– Хм… – Бенито задумался. – Я не поверю, что писака перестал общаться. Для них отсутствие общения – смерть. Моральная смерть, а для них она хуже физической. Впрочем, тут я спорить не буду. Ладно, Отто… Ладненько… Каковы результаты проверки ящика likvidator@likvidator.ru?

– Шеф, это поразительно, но ящик существует. Вы угадали! Пароль пока не взломали, наш компьютер непрерывно работает над этим.

– Ящик существует, – проговорил шеф и потянулся за сигаретой. – Вопрос, кто его хозяин и кому я отправил письмо.

– А что в письме?

– Неважно. Важно, кому оно попало. Я писал его Ликвидатору. Другой человек вряд ли поймет, о чём идёт речь.

– Вы зашифровали текст?

– Нет, Скорцени. Я написал несколько специфическое изложение. Не стоит пока говорить на эту тему.

– Не стоит, так не стоит. – Скорцени закрыл папку и положил её на колени.

– Как ты относишься к провалу операции полковника Дубины? – Муссолини прищурился и пустил клуб дыма, наблюдая за помощником.

– Я думаю, это было запрограммировано и детерминировано организацией его спецслужб.

– Детерминировано? Ох, Скорцени… Ты прав, прав и прав. Но только в том, что всё было запрограммировано. Организация работы тут ни при чём. Ликвидатор просто не мог попасться на такую дешевую приманку, как собачьи прививки.

– Тем не менее, своему псу он прививку сделал.

– Он издевался, я думаю. Показал свой уровень.

– Да? А я думал, переживал за собаку.

– Я так не считаю. Итого: по писателю никакого продвижения нет. Пытать мы его не можем, а жаль. Может, купить?

– Шеф, мы же пробовали.

– Он не взял живые деньги. Давай пообещаем издать в Италии его книги.

– Можно попытаться. Но, мне кажется, он немного двинутый и ничего не получится. Писатель в себе – тяжёлый случай.

– Скорцени, а где ты видел не двинутых писателей? Их просто нет в природе. Писатели все полностью в себе, или не в себе – это аксиома. Надо попытаться сыграть на его ненормальности.

– Как, шеф?

– Да вот я и размышляю. Денег он не взял. На тираж в Италии, думаю, тоже не поведётся. Сложный случай. – Бенито поставил пустую чашку и откинувшись в кресле, заложил руки за голову. – Что у него может быть общего с Ликвидатором? Что может быть общего у этого недоделанного идеалиста, этого инфантильного полудурка с таким профессионалом и опытным по жизни человеком, как Ликвидатор? – Муссолини задумчиво смотрел на помощника.

– Может быть, их притягивает сила противоположности?

– Хм… Скорцени… Я не ожидал от тебя такого разумного психоанализа. У меня возникла такая же мысль. Да, их притягивает сила противоположности. Но всё равно, – заявляю как человек изучивший принципы философии, – пограничная, общая и равноментальная зона есть. И её необходимо определить, мимикрироваться под неё и выйти на связь с Ликвидатором от имени писателя.

– Ох, шеф… Это маловероятно.

– Я знаю. Но напомню, что сама жизнь маловероятна. Наш с тобой разговор маловероятен. Маловероятно, что через минуту мы не будем покойниками. И вообще, страшно удивляюсь, что ты и я появились на свет и, что ещё поразительней, дожили до этого разговора. Вопросы есть?

– Нет, шеф. Я вас понял.

– Вот эту его ненормальность мы и попытаемся использовать в своих целях.

– Какую, шеф?

– Ту, что он до сих пор живой. Это о чём-то говорит.

– Ох, шеф, я вас не очень понимаю!

– Если он живой и пишет – значит это кому-то нужно. Жизнь самодостаточна. Скорцени, неужели ты не заметил? Неужели ты не заметил, что умирают, а вернее – уходят, люди, у которых закрыто будущее; которые отработали свой ресурс; которые двинулись не по тому пути или, наоборот, – по слишком правильному пути, в сравнении с тем, которым следует двигаться, ориентируясь на Божий план. Это включает в себя и звёздный час и мрачный, тупой миг, когда ясность детерминированного негатива становится абсолютной и жалит сама себя, как взбесившийся скорпион. Ты меня понял?

– Ох, шеф. По моему, нет.

– Ну, ничего. Незнание увеличивает плотскую радость и любовь к жизни. Забудь то, о чём я только что говорил.

