— А ты у него спроси, Володь. Захандрил, в тоску ударился твой дружок.

— Да? Так мы это мигом исправим. А ну, Сань, доставай тару. Акиф? Ты куда? Давай присоединяйся –  третьим будешь.

— Да нет, Володь, у меня служба, вы уж без меня.

— А у нас, можно подумать, выходной. Смотри. Насильно мил не будешь. Пьянка –  дело сугубо добровольное. У тебя, Сань, тушенка есть? И водичка? А то у меня спирт –  у начальника ГСМ раздобыл. Разбавить не помешает.

— В тумбочке есть банка тушенки, а за водой дневального отправь. Хлеба вот только, по-моему, нет.

— Да кто ж тушенку с хлебом ест? Это извращение, я считаю. Дневальный! А ну-ка, боец, принеси нам графинчик свежей водицы. Сань, а с чего ты вдруг депрессняк словил? Утром вроде нормальным был?

— Не знаю, Володь. Может, это с похмелья?

— Точно! У меня взводный один, Петруха Бирюков, с утра не похмелится, считай, день пропал. Так и будет как тень из угла в угол метаться. Опрокинет стакан-другой человек, и желание работать появляется, и настроение выше крыши. Так что, судя по всему, у вас один и тот же синдром.

Чирков достал походную фляжку, увеличенную в объеме выстрелом холостого патрона, перелил половину в бутылку, смешал спирт с водой.

— Сейчас остынет немного, и в путь. Где кружки?

Доронин выставил две кружки по двести пятьдесят граммов, открыл банку с тушенкой.

— Наливай.

Володя разлил бутылку на две равные доли.

— Ну что? За тех, кто в сапогах?

— За них.

Друзья выпили.

— Фу! Тяжело пошла. –  Вова фыркнул и мотнул головой. Закусив с ножа небольшим куском говядины, закурил. То же сделал и Доронин.

— Чем спирт плох, Сань, это тем, что после него сушняк страшный –  полное обезвоживание организма. Пьешь потом, как верблюд.

Канцелярия постепенно, но быстро заполнилась клубами табачного дыма, создавая обстановку, соответствующую проводимому мероприятию, и настраивая на общение.

— Вот наши прапора борзеют, Сань! Вообще беспредел какой-то. На складе автослужбы движок камазовский стоял, почти новый. Я на него давно глаз положил. У меня на моем мотор на ладан дышит. Хотел через начальника службы выбить замену. В принципе, договорился и пошел сегодня на склад посмотреть комплектацию, а там… пусто. Ты понял? Спрашиваю Ашира –  прапорка со склада, –  кто движок забрал? Какой движок? Непонятку строит. Я говорю, ты в себе? Камазовский движок. А-а, отвечает, так нет его. Ну я это и сам вижу. Куда дел –  допытываюсь. А ты, говорит, у зампотеха спроси, чего меня достаешь? А сам лыбится масляной, довольной рожей. Третью машину сменил, сидя на складе.

— Может, на другой «КамАЗ» поставили? У них автослужба, им и решать, –  высказал свое мнение Александр.

— Да куда, Сань, ставить? Кроме моей кошелки, остальные «КамАЗы» новые!

— Да идут они, Володь. Чего ты на этом движке зациклился?

— Да я сам, может, его спихнул бы? Не жирно им, в одну харю-то?

— Вот повысят тебя, тогда и будешь толкать и спихивать все, что захочешь.

— Повысят? Уже. Под сокращение отправят –  это вернее. Там, в штабе, что-то затевается. Я у Мухамедзяна, помощника начштаба, интересовался. Но и он точно не знает. Ходят, говорит, слухи о сокращении, но кого, чего –  неизвестно.

— Тебя не сократят –  ты один спец по минам.

— Да мне все равно! Пусть сокращают. Я подрывник, Сань, на гражданке работу найду, будь уверен.

— В криминале?

— А хоть и так? Буду баксы лопатой грести.

— Помечтай.

— Ладно, Сань, давай кружку.

Он вылил остатки. Выпили. Закусили.

— Хорош, Сань, о работе. Ты мне вот что доложи –  как насчет Катюши?

— Какой Катюши? –  сразу не понял Доронин.

— Здрасьте вам! Девушка из комка. Утром пиво у нее пили. Забыл?

— А! Вот ты о чем? И что, собственно, как?

— Ну ты даешь. Ты утром обещал о ней подумать?

— Я не пойму, Володь, чего ты-то завелся с этой дамой? Ну симпатичная, и что? Пусть даже нравится, что из этого? Их таких в поселке много, что же теперь, за каждую юбку хвататься?

— Нет. Спиваться потихоньку. Это как раз на руку Куделину. А так, может, жизнь по-новому пойдет. Что я, не вижу, как плохо тебе? И, как друг, обязан помочь. Один из вариантов помощи –  предложение познакомить тебя с Катей. Это же ни к чему не обязывает? Сложится –  хорошо. Будет кому дома тебя ждать. Семью обретешь, жизнь наладится. Нет? Ну на нет и суда нет.

— Ты считаешь, я нуждаюсь в опеке?

— Да не в опеке, дуролом. Я же сказал, в поддержке. А это разные вещи. Ну что? Пошли к Катюше?

— Может, завтра, Володь?

— Завтра я в наряд заступаю, дружок, а один ты не пойдешь. Так что давай двигай телом.

Друзья вышли из казармы и через плац, мимо штаба части, направились к КПП.

После прохождения медицинской комиссии и веселой помывки в бане новобранцев привели в казарму. Команда, с которой прибыл Костя, окончательно формировала роту по наличию личного состава. Там, в подразделении, молодому пополнению выдали военную форму и предметы армейской атрибутики, которые следовало пришить и подшить. Это весьма нудное для новичка занятие проходило под пристальным контролем старшины. Погоны, шевроны, подворотнички следовало разместить и закрепить на обмундировании в строгом порядке, что мало кому удавалось сделать с первого раза. Обстановка царила нервная. Колян, пришив на совесть погон, надел китель, посмотрел на себя в зеркало бытовки и матернулся:

— Во, блин! Ровно ведь шил, а он завалился назад. Опять отрывать, мать его! Может, нагрузить кого? Посноровистей?

Но вокруг такие же злые лица с исколотыми пальцами. Колян тяжело вздохнул, в сердцах срывая неудачно пришитый погон. Тот не хотел отрываться, что еще больше взбесило Николая:

— Ну не гадство, в натуре? Что ж это такое?

Косте тоже с изрядным трудом удавалось справляться с делом. Николай подвалил к тому. Присел рядом.

— Че, Кость, получается?

— Никак не могу подворотничок пришить, мать его. То вверх задирается, то по краям неровно. Одуреть можно.

— А погоны пришил?

— Да вроде.

— Да? А у меня не получается. Во, смотри, ноготь сломал. Раз пять пришивал, все без толку. Поможешь, Кость?

— Сейчас, Коль, справлюсь с подворотничком –  помогу.