— Что-то ты припозднился, — сказал он совершенно спокойным голосом.

— Непредвиденные задержки в пути, — объяснил Спархок, входя в тепло натопленную комнату.

Кьюрик закрыл за ним дверь и задвинул засов. Спархок взглянул на него.

— Я надеюсь у тебя все в порядке? — совсем по-простому спросил он человека, которого не видел уже целых десять лет.

— Сносно. Снимай свою промокшую хламиду.

Спархок ухмыльнулся, сбросил седельные сумки на пол и расстегнул застежку плаща.

— Как поживают Эслада и мальчики?

— Растут, — Кьюрик забрал у него плащ. — Сыновья ввысь, а Эслада вширь. Сказывается деревенская жизнь.

— Ты всегда любил, чтобы женщина была в теле, Кьюрик. Наверное поэтому ты и выбрал ее.

Кьюрик что-то пробормотал и критически посмотрел на худобу своего господина.

— Ты, наверное, ничего не ел все эти десять лет, Спархок? — недовольно заметил он.

— Пожалуйста, не надо опекать меня, Кьюрик.

Спархок развалился на тяжелом дубовом стуле и осмотрелся вокруг. Пол и стены в комнате были каменными, низкий потолок поддерживали массивные черные балки. Огонь потрескивал в очаге, наполняя комнату танцем света и теней. На столе горели две свечи, освещая две узких кровати, составлявших остальную обстановку комнаты. Но особое внимание Спархока привлек полный набор боевых доспехов, покрытых сияюще-черной эмалью, которые висели на мощном крюке, вбитом в стену около окна. Внизу стоял большой черный щит с гербом рода Спархока — ястребом с распластанными крыльями и копьем, зажатым в когтистых лапах, а рядом со щитом — массивный меч в ножнах на серебряной перевязи.

— Ты забыл смазать их перед отъездом, — обвинительно заметил Кьюрик. — Мне понадобилась целая неделя, чтобы очистить их от ржавчины. Дай мне свою ногу.

Кьюрик стянул с ноги Спархока сначала один, а затем и другой башмак.

— Почему ты предпочитаешь ходить там, где погрязнее? — проворчал он, ставя ботинки к огню. — Я приготовил тебе ванну в соседней комнате. Разденься, я хочу осмотреть твои раны.

Спархок утомленно вздохнул и начал раздеваться с помощью своего старого друга и оруженосца.

— Ты насквозь промок, — заметил Кьюрик, прикасаясь к влажной спине своего господина грубой мозолистой рукой.

— Дождь иногда проделывает подобные шутки с людьми, — устало пошутил Спархок.

— Ты показывался хирургу? — спросил Кьюрик, легко касаясь широких багровых рубцов на плече и левом боку Спархока.

— Нет, случай не представился, и я предоставил ранам возможность затягиваться самим собой.

— Оно и видно, — вздохнул Кьюрик. — Ступай и залезай в бадью. А я пока приготовлю что-нибудь поесть.

— Я не голоден.

— Это и плохо. Ты похож на скелет. Теперь, когда ты вернулся, я не могу позволить тебе разгуливать в таком виде.

— Что ты все время ворчишь на меня, Кьюрик?

— Я сержусь на твое молчание, тревожившее и беспокоившее меня. Ты отсутствовал десять лет, и о тебе доходили только редкие слухи, да и те плохие.

Жесткий взгляд Кьюрика смягчился, и он стиснул плечи Спархока в грубоватом объятии, которое показалось бы человеку послабее скорее похожим на тиски.

— Добро пожаловать домой, мой господин, — голос Кьюрика дрогнул.

Спархок обнял старого друга.

— Спасибо, Кьюрик. Так хорошо возвращаться.

— Хорошо, — подтвердил Кьюрик, принимая свой обычный тон. — А теперь горячая ванна.

Он повернулся на каблуках и направился к двери.