– Хорошо, шеф. Забыл.

– Но про писателя помни! Мы должны выяснить, кому нужна его деятельность и его книги. И очень быстро. Немедленно. Мы в цейтноте! Продолжай контролировать слежку за ним и взламывать пароль почтового ящика. А я займусь подготовкой атаки на его психику. И я не буду Муссолини, если этот поэт не станет писать стихи под мою рифму! Осталось чуть больше 72 часов до пуска заряда. Не знаю, как это будет выглядеть. Увидим с Крещатика.

– Может быть, на левом берегу? В районе Дарницы или Троещины. А, возможно, на Борщаговке? Или вот, – Пуща-Водица. Очень хороший райончик для нейтронного заряда. Или в Бортничах. А, возможно, в Вишнёвом?

– Нет, Саша, – терпеливо ответил Седой на размышления Маринина, где спрятана ядерная бомба. – Чекисты не были остолопами. Заряд установлен в кварталах старого Подола. Короче, в нашем районе. Где-то в километре от Киево-Могилянской академии. Прощайся с родным краем. Если уничтожить Пущу-Водицу, Киев останется на месте. А без Подола и без Крещатика это уже будет радиоактивная деревня с минимальным прожиточным уровнем. С нулевым.

– Откуда ты знаешь, что бомба здесь, у нас? – мрачно вопросил Моня, закурив папиросу.

– Сообщил полковник. А к нему эти весёлые новости пришли из Москвы, от своего однокурсника по академии. В архиве КГБ нашли данные о мощности заряда и не уточнённые координаты его установки. Более точная информация уничтожена при передаче власти Советским Союзом России. Вот так, Саша. Такие пироги, – сказал Седой и кинул в рот жевательную резинку. Он недавно бросил курить. Добавил: – У итальянцев точно такая же информация по поводу места установки заряда. Но они её достали через агентурную сеть семи стран потратив кучу денег на перекупщиков архивных данных. Этот Бенито очень удивлялся, когда узнал, что мы тоже имеем туда доступ. Всё-таки эти итальянцы хоть и нормальные парни, но всё равно европейцы. Ни фига не врубаются, как мы здесь ведём дела. Он меня спрашивает – неужели у Сопротивления есть своя внедрённая сеть в российской ФСБ и СВР? Ну что мне ответить этому Бенито? Он не понимает, что ФСБ, КГБ, МВД, как и АБВГД, просто алфавитный набор для наших ребят. Главное – отношения.

– Да, – согласился Моня. – Текст, он и есть текст. И всё. С этого тезиса, как сказал бы Дубина, начинаются настоящие уроки. Римляне на Подоле пропали бы от дезориентации. Я уже не говорю про немцев. А об англичанах и американцах вообще молчу.

– Угу, – продолжая жевать резинку сказал Седой. Пожаловался: – Курить хочется. Бросить пить – тьфу, и точка. А вот курить… Мда… Наркотикс…

Помолчали, каждый, думая о своём. Подчинённые полковника Дубины находились в машине на двадцать четвёртом километре Кольцевой дороги, спрятались в кустах бузины. «Шевроле» Седого был едва виден, укрытый предутренней мглой. Часы показывали две минуты четвёртого.

– Вова, где же Бруклин? Уже две минуты в плюс. На него не похоже.

– Жди, будет, – отрезал водитель автомашины.

Штаб Сопротивления выработал решение направить в отдалённый уголок Украины отряд. Была поставлена задача – выйти на представителя Политбюро, местонахождение которого было вычислено лично Бенито Муссолини методом «игры» в Интернете, а именно – «возбуждением ассоциативных реакций у определённого слоя интеллектуального меньшинства посредством публикации философских эссе, камуфлированных под репортажи с реального места событий». Это была его собственная формулировка. Итальянец сумел убедить Дубину в реальности человека общавшегося с ним через компьютер и не подозревавшего, что ведёт диалог с «генетическим бандитом». «Туфта, но на 50 %», – резюмировал Муссолини реальность представителя Политбюро и рекомендовал пробу «контакта» прогнозируя не очень большие жертвы и подчёркивая, что почувствовал в собеседнике сицилийскую ментальную составляющую. «А активный сицилиец убивать просто так не будет», – успокаивал Бенито Дубину. «Во всяком случае, раньше, чем обстоятельно не побеседует».