В коридоре стал шире проход. Потянуло свежим воздухом. Снова над головой стали носиться летучие мыши. Вова Седой спросил у Парковщика:

– Серёжа, как рука?

– Болит. Но терпимо. Леся хорошо перевязала. Она захватила в автобусе аптечку.

Шли дальше. С потолка капала вода. Дорогу перебежала крыса.

– Саша, а куда ведёт этот старинный коридор? – спросила Леся у Мони.

– Сталин знал. Но он умер.

– Так ты тут тоже в первый раз?

– Естественно. Я же не похож на сумасшедшего, который сам лезет в могилу?

– Да нет, не похож.

– Вот я и не лез.

– А бабка лазила?

– Военная тайна.

– А она жива?

– Аналогично.

– Чего ты меня так не любишь?

– Я не люблю СБУ.

– Но… Я ведь тебе говорила.

– Давай закроем тему. Ты лично мне нравишься. В вот тему – закроем.

Коридор закончился круглым залом, залитым призрачным светом электрических ламп, горящих в половину мощности. По периметру зала темнело семь дверей. Над каждой дверью висела табличка с семизначной цифрой. Пол был ровный, залитый бетоном. В центре зала стоял круглый стол из металла. И всё.

– Мда… – сказал Седой. – Камера инквизиции. Очень похоже.

– Давай присядем, – проговорил Длиный. – Меня уже ноги не держат. Плевал я на инквизицию.

Все согласились. Упали на пол, тяжело дыша. Было ясно, что путь пройден немалый.

– Моня, что за дверями? – спросил Седой.

– Откуда я знаю?

– А бабка?

– Понимаешь, я её почти никогда не слушал. Она всё меня учила, учила… А я ничего не запомнил. Теперь жалею.

– Но код-то запомнил?

– Я его учил год.

– Ох, Саша. Хоть не забудь его. Может, придется идти обратно. Двери, как я вижу, закрыты.

– Откуда ты знаешь? Сейчас проверим.

Моня поднялся и стал проверять двери. Седьмая поддалась и со скрежетом открылась. Там виднелась винтовая лестница.

– Пожалуйста, господа, – шаркнул ногой Маринин. – Путь можно продолжить.

– Моня, слазь-ка ты туда сам, чтобы не гонять по этой лестнице людей в полной экипировке. Оставь весь груз здесь, а мы тебя подождём.

Моня согласился и, взяв с собой один пистолет, стал подниматься по лестнице. Были слышны его шаги, которые вскоре затихли. Француз вытащил сигареты. Закурил. Сказал:

– Попали в дерьмо. Хуже, чем в Алжире.

– Попали, – согласился Димедрол. – У меня, кстати, сегодня вечером должно было быть застолье. День рождения. Сорок пять лет.

Все посмотрели на Димедрола.

– Дима, – сказал Седой. – Ты мой друг, но я поздравлю тебя на свободе. И, наверное, тогда у тебя этих дней будет два.

– Это точно, – поддержал Парковщик.

– Да уж, – неясно согласился Донцов.

Загудела лестница от шагов возвращающегося Мони. Он прыгал через три ступеньки, и грохот стоял невыносимый. Доскакал до последней и выпрыгнул из двери.

– Есть выход, – сказал.

– Куда? – спросил Француз.

– Вы не поверите. Ха! Бабушка, наверное, меня сильно любила. Выход есть. В Киево-Могилянскую академию. В центральный актовый зал.

– Объясните, пожалуйста, в чём причина такой эскалации активности?

– Наша агентура, вся до единого, передала через резидента, – полковника Дубину, – что в Киеве началась зачистка русскоязычного населения. Эпицентр, или, так сказать, катализатор событий находится на Подоле, неподалёку от Контрактовой площади, в восточном секторе города, где постоянно идёт проверка патрулями людей, разговаривающих на русском языке. Есть там такой райончик, «пятак» называется. На нём, на этом «пятаке» расположено кафе «Экспресс», в котором постоянно встречаются наши информаторы с Дубиной лично или его помощниками. Прикрытие идеальное – там полно бомжей. Вот поэтому район всегда под нашим ежеминутным контролем. События развивались так: американский спецназ спровоцировал, – причём, подчеркиваю, умышленно, – негативное отношение к себе местного населения. – Генерал на минуту умолк. Главнокомандующий спросил:

– И что? В чём выразился этот негатив?