Спархок улыбнулся и вошел в соседнюю комнату. Там он встал в обширную деревянную бадью и с блаженным вздохом погрузился в горячую воду. Десять лет он был другим человеком — человеком по имени Махкра, и даже горячая вода не смогла смыть с него этого второго «я», но было приятно смыть с себя хотя бы пыль той выжженной беспощадным солнцем земли. Моясь, он вспоминал свою жизнь под именем Махкры в городе Джирохе в Рендоре. Он вспомнил небольшую прохладную лавчонку, где, как простой нетитулованный торговец, Махкра продавал медные кувшины, засахаренные фрукты, экзотические благовония, а солнечный свет слепил и переливался на толстых белых стенах. Он вспоминал часы бесконечных разговоров в маленьком винном погребе на углу, где Махкра потягивал кислое смолистое рендорское вино и осторожно разведывал сведенья, изредка проходившие через его друга, пандионца сэра Уорена, сведения о вновь пробуждающихся эшандистских настроениях в Рендоре, о деньгах, тайно запрятанных в пустыне, и о действиях шпионов императора Отта из Земоха. Он вспомнил мягкие темные ночи, наполненные приторным тяжелым ароматом духов Лильяс, всегда сердитой и надутой любовницы Махкра. Каждое утро на восходе солнца он подходил к окну и смотрел на стройных женщин, идущих к колодцу.

— И кто же ты теперь, Спархок? — вздохнув спросил он сам себя. — Ты больше уже не продавец желтой меди, фиников и благовоний. А кто? Снова Рыцарь Пандиона? Чародей? Рыцарь королевы? Возможно и нет. Может, ты просто разбитый и усталый человек, за плечами которого слишком много лет, наполненных боями и схватками.

— Тебе не случалось прикрывать голову, пока ты жил в Рендоре, — сердито поинтересовался Кьюрик, появляясь в дверном проеме с халатом и грубым полотенцем в руках. — Когда человек начинает разговаривать сам с собой — это явный признак того, что он перегрелся на солнце.

— Сам посуди, Кьюрик, я так долго не был дома, мне нужно время, чтобы привыкнуть к нему снова.

— Вряд ли оно у тебя есть. Тебя кто-нибудь узнал в городе?

— Одна из жаб Гарпарина видела меня на площади около Западных ворот.

— Ну, раз так, то тебе необходимо завтра же быть во дворце и представиться Личеасу, иначе он перевернет весь Симмур в поисках тебя.

— Кто такой этот Личеас?

— Принц-Регент — незаконнорожденный сын принцессы Аррисы и какого-то подвыпившего моряка или, быть может, неповешенного карманного вора.

Спархок быстро сел. Его взгляд посуровел.

— Ты должен мне все объяснить, Кьюрик. Элана — законная королева, при чем здесь Принц-Регент?

— Где ты был, Спархок? С луны что ли свалился? Элана заболела месяц назад.

— Но она жива? — спросил Спархок, ощущая невыносимо щемящее чувство утраты при воспоминании о прекрасном бледном ребенке с печальными серьезными глазами, девочке, при которой он неотлучно находился все ее детство и которую он полюбил, хотя ей было всего восемь лет, и когда король Алдреас внезапно сослал его в Рендор.

— Да, — ответил Кьюрик, — она жива, хотя могла и умереть.

Он взял большое полотенце.

— Вылезай, я расскажу тебе обо всем, пока ты будешь есть.

Спархок кивнул и встал. Кьюрик вытер его полотенцем и помог надеть халат. В соседней комнате на столе уже стояла деревянная плошка, в которой дымилось аппетитного вида жаркое, рядом лежала большая голова сыра, пол-буханки темного крестьянского хлеба и кувшин холодного молока.

— Ешь, — не терпящим возражения тоном сказал Кьюрик.

— Хорошо. Но что же все-таки здесь происходит? — спросил Спархок, усаживаясь за стол и удивляясь внезапно проснувшемуся волчьему аппетиту. — И, пожалуйста, с самого начала.

— Хорошо, — согласился Кьюрик, нарезая толстыми ломтями куски хлеба. — Ты знаешь, что когда ты был сослан, всем пандионцам было приказано перебраться в их главный Замок в Димосе?

Спархок кивнул.

— Я слышал об этом. Откровенно говоря, мы никогда и не были в фаворе у короля Алдреаса.

— Это вина твоего отца, Спархок. Алдреас любил свою собственную сестру, а твой отец заставил его жениться на другой. Именно это и настроило Алдреаса против Ордена Пандиона.

— Кьюрик, недозволительно так говорить о королях.

Кьюрик пожал плечами.

— Теперь он мертв, и вряд ли мои слова смогут задеть его. А впрочем, его отношения с сестрой были общеизвестны. Бывало, дворцовая прислуга брала деньги с тех, кто желал посмотреть на Аррису, идущую в чем мать родила в спальню своего брата. Алдреас был слабый король, Спархок. Он был игрушкой в руках Аррисы и первосвященника Энниаса. Когда пандионцы были отосланы в Димос, Энниас и его приближенные получили полную свободу делать все, что им заблагорассудиться. Тебе повезло, что тебя не было здесь в эти годы.