Ничего себе «не наблюдается», а?

Ну и дела, Рума! — Айт мучительно соображал, что же такое знакомое напоминают ему эти неиссякаемые источники лавы и этот аккуратный каскад. — Геенна огненная, пещь адская смердящая для поджаривания грешников! Вот вляпались!

Рума осуждающе зарычала. И была абсолютно права: состояние духа пилота по-прежнему оставалось паническим.

Тяжелее других подневольное затворничество переносил Илья. Он и вообще-то никогда не примирялся с бездеятельностью, а едва вспоминал Ляпу…

Впрочем, что там «вспоминал», он ни на миг о ней не забывал и потому мучился непрестанно. Правда, непроходящие мысли о девушке спасали от глупостей. Сколько раз он буквально в последнюю минуту удерживался от того, чтобы не сокрушить пульсирующую, в жадных влажных прожилках оболочку. И сокрушил бы. Но едва представлял себе, как раненое животное (он не сомневался, что находится в организме животного!) судорожно дрогнет перистальтикой и начнет перетирать добычу меж мускульных жерновов, так тут же и отступал. Какие у животного способности? Вдруг оно поглощает энергию в любых видах? Вдруг и эйгис нипочем? Парни ладно, им, как говорится, на роду написано героически погибнуть. Но девчонке-то за что? Из-за нетерпения своего ухажера? А если и не гибнуть, если все трое благополучно выберутся на свет — неужто Ллна одарит его любящим взором возле препарированного изнутри, издыхающего, наверняка уникального, существа, которое по ошибке проглотило не совсем то, что следует?!

Ну ладно. Это все уже обговорено. Что дальше? Какая-то заторможенность.

Ничего не придумать и ничего не предпринять. Никогда в жизни не попадал в такую глупую ситуацию. Если не считать той, из-за которой поддался уговорам друга и отправился на Планету Белых Приматов. Напрасно друг надеялся, что тут у Ильи развяжется язык. Тесные, неверные слова, невозможные для произнесения вслух, недостойные того, чтобы ими объясняться в своих чувствах Иленуце, так и не прозвучали…

— Доброе утро, Илько! — прозвенел ласковый Лянин голосок. — Не спишь? Чем занят?

— Поедом себя ем! — буркнул Илья.

— Вот и напрасно, зачем людоеду помогать? Обл и один справится! — вмешался Грег, высвечиваясь в полный рост. Тоже устал молчать и пялиться в серую муть.

— Ну-ну, не вешать носы! — Девушка, поколебавшись, высветилась вслед за Грегом, озабоченно сморщила носик, задорно поддернула его пальцем.

Несчастья на ней не отражались. Она была свеженькая розовая — словно только что из бассейна. — Завтракали уже, мальчики?

— Ага. Апельсиновый сок, помидоры по-гречески, масса зелени, кофе и вот такущий кекс! — отбарабанил Грег, демонстративно облизываясь.

В меню, разумеется, ничего из перечисленного не было и в помине.

Рациональная система жизнеобеспечения экономила каждый квант энергии и разносолами не баловала. Завтрак, обед, ужин, а также, по желанию, полдник и ленч были одинаковы: мясной брикет и горячий кисель из трубочки. Или овощной брикет и тот же кисель, только называвшийся суп-пюре. Или бульон.

Или консоме с гренками. По части названий эйгис не повторялся. Но его фантазия не шла ни в какое сравнение с фантазией Грегори Сотта. Каждое «утро» Грег дразнил друзей новым выбором блюд. Память у него была превосходной, он тоже не повторялся. Илья не одобрял и не осуждал наивных попыток друга приукрасить быт. Будь он способен придумывать, он бы тоже позаботился о развлечениях для всей честной компании.

— В таком случае, мальчики, займемся местной планетографией, — предложила Ляна вредным «мальвининым» голосом.

— О нет, лучше сразу в чулан! — заныл Грег. — Я же не скажу Некту, где мы находимся, хоть он дерись!

— Ладно, — миролюбиво согласилась девушка, кладя ладонь на браслет эйгиса.

— Но против музыки, надеюсь, вы не возражаете?

Она охватила чуткими пальцами мыслеулавливающий, обсидиановой черноты, зрачок эйгиса. Слегка прикрыла глаза. Вздохнула. Чуть шевельнула рукой.

