— Ты вовсе не старая дева, — с жаром возразил я. — Ты, наверное, самая…

— Прошу тебя, только без этой неуместной лести, — поспешно сказала она и, погасив недокуренную сигарету в пепельнице, встала и подошла к окну. — У меня нет трудностей с самооценкой, спасибо.

— Тебе нравится Калифорния? — спросил я после долгого молчания. В голове у меня начал складываться план — увезти ее из этого штата, от этих унылых людей, которые уже стали мне надоедать. Куда ни глянь, везде тут одержимы славой, движущимися картинками, горсткой значительных имен и тем, как оказаться поближе к ним на вечеринке.

— Почему нет? — безразлично отозвалась Констанс. — Здесь у меня есть все, что нужно. Друзья, жилье, ты… — В последней фразе прозвучала уступка.

— А что если мы отправимся в путешествие? — спросил я ее. — Мы могли бы поехать в круиз. Например, на Карибы?

— Звучит заманчиво. А я смогу одеваться как хочу, совсем перестать краситься? Читать, а не смотреть?

— Все, что хочешь, — рассмеялся я. — Ну так как? Можем поехать завтра или хоть через десять минут.

На секунду мне показалось, что она готова согласиться, но затем ее лицо помрачнело, плечи опустились, и я понял, что́ за этим последует. В эту минуту она казалась воплощением разочарования.

— Амелия, — сказала она, — я не могу ее оставить.

— Она достаточно взрослая, чтобы справиться самой, — возразил я. — К тому же, у нее есть Чарли.

— Два утверждения, Матье, — холодно отозвалась она, — и оба, как ты сам прекрасно понимаешь, не соответствуют истине.

— Послушай, Констанс, — сказал я, вставая и обнимая ее за плечи, — ты не можешь всю жизнь присматривать за сестрой. Ты же сама сказала это всего мгновение назад: что боишься, будто лучшие годы уже позади. Так не допускай этого, Констанс. Ты сама была младше Амелии, когда стала присматривать за ней.

— О да — и посмотри, что я натворила! Ей почти восемнадцать, и она — игрушка богатой кинозвезды вдвое старше нее. Чарли вышвырнет ее вон, как только она перестанет его устраивать.

— Наверняка ты этого не знаешь.

— Знаю.

— Может, он ее любит.

— Я люблю ее, Матье, как ты не можешь этого понять? Я люблю ее и не могу оставить одну, пока не буду уверена, что она крепко стоит на ногах. Возможно, осталось уже недолго. Когда они расстанутся, ей будет тяжело, но она справится и станет сильнее. Если она переживет это, она переживет что угодно. Поверь мне, я знаю.

Повисло долгое молчание — ее слова медленно доходили до моего сознания и обретали там собственную жизнь. Я повернулся, взглянул на нее и медленно сел: Констанс вся подобралась, точно пытаясь скрыть свой страх перед тем, как я отреагирую.

— Ты и Чарли?.. — покачал головой я. Такой союз я даже не мог себе вообразить. — Когда?.. Когда это было? Недавно? Когда мы познакомились?

— О боже, нет, это было давно, — сказала она, наливая себе выпить. — Примерно два года назад, если это имеет значение. Мы познакомились на какой–то вечеринке. Я была его поклонницей, и он меня очаровал. Мне было все равно, что он женат. Все знали, что он терпеть не может Милдред. Глупо говорить, что он соблазнил меня, — он этого не делал. Я хотела его так же безумно. А он, надо отдать ему должное, был так добр ко мне. Пока мы с ним были вместе, чего он только для меня не делал… Он был прекрасным другом, любовником. Просто… сам способ расставания причиняет боль.

Я посмотрел на нее, вопросительно подняв брови.

— Ну?

— Это в самом деле нелепо, — засмеялась она, смахнув слезу. — И не делает мне особенной чести.

— Все равно расскажи, — стоял на своем я. Она устало пожала плечами, точно вся эта романтика ее давно утомила и больше имела никакого значения.

