– Я же сказал ей, сказал! Что ж такое–то… – его истерические вопли наводили на меня тоску.

– Не в этот раз, так в другой… – лениво отвечал солдат с соседней койки, – При чем тут ты?.. Ни хрена тут от тебя не зависит, Макс…

Я снова пошевелилась и, превозмогая помутнение, приподнялась с подушки. Дождалась, пока утихнет «песчаная буря» в голове, и открыла глаза. В палате снова было светло. Дневной свет. «Наверное, у них какие–то системы на окнах…» – подумала я.

– Лиз, ты как? Я просил, чтобы Дока позвали, думал, ты не проснешься… без его помощи, – Макс подскочил ко мне, чуть ли не танцуя от переживаний. – Но они не стали его звать… – трагично закончил он.

– Я… в порядке. Не переживай.

– Я же сказал тебе! Я кричал, чтобы ты не ходила одна! Я пытался… тебя остановить, – не унимался Макс. Казалось, он вот–вот расплачется от сострадания. – Здесь нельзя… ходить поодиночке.

– Теперь я это знаю… – я даже попыталась улыбнуться, чтобы он не так расстраивался.

– Хочешь, я еще раз попробую вызвать Дока?..

– Не нужно, Макс… Спасибо, – я устала держаться на руках и опустилась на подушку. – Лучше скажи, я теперь стану… такой же, как они?

– Никем ты не станешь. От того, что он пил тебя… ты только восстанавливаться будешь дольше, чем от иглы… – по–своему обыкновению, ответил чеченец, хотя его не спрашивали. 

В тот день никто не приехал. Ничего не произошло больше. Я спала по полчаса, просыпалась от боли, и снова засыпала. Андрея не было. И тогда я подумала: «Ведь это Док мне сказал, что Андрей приедет. Вроде как передал его слова, но откуда мне знать, как оно было на самом деле?! Он, конечно же, придумал это все. А может, они его вообще убили?.. Или посадили так же «на иглу», но где–нибудь на другом этаже… В общем, верить словам доктора было глупо с моей стороны…» И мне стало страшно. Именно тогда, когда я, наконец, осознала, что никто за мной не приедет, не спасет, и что я… навсегда останусь здесь. А еще, меня не покидало чувство… такое странное чувство, когда я вспоминала момент укуса… будто что–то подобное уже было! Я даже вспомнила, почему мне так показалось – я видела сон очень давно. Мы еще жили в другом городе. Я училась в школе. Этот сон я помнила всю жизнь, такой реалистичный, четкий по ощущениям… Будто один мой знакомый… (он ужасно нравился мне тогда) пригласил меня домой. Мы очень подружились. Пили что–то, даже танцевали… потом целовались… а потом эта боль, страх… Почти все так, как было со мной несколько часов назад. В этот раз, правда, наяву, и гораздо больнее, страшнее, да еще и чувство мерзости, грязи… во сне такого не было. Помню, что заболела после этого сна. То ли гриппом, то ли ангиной… В общем, это был «лихорадочный сон», так что я не удивилась.

На ужин я не пошла. Зато Макс принес мне много всего вкусного. Я поела прямо в постели. Здесь не ложились спать рано, но те, кто ослаб по известным причинам, уже спали. А мы – Макс, я и Леша просто валялись на кроватях и болтали в полголоса. Они рассказывали мне о том, что им обоим тут нравится. Я слушала. Было уже не так тошно. Просто никак. Я просто перестала думать о жизни, о будущем. Думала о насущном, о ближайшем, о том, как все здесь живут. Послушать их, так здесь просто дом отдыха!

– Душ через день?.. – переспросила я.

– Да. Нет, ну, если ты болеешь… или долго восстанавливаешься, то реже конечно. Как будешь на ногах стоять – иди.

– Ну, это понятно. А что насчет развлечений?.. – я заметила, как они оба заулыбались, и тоже улыбнулась.

– Ну, у нас свои развлечения… Мы с Лехой ждем праздников…

– Ты о чем–нибудь можешь думать, кроме этого? – поддел его солдат, хотя тоже смеялся.

– Ребята, вы увлеклись! А для всех остальных тут разве ничего не предусмотрено?.. – я смеялась вместе с ними, думая, что они говорят о выпивке.

– В холле телевизор. Можешь хоть сейчас пойти посмотреть. Иногда можно заказывать диски с фильмами, но это через Дока… Если с ним договоришься, – Макс снова стал почти серьезным. – Шахматы, приставки… книги. Библиотека там же – дверь направо от комнаты отдыха. Фонотека… но там классика, в основном.

– Мммм! Классