— Ну ладно, тогда ступай туда и убедись сама, — предложил он. Накинь только халат. Не хочу, чтобы ты появлялась в таком виде в общественных местах, — расхохотался он.

Но тут же, видя выражение её лица, оборвал свой смех и, обняв жену, нежно привлек к себе.

— Дорогая, ты действительно хочешь, чтобы я сходил к гаражу?

Она не удостоила его ответом.

— Так я стрелой слетаю туда сейчас же.

— Ну, если ты и впрямь уверен, что дверь закрыта…

— Абсолютно!

— Да, тогда мне, видно, и в самом деле все это приснилось.

Но она так не думала, поскольку была убеждена, что явственно что-то слышала. Но был ли то шум от ворот гаража?

Они вернулись в постель, и на какие-то несколько минут все её тревоги улетучились близ этого мужественного и такого теплого тела. Вскоре муж задышал спокойнее, ритмично, и Дженис впервые с момента замужества вдруг испытала мучительное чувство одиночества. Но затем забылась сном в свою очередь…

Фредди Тисдейл, вооружившись масленкой, смазывал под внимательным взглядом Бенсона петли ворот. Свет в спальне потушили уже с полчаса тому назад, а улица выглядела совершенно пустынной.

— А теперь попробуй, — шепотом обратился он к Бенсону.

— О'кей.

Бенсон, соблюдая крайнюю осторожность, начал толкать так потрепавшую им нервы створку двери. На полпути она вновь скрипнула, но столь тихо, что лампа в спальне молодых супругов на сей раз не зажглась.

Они, поднапрягшись, выкатили машину на улицу, затем на автостраду, подальше от дома молодой четы.

— Вот это везуха! — возликовал Фредди. — Ключики-то он позабыл выдернуть.

Бенсон удовлетворенно хмыкнул, и они двинулись в путь. Метров через триста беглецы выехали на перекресток и свернули влево — на Лондон. При этом они посмотрели в обе стороны и справа, в направлении Стоука, заметили примерно в километре от себя красные и желтые огни, подсвечивавшие смутные силуэты людей и машин.

— А вот и заграждение, — процедил сквозь зубы Тисдейл. — А если бы мы поехали по той дороге!..

— Верно, но мы этого не сделали, — сухо обронил Бенсон. — Поедем с потушенными фарами. В случае другого заслона они не заметят нашего приближения, а у нас появится шанс вовремя остановиться и смыться.

Фредди промолчал.

Так и «ползли» они со скоростью в тридцать километров в час, не зажигая огней и не привлекая внимания обгонявших их изредка автомобилистов. Никто из них и не подумал остановиться, чтобы поинтересоваться, не нужно ли чем помочь.

Фредди, превосходно знавший местность, выбирал только второстепенные дороги, избегал крупных населенных пунктов, где можно было нарваться на полицейскую засаду, и к пяти добрался до предместий Бирмингема.

Фредди был уверен, что здесь он найдет укрытие у надежного человека. По меньшей мере, так он заверял.

В то утро Гидеон вошел в свой кабинет бодрым шагом. Почему? Он и сам этого не ведал. Может, причиной тому была поимка накануне двух беглецов? Или же восемь часов крепкого сна, которые он себе позволил? Если только это не объяснялось стыдливым румянцем на лице Пруденс, когда та увидела отца за завтраком? Она спросила его, нет ли чего новенького в деле Уильяма Роуза, но он подозревал, что, говоря это, она думала о ком-то другом. Гидеон подумал, а давно ли она знакома с этим Реймондом и дал себе слово лично навести о нем справки. Для того, чтобы убедиться, что это и в самом деле достойный молодой человек. Но он тут же успокоил себя, решив, что Кейт наверняка уже провела необходмую на этот счет работу.

— Привет, Леметр, — сходу бросил он своему заместителю, который в одиночку, сидя за своим столом, корпел над ночной сводкой. — Что-то не так?

— Как, и ты меня ещё об этом спрашиваешь? — вскинулся Леметр, вымученно рассмеявшись. — Одна морока, если хочешь знать. Вчера вечером опять вдрызг разругался с Фифи. Ей очень хотелось выйти в свет. А мне посидеть дома. Эх, Джордж, не ценишь ты своего счастья!

