– Ясно. Я наверху тебе ванну навел, Лизавета Петровна… – он переглянулся с Себастьяном. – А что, теперь мода такая, босиком в декабре ходить? Не замерзла?..

– Вот она пойдет и отогреется сейчас, да? – он кивнул мне в сторону лестницы. – Бежала, в чем была… – объяснил он Олегу, – Надо бы, конечно, подкупить шмоток… Но это уже завтра. Ладно? – снова повернулся ко мне.

– Ага… – я пожала плечами. «И не думала, что он собирается меня одевать. Неужели по магазинам повезет?»

– Ванная, как поднимешься – справа, – Олег показал на лестничный пролет. – Еду, вроде, через час должны привезти… Ты пиццу–то любишь? Рестораны только с утра заказы примут…

– Очень люблю! – я обернулась на вампира, думая, что тот не одобрит, но Себастьян только улыбнулся и покачал головой, в знак неодобрения, скорее, моей мнительности.

– Праздник никто не отменял…

* * *

Я приняла ванну. Пена, горячая вода… еще какие–то благовония… Я чуть не уснула там. Так было хорошо. Так не хотелось снова влезать в больничную пижаму, но больше ничего ведь не было. Одевшись, я снова спрятала за пояс дневник – единственную мою личную вещь теперь.

 В гостиной сидел только Олег. Я спустилась и села поближе к огню, чтобы быстрее высохли волосы. Опять оглядела картины… Снова в душе появилось это ощущение полета…

– А где Себастьян?..

– Уехал по делам каким–то. Сказал, что будет только к утру, и что ты можешь чувствовать себя, как дома.

– Ну, конечно… как дома… – я вздохнула, чем сильно удивила Олега.

– Как я понял, гостишь ты тут не очень… добровольно?

– Не совсем… – призналась я.

– Вообще, не припомню, чтоб Себастьян кого–то силой держал, так что, скорее всего, оно ради твоей же безопасности.

– Наверное. А вы… – я внимательно оглядела мужчину, пытаясь найти что–нибудь необычное в нем, – вы ведь не…

– Вампир? Да, Бог с тобой! Нет, конечно, – посмеялся надо мной мужчина. – Работаю я у него. Ну и… живу.

– Добровольно?

– Вполне. Слишком многим я ему обязан. Да и… сдружились мы как–то за десять лет.

– Десять лет?.. – я вдумалась в его слова. Наверное, когда началась их дружба, они выглядели ровесниками.

– Да. Десять лет… – Олег недолго молчал, видимо придаваясь воспоминаниям.

– По каким делам он поехал? Какие у него могут быть дела… – скорее, рассуждая вслух, чем спрашивая, буркнула я.

– У Себастьяна–то? Да дел у него хватает. Ты думаешь, этот парень банк ограбил? – мужчина повел рукой, показывая на богатое убранство дома. – На все это он заработал сам. В городе у него каждый вечер деловые встречи… то с художниками, то с местными властями, то с богемой этого захолустья… Короче, дел невпроворот. Все, как у людей. И закон мы чтим, мы оба… так что нечего тебе тут бояться, девочка.

– Кто он для вас?

– Друг хороший… неизлечимо больной, талантливый и работящий парень…

– Неизлечимо… больной?.. – я не поняла, что он хотел сказать.

– У меня после Афгана был друг… Двух ног не было у парня. Жили мы с ним пару лет. Я на руках его даже в сортир носил…

– А что потом случилось?

– Потом?.. Серега себе пулю в лоб пустил, не выдержал. Говорил, зачем такому воздух портить? Смысла–то в жизни не было больше…

Я представила себе, что бы чувствовала я, без обеих ног. «Наверное, сильному мужчине это гораздо сложнее пережить…»

– Вы считаете, Себастьян такой же несчастный?..

– Не то, чтобы несчастный. Он старается сделать все, чтобы жить, как человек. Но он может погибнуть от одной только вспышки ультрафиолета. Это – тоже инвалидность, поверь… с таким недугом жить очень непросто.

– Он же – демон, вампир! За счет других людей живет, как паразит. А вы его инвалидом считаете?..

– Сколько помню его, Себастьян не убил никого, ради себя или ради крови. Он работает… как и мы, люди. Он тратит деньги на «еду», как и мы. Творит свои «шедевры» и наслаждается земными радостями. Что ж ты на него так взъелась–то?

– Тратит деньги на еду. О «еде» этой, как о людях, не думают… Вы людей–то этих видели сами? Или Вы считаете, им это в кайф?!

Олег повернулся ко мне всем корпусом.

– До меня начинает доходить… Это за тобой он, что ли, на станцию доноров ездил?!

Я неуверенно кивнула, не понимая его странной реакции.

– Нет, он точно рехнулся… – проворчал Олег в пустоту.

– Это почему?

