезориентировало, чем разочаровало, но ей пришло в голову, что, несмотря на все случившееся минувшей ночью, Джейка она, почитай, и не знала вообще. Она слишком распустила язык? Может, следовало больше расспрашивать его о нем же.

— Неплохая была бы идейка, — пробурчала Ляси, прочтя ее мысли. — Особенно если учесть, что ты так на него запала и все такое.