XXX (I). Все, что я мог узнать самого интересного из жизни Ромула и Тесея, заключается в следующем. Во-первых, один из них добровольно, по собственному желанию, имея возможность править Трезеной, наследством, которым мог гордиться, сам, никем не принуждаемый, решился совершить великие подвиги; другой, не желая быть рабом и наказанным, сделался храбрым, по выражению Платона, конечно, от страха и принужден был решиться на смелое дело из боязни пред угрожавшим ему ужасным несчастьем. Далее, величайшим подвигом для одного было -- убить альбанского царя, тогда как другой мимоходом, подготовляясь к дальнейшим подвигам, убил Скирона, Синида, Прокруста и Коринета, причем, наказав их, освободил Грецию от кровожадных деспотов, прежде чем кто-либо узнал имя своего спасителя. Один мог ехать по морю, не подвергаясь опасности, не рискуя быть обиженным разбойниками, Ромулу же при жизни Амулия нельзя было жить спокойно. Важным доказательством справедливости этих слов служит то обстоятельство, что, тогда как один, никем не обиженный, напал на злодеев для защиты других, братья позволяли царю оскорблять всех, пока их не оскорбили самих. Если одному ставят в подвиг то, что он получил рану в сражении с сабинцами, убил Акрона и вел несколько победоносных войн, этим подвигам мы можем противопоставить битву с кентаврами и поход амазонок. Смелый план Тесея избавить сограждан от платежа дани Криту и отдать себя на съедение чудовищу, быть или жертвой за смерть Андрогея или -- что самое легкое в сравнении с тем, о чем я говорил выше, -рабом надменных, враждебно относившихся к нему людей, исполнять низкие позорные работы, отплыв добровольно вместе с девушками и мальчиками, -- этот план можно назвать в высшей степени смелым, как и великодушным, честною заботою об общем благе, жаждой славы и доблести. Мне кажется, философы вполне правы, говоря, что любовь боги посылают, заботясь о спасении молодых людей. По крайней мере, любовь Ариадны к Тесею, по-моему мнению, более чем что-либо другое, имеет право считаться делом богов, желавших быть орудием его спасения. Ее чувства к нему следует не порицать, но удивляться, что так поступали не все мужчины и женщины. Если это выпало на долю одной ей, она, на мой взгляд, вполне заслужила любовь бога за свое стремление к прекрасному, честному и идеальному.

XXXI (II). Оба, Тесей и Ромул, были созданы для того, чтобы управлять, и ни один из них не сумел быть царем. Оба они свернули с прямого пути и сделали перемены в государственном устройстве: один ввел демократию, другой -- тиранию, и оба ошиблись, но из различных побуждений. Царь должен прежде всего заботиться о сохранении своей власти, сохранить же ее можно -удаляясь от недозволенного и стремясь к дозволенному. Кто или слишком добр, или слишком строг, тот перестает быть царем или правителем, -- он начинает заискивать перед народом или превращается в деспота и становится предметом ненависти или презрения для своих подданных, хотя в первом случае выказывает свое мягкое доброе сердце, как во втором -- навлекает на себя обвинение в себялюбии и жестокости.

XXXII (III). Если не следует приписывать гневу богов даже всех наших несчастий, но искать причины их в различии нравов и страстей, никто не станет оправдывать необдуманного гнева Ромула, его безрассудного раздражения по отношению к брату. Большего снисхождения заслуживает тот, кого, подобно более сильному удару, потрясли и лишили равновесия более важные причины. Если Ромул поссорился с братом, взвесив все обстоятельства дела, после зрелого размышления, из желания общей пользы, нельзя поверить, что такой ужасный гнев овладел его рассудком внезапно; в то же время Тесей был вооружен против сына, ослепленный любовью, ревностью, вследствие клеветы женщины, чувствами, которым чужды только немногие люди. Важнее всего то, что Ромул доказал свое раздражение на деле, что имело печальный конец, гнев же Тесея ограничился одною бранью и старческими проклятиями. Дальнейшая участь его сына зависела от выпавшего ему на долю жребия. Вот все, что можно сказать в оправдание Тесея.