– Ммм… Капрал, командир патруля, выстрелил в людей с Подола. И не попал.

– Ну?

– А те попали. Подчёркиваю, это была самооборона в своём классическом виде.

– Видеозапись есть?

– Нет.

– Почему?

– Технический сбой, камера вела запись чуть левее событий. Звук есть, картинки нет.

– Понятно. Продолжайте. После этих событий граждане Подола были вынуждены попытаться скрыться от возможных репрессий. За ними организовали погоню, используя тяжелую бронетехнику. Танки «Абрамс» на Крещатике стреляют в русскоязычное население – это вам не кажется несколько необычным явлением? Мы решили, что это нарушение паритетного договора и предприняли ответные, и подчеркну – абсолютно адекватные меры. Группировку «Абрамс» уничтожили.

– Где она базировалась?

– На Софиевской площади.

– Мда… Собор хоть цел?

– Кирпичик не упал.

– А памятник?

– У нас применялось высокоточное оружие. Не пострадал ни один человек из гражданского населения. Мусора, правда, много осталось.

– Генерал, шестнадцать сбитых самолётов какое имеют отношение к Подолу?

– Прямое. Они пытались уничтожить группу наших штурмовиков.

– Да, логично. Хотя немного неудобно перед американцем. На Балканах идёт реальная война, а в Киеве, вроде бы де-юре мир.

– Де-факто, как вы видите, имеет отличия.

– Да, генерал. Имеет. Хорошо, оставим дело как есть. Насколько я понял, у нашей авиации потерь нет?

– Ни одного самолёта.

– Подумайте, как наш отряд МиГ-37 перебросить из Прилук на Балканы. Срок аренды базы в Прилуках скоро заканчивается, а что впереди – не совсем ясно. И. Активизируйте действия в районе Сараево и Дубровника. Вот это и есть наша главная цель. Сербы должны вернуть себе свой статус. У них его отобрали силой, придётся силой и возвращать. А дёргать Киев особо не стоит. Сегодня в девять вечера собирается Совет Безопасности. Я прошу вас присутствовать. Опишите, как начала развиваться ситуация, которую мы наблюдаем сейчас.

Штурм Киево-Могилянской академии всё время откладывался. Несколько раз приходил информация, что внутри здания остались заложники. После того, как при попытке проникнуть внутрь через окно, оттуда вылетел ПТУР и уничтожил стоящий на Контрактовой площади бронетранспортёр, американский спецназ не пытался даже проникнуть на первый этаж. Стало ясно, в здании держит оборону серьёзная группировка, а не уличные грабители банков.

– Сэр, как вы считаете, сколько там повстанцев? – спросил англичанин в звании полковника, командующий войсками, оцепившими академию, у своего заместителя, лысого капитана в чёрных очках.

– По нашим данным их около двухсот. От силы триста. Не совсем ясно, каковы их требования и цели, но продержаться они могут долго. Сэр, вы же знаете, что произошло. Это было ещё до вашего прибытия. В первом же бою, при попытке приблизится к зданию, погибло сорок четыре наших солдата. Это немыслимо! Киев бьёт рекорды! Такого не было в Ираке! Сорок четыре! Плюс девяносто два раненных.

– Мне не совсем ясны причины таких невероятных потерь, – ответил полковник, куривший трубку и мрачно глядевший на здание академии. – Мне очень, очень не совсем ясно.

– Мы не ожидали такой силы огневого удара. По информации осведомителей, в здании появился человек с автоматом. Ну, командир дежурной смены гарнизона решил, очевидно, сделать что-то вроде учений для солдат НАТО. А заодно и попугать потенциальных недоброжелателей. Провели эвакуацию студентов и три роты спецназа двинулись, – ну, типа перебежками, для эффекта зрелища, – к академии. Тот отряд, который атаковал перебежками со стороны улицы Межигорской, и пострадал. В него стреляли в упор, с двадцати метров из, минимум, шестнадцати пулемётов и десяти гранатомётов. Наши бойцы поставили дымовую завесу и срочно отошли, унося раненых. Никто не ожидал, что это будет Подольское Ватерлоо. В этом здании сидят серьёзные люди. С ними нужно разговаривать. Они выкинули обмотанный поролоном мобильный телефон.