Мелодия зародилась нежная, щемящая, примерно та, какою откликаются на вкрадчивый рассветный ветер тонкие ветки пустынной акации. Что-то было в звуках от жалейки, от свирели, от бьющейся в одиночестве гавайской гитары, вернее — от её последней уцелевшей струны. Однако больше всего в этой мелодии было вечной женской тоски, зова босоногой девчонки на берегу, ожидающей появления из-за мыса наполненных бризом алых парусов. Ничего, что моря стали звездными и поглотили берега, разрознив их на острова-планеты. Девчонки все те же. И точно так же ждут своих капитанов и своих сказок…

Илья сжал кулаки. Ляна сейчас говорила ему то, что должен был сказать ей он, но чего она от него так и не услыхала ни первый раз, в Дэге-Лоо — Лагуне Семи Струй, ни на качелях в земном парке, ни в райских кущах Планеты Белых Приматов. Нет, не случайно Ляна выбрала эту парусную мелодию. Ведь до той регаты в Дэге-Лоо Илья равнодушно относился к девчонкам. Факт существования у Айта младшей сестры никогда его не волновал…

В тот раз Айт явил свой лик на экране под вечер, когда лимит неожиданностей на сутки обычно исчерпан. Илья страдал над задачкой о четырех честолюбивых спасателях и трех дрейфующих беспилотниках, в просторечии — задачка о космическом бильярде.

– Представляешь? — сокрушенно закричал Айт «от порога». — Испытания перенесли на завтра. Сам Эмбигри попросил. Не мог я отказать Эмбигри…

Согласился.

— И что?

— Так ведь на завтра! — Глаза Айта округлились.

— Не понимаю. Ты отрегулировал модуль ещё на прошлой неделе. Разладился, что ли?

— При чем тут модуль? С модулем все в порядке. Универсал! Ячейка семьи!

Мобилен, стабилен, изобилен. Лепи на голую скалу и живи отшельником. А соскучился по обществу — вешай в гроздь таких же модулей и общайся на здоровье. Автономное и централизованное снабжение! Многоканальный коммуникатор! Причал! Временные комнаты для гостей! Что я ещё забыл?

— Забыл доложить, в чем загвоздка. Было послезавтра, стало завтра — какая разница?

— Так ведь Лянка будет ждать, понимаешь? Сам Эмбигри попросил — разве я мог отказать? Выручай, больше некому.

— Айт! — Илья вообразил, что на борту подопечного корабля разом полетели все логические схемы, экипаж валяется в бреду и он, командир, обязан разобраться в причинах и принять меры. Ни в коем случае нельзя терять самообладания. Лучше всего обращаться с больным ровно и сухо: — Айт, чего ты наобещал сестре? Пожалуйста, кратко и точно. Без лирических отступлений. И без Эмбигри, ладно?

Айт поморгал, покусал губу:

— У Лянки завтра регата, понял? Я всегда самолично ей паруса настраиваю. Я и в этот раз настроил, там теперь любая свободная от старта пигалица справится. Так сестра ни в какую! Рыдает, отказывается выступать. Без тебя, говорит, последней приду. Или, того хуже, сфальшивлю. Ты у меня талисман… — Айт смущенно хихикнул, исподлобья стрельнул взглядом в друга: не поднимет ли на смех? Но глаза у Ильи оставались серьезными. — Деяние чисто символическое, Ильчик. Побудь завтра при ней, что тебе стоит?

— А она согласится на замену? — Илья независимо подвигал литыми плечами. — Какой из меня талисман?

— Уговорю. Она к тебе неплохо относится. В твоем, говорит, присутствии жюри добрее, вода в море мягче, а волна ниже… Пускай уж, говорит, ты, чем никто. Понимаешь, если б не Эмбигри…

— Стоп. Спасибо за доверие. Давай координаты.

Регата, как всегда, проходила в два заезда. По прямой, под природным ветром. И в закрытой лагуне, под искусственным. Пристань гребенкой мостков вдавалась в море. С двух сторон к мосткам притулились сотни эоловых яхт.

Лезвие гибкого киля, похожего на хищный, обращенный в глубину, акулий плавник, невидимо. Поэтому яхта без оснастки просто доска с велосипедным рулем, самокат. Яхтсмены возились с механизмами, поочередно выщелкивали серповидные стаксели, наугад брали разрозненные аккорды. Гул стоял неумолчный — словно в оркестровой яме.

Ляна выступала в третьей двадцатке. Она сидела на кнехте, в режущем глаза сиреневом купальнике, и безучастно поталкивала босой ногой яхту туда-сюда, туда-сюда. Лицо девушки было обиженным. Уговорить её Айт уговорил. Но в успех без него она не верила.