XXXIII (IV). Чтобы достичь великого, Ромулу пришлось начать с самого малого. Прежние рабы, свинопасы, раньше чем сделаться свободными, освободили почти всех латинцев и в одно время заслужили в высшей степени почетные прозвища "убийц рабов", "спасителей родных", "царей народов" и "основателей городов", -- не "пришлецов", как Тесей, который составил один город из соединения многих общин и уничтожил много городов, носивших имена древних царей и героев. Ромул сделал то же, но позже. Он заставил неприятелей переселиться, разрушить свои прежние жилища и соединиться с победителями. Прежде всего ему не приходилось ни населять вновь, ни увеличивать города, существовавшего раньше, -- он основал новый город и, основав его, приобрел себе землю, отечество, царскую власть, род, жену и родственников. Он никого не убивал, не лишал жизни, напротив, был благодетелем бездомных скитальцев, желавших сделаться гражданами. Он не убивал разбойников и злодеев, но покорил народы силой оружия, завоевал города и отпраздновал свой триумф над царями и вождями.

XXXIV (V). Был ли он убийцей несчастного Рема -- вопрос нерешенный. Большая часть писателей обвиняет в этом других; все же он спас, как всем известно, от смерти свою мать, своего деда -- от позорного, бесславного рабства и посадил его на престол Энея. Много добра сделал он добровольно и никому не повредил даже невольно. Но забывчивость Тесея и его небрежность относительно условия перемены паруса едва ли найдут, на мой взгляд, горячего защитника, и даже снисходительные судьи едва ли оправдают его от обвинения в отцеубийстве. Этого не мог не понять один аттический писатель, который, видя, как трудно оправдать в этом Тесея его защитникам, сочинил, будто Эгей, желая увидеть скорей приближавшийся корабль, быстро побежал в Акрополь, но поскользнулся и упал. Как будто у царя не было провожатых или, когда он спешил к морю, с ним не было рабов!

XXXV (VI). В похищениях женщин Тесей не может найти достаточно справедливого оправдания своим поступкам, во-первых, потому, что они были часты, -- он похитил Ариадну, Антиопу, трезенку Анаксо и в заключение всего Елену, когда сам был стариком, а она еще не достигла половой зрелости, была еще ребенком, а сам он был уже в годах, когда ему не следовало думать и о законном браке, -- во-вторых, потому, что афинянки, потомки Эрехтея и Кекропа, умели рожать детей ничуть не хуже девиц-трезенок, спартанок или амазонок. Это он делал, вероятно, из сладострастия и похоти. Ромул похитил, во-первых, около восьмисот женщин, но взял себе не всех, а, говорят, одну Герсилию, других же разделил между лучшими из граждан. Затем он окружил этих женщин таким уважением и любовью, так справедливо относился к ним, что заставил считать их похищение -- нанесенное им оскорбление, в высшей степени прекрасным поступком и делом высокой государственной мудрости, имевшими целью сближение народов. Таким образом, они слились, образовали одно целое, что стало впоследствии источником взаимной любви и величия государства. Само время свидетель того, сколько целомудрия, дружбы и крепости союза было в заключенных царем браках: в продолжение двухсот тридцати лет ни один муж не решился развестись с женою, ни одна жена -- с мужем. Греческие ученые знают имя первого отцеубийцы или матереубийцы; точно так же каждый римлянин знает, что Корнелий Спурий первым дал развод жене из-за ее бесплодия. Последствия деяний Ромула свидетельствуют об их правильности: благодаря бракам царская власть сделалась общею, так же как оба народа получили право гражданства; но любовные связи Тесея не принесли афинянам ни дружбы, ни союза с другими народами, напротив, имели своим следствием вражду, войны, убийства граждан и, наконец, потерю Афин. Только с трудом и то благодаря снисходительности неприятелей, которым афиняне покланялись, называя их богами, они не испытали участи Трои по вине нового Париса. Мать Тесея не подвергалась опасностям, но испытала участь Гекабы, -- сын оставил, предал ее, если только рассказ о ее плене не выдумка, хотя было бы желательно, чтобы это вместе со многим другим оказалось ложью. Большая разница и в том, какое участие принимали, по рассказам, боги при их рождении. Боги очень желали спасения Ромула, между тем как оракул, данный Эгею и запрещавший ему вступать в связь с иностранкой, доказывает, что Тесей родился против воли богов.