— Мы были на вечеринке у Дуга и Мэри. Праздновали день рождения, я разговаривала с одним второразрядным актером с «Эссеней», сыгравшим, кажется, в «Банке» и в «Ночь в театре»[18]. Чарли поссорился с ним, бог знает, почему, скорее всего, из–за пустяка, и не пригласил его на «Мьючуэл»[19], когда поменял студию. Как бы то ни было, у парня настали тяжелые времена, и он просил меня помочь ему — вернуть расположение Чарли, — а я всячески пыталась от него избавится. Никогда не понимала, почему люди думают, что раз мы с Чарли пара, значит, я могу добыть им роль в его фильме. Я решила привести его самого к Чарли — пусть разбираются между собой, — а мне хотелось пообщаться с кем–нибудь поинтереснее. Я нашла Чарли возле бассейна — он беседовал с Леопольдом Годовским[20]. Я знала, Чарли восхищается этим пианистом, и подвела к нему того парня; Чарли тепло пожал ему руку и пригласил присоединиться к беседе. Казалось, он очень рад его видеть. Я сказала, что вернусь в дом к остальным гостям, и Годовский решил пойти со мной. Я ни о чем таком не думала, мы просто поболтали несколько минут. Я сказала, что в детстве слушала его в Бостоне — мой отец был большим его поклонником. Ему польстило, что я об этом помню, и он рассказал анекдот о толстой певице–сопрано, которая пила виски, чтобы улучшить голос. Я посмеялась. Вот, собственно, и все. Затем по пути домой Чарли не сказал мне ни слова; я понимала, что его что–то разозлило, но я устала и не хотела потакать ему, расспрашивая, что же случилось, поэтому всю дорогу я притворялась спящей, а дома сразу же легла. Я не хотела в ту ночь возвращаться домой к Амелии, надеясь, что к утру все уладится.

Ее трясло, пока она рассказывала об этом; она избегала моего взгляда, а мне хотелось подойти и обнять ее, но я не решился, не желая прерывать ее рассказ. Я подозревал, что она никогда никому об этом не рассказывала, даже сестре.

— Как бы то ни было, — продолжила она, — я отправилась в постель и попыталась уснуть, дожидаясь, когда придет Чарли. И он пришел — минут через пятнадцать. «Вставай, — сказал он сурово и захлопнув за собой дверь. — Вставай и уходи». — «Что? — спросила я, делая вид, что он меня разбудил. — В чем дело, Чарли?» Он наклонился над кроватью, схватил меня за плечи, едва не сломав их, и очень четко произнес, подчеркивая каждое слово: «Поднимайся. Одевайся. Убирайся». Когда я начала его спрашивать, почему, что я такого сделала, он принялся собирать мои вещи, проклиная меня за то, что я привела к нему того парня, когда он беседовал с Годовским. «Это, наверное, величайший в мире пианист, — орал он, драматически размахивая руками. — А ты навязала мне какого–то безработного актеришку, просто потому что хотела умыкнуть его, чтобы пофлиртовать с ним в соседней комнате? Меня тебе мало?» — «Я никогда…» — начала было я, но он не дал мне закончить. Он побагровел от гнева, точно я намеренно срежиссировала эту сцену, хотя я всего лишь пыталась избавиться от зануды и не желала вмешиваться в дела Чарли. Началась ужасная ругань, и в четыре утра я оказалась на улице, где ни одного такси. Он не разговаривал со мной несколько месяцев, хотя я постоянно звонила ему. Я была влюблена, понимаешь. Я писала ему, ходила на студию, слала телеграммы, но он меня игнорировал. Я была в полном отчаянии. А потом как–то раз я обедала в городе с Амелией, и увидела, как Чарли с приятелями входит в ресторан. Он заметил меня, слегка побледнел и хотел было уйти, пока я его не заметила, — он терпеть не мог публичные скандалы и испугался, что сейчас может произойти нечто подобное. Я решила даже не приближаться к нему. И тут он заметил мою сестру, которая во все глаза смотрела на него. Весь зал и весь мир закружились вокруг меня. Он подсел к нашему столику, провел с нами весь день, ни словом не обмолвившись о том, что случилось между нами несколько месяцев назад, притворяясь, что мы просто добрые друзья, которые частенько встречаются и обмениваются последними сплетнями. Когда у них с Амелией завязались серьезные отношения, я отказалась исчезнуть. Так я хотела быть поближе к Чарли, понимаешь. Правда в том, Матье, что я с самого начала была с тобой нечестна.