– Теперь такое поднимется… Там же крыша, не дай бог… Вампиры местные шкуру с него спустят… – он подпер лоб ладонью. – Что тебе не сидится вечно… – уже сам с собой ворчал Олег.

Из коридора эхом по всему дому разнесся звонок. Мужчина пошел открывать дверь. Только сейчас, когда он встал, я заметила кобуру у него на спине. Олег прошелся мимо окна, глянул во двор, и только потом вышел к доставщику пиццы. «Не знаю, как садовник, но охранник он, похоже, опытный…» – подумала я.

Мы ужинали в тишине. Олег был не на шутку взволнован поступком Себастьяна. Мне показалось, он начинает меня за это ненавидеть… «Из–за меня им обоим теперь грозила опасность! Но неужели от меня что–то зависело? К счастью, он понял, что лично я тут ни при чем».

– Я, конечно, не знаю, чего он добивается, но… – мужчина протер руки салфеткой и развалился в кресле. – Ты хоть понимаешь, что он для тебя сделал?

– Прекрасно понимаю. Он меня перекупил у этих торговцев жизнью… – я отказывалась признавать, что благодарна вампиру.

– Выкупил… – поправил Олег.

– Нет. Купил! – настаивала я, – Никто не говорил о моей свободе.

– Свобода – штука опасная. Тебя ведь ищут…

– Кто вам сказал? – я слышала об этом впервые, и, конечно, ему не поверила.

– Себастьян сказал. И я склонен ему верить, знаешь ли. И вообще, если кто–то продал тебя на станцию, нетрудно предположить, что у тебя есть враги.

– Зачем ему искать?.. – вслух рассуждала я сама с собой. – Неужели он уже знает… Откуда? Да бред это какой–то. Себастьян просто вам так сказал, чтоб вы меня не выпускали. Ему стыдно признаться вам, как другу, что он меня просто купил… для личного пользования. Мне, например, он сказать не постеснялся… Он не отрицал, что это – не благотворительное спасение.

– Ты лучше сама с ним поговори, и все выяснишь. Я думаю, он пока не уверен, что с тобой можно говорить откровенно, вот и… сказал то, чего ты больше всего ожидала от него услышать, – со своей несокрушимой позиции отвечал Олег.

«Бесполезно, – поняла я, – мне его не переубедить. Он непрошибаемый какой–то…»

– Где можно поспать? – спросила я.

Олег поднялся, провожая меня наверх. В одной из комнат он зажег свет и жестом пригласил войти. Достаточно современный интерьер, темная мебель, рассеянный по потолку, неяркий свет, кровать на небольшом возвышении, как на кафедре… чистая, удобная постель. Я вошла в комнату, и дверь за мной захлопнулась.

– Извини, конечно… – голос Олега из–за двери звучал виновато, но замок щелкнул. – Это только на сегодня, чтоб ты глупостей каких не наделала, – оправдался он.

Я не ответила. Кажется, даже сил возмутиться не хватило. Наоборот, я была заперта от них, значит – в безопасности. Я спокойно легла в постель, спрятала дневник под подушку. В комнате было тепло. Простыни пахли такой свежестью, будто их сушили на морозе. За окном повалил снег. Под одиноким фонарем во дворе медленно, сонно кружили хлопья… в электрическом свете они были ванильные, не белые… воздушные такие… как облака на картинах Себастьяна. Я закрыла глаза, представила, как бегу через огромное поле, на свободе, одна… ветер бьет по глазам. А над головой… одно из его небес, моё любимое, рассветное, алое, багровое, сиреневое… Яркое и такое сказочно–нереальное. Но я ведь знала, что такое бывает, видела в горах, в Альпах, в прошлый новый год… Я тогда плакала, не могла сдержать слез, вспоминала это его небо… Теперь мне стало понятно, почему его рассветы так чувственны. Он скучал по ним, по солнцу, по жизни своей скучал. Мне стало больно за него, представила, какая тоска его порой берет… Я достала дневник и открыла на самом начале, где красовался портрет Себастьяна, который я рисовала в мечтах о спасении. Захотелось закрасить волосы, но карандаша под рукой не было. Нарисован он был безалаберно, но то, что мне нравилось, я легко угадывала в этом карикатурном портрете. На бумаге он мне нравился больше, чем в жизни. С этим было проще разговаривать, ведь он всегда отвечал то, что я хочу слышать, а Себастьян… Гордый, самолюбивый, избалованный и спесивый… Никогда не угадаешь, что у него на уме. Толи насмехается, толи любуется. Порой смотрел на меня, как на ребенка, но говорил мягко, и я не могла обижаться. Я замечталась, но знала, что при встрече снова буду злиться, грубить и обижаться. Какая–то внутренняя защита мешала мне воспринимать Себастьяна, как обычного собеседника.