Семейные неурядицы Леметра были гораздо более серьезными, чем он себе их представлял, но Гидеон не считал своим долгом говорить ему об этом.

— Ничего, к вечеру все уладится, — отозвался он, чтобы полить хоть немного бальзама на его душу.

— Я порой задумываюсь, — протянул Леметр, — а что если… Впрочем, хватит об этом. Этой ночью сцапали Элдермена и Хуки. Совсем даже неплохо. Манчестерская полиция обнаружила кровь вперемешку с угольной пылью как на их одежде, так и под ногтями. Полагаю, теперь этих двоих нескоро выпустят. А всего, — продолжал старший инспектор, — в Лондоне, согласно рапорта, за ночь совершено двадцать девять преступлений и разного рода правонарушений. Задержано пять матерых рецидивистов, которые уже сегодня утром предстанут перед исправительным судом. Смедд — настоящий ас, этот парень, — выслал нам медицинское заключение на Уильяма Роуза в трех экземплярах. Мерзкая история в Сохо: проститутку полоснули лезвием по лицу. Ничего не попишешь присущий этой профессии риск! Еще одно неприятное происшествие в Уимблдоне: девчонка девятнадцати лет возвращается с танцев, ссорится с дружком, продолжает свой путь в одиночку, а в это время к ней пристают трое парней и пытаются изнасиловать. Иногда просто диву даешься — что там у некоторых типов в черепушках? Но девица оказалась не промах, защищалась, аки разъяренная тигрица, и отделалась всего несколькими царапинами. Ну и как, хорошенькое сегодня выдалось утречко, не находишь?

— Если не хочешь познать неприглядные стороны жизни, тогда чего же ты поступил на работу в полицию?

Гидеон начал просматривать прессу. В газетах четко прослеживалась линия на проведение параллели между «небрежностью», допущенной в тюрьме Милуэйз, и тем, что случилось в Брикстоне, где заключенный Эдмундсан покончил с собой. В печати разделывали под орех всю администрацию исправительных учреждений. Порядком доставалось и полиции. Ей ставили в вину то, что она не в состоянии выловить вырвавшихся на волю опасных преступникеов, хотя некоторые газеты с солидным тиражом и вынесли на первую полосу аршинные заголовки об "арестах Элдермена и Хуки".

Затем Гидеон прочитал подготовленный на его имя рапорт о ночных происшествиях.

Он сделал себе кое-какие пометки и прежде чем провести ежедневную оперативку, внимательно ознакомился с медицинскими заключениями в отношении Уильяма Роуза. Один из них составил семейный доктор Роуза, лечившей его много лет.

Выходило, ему стоило доверять.

Гидеон прочитал… и скривился.

На полях жирным красным карандашом были проставлены две буквы NB<$F<|>NB — сокр. латинское "Nota bene" (Заметь хорошо"). Памятка, служащая для того, чтобы обратить внимание на какую-либо особо примечательную часть текста.> с тем, чтобы привлечь внимание читающего к параграфу, где излагалось жестокое заключение.

"В возрасте от шести до одиннадцати лет этот ребенок отличался темпераментом, склонным к крайностям и насилию. Его мать обращалась тогда ко мне с просьбой провести соответствующее лечение, но было очевидно, что данный случай выходил за рамки компетенции районного врача. Насколько я понял, этот мальчик успешно прошел курс, прописанный ему психиатром, и вновь обрел душевное равновесие. Впоследствии я не раз интересовался его состоянием у матери, и та меня неизменно заверяла, что приступы у него полностью прекратились".

Интересно, интересно! Значит, он склонен к насилию? А если копнуть глубже, выяснится, что молодой Роуз был подвержен частым кризам буйного помешательства. Обычно ведь мать ведет сына к доктору только тогда, когда приступы станут по-настоящему опасными. Так что нет ничего удивительного в том, что Смедд пометил это место в документе «NB». Намерение доктора проступало уж слишком явно, когда он настаивал на этой истории с психическим расстройством. Он совершенно очевидно опасался, не болел ли в действительности его молодой клиент, и не сомневался в том, что аргумент о припадках преходящего безумия повлияет определенным образом на чашу весов правосудия.

Гидеон подметил, что Смедд умолчал, как по вопросу о посещении им кино, так и об «утере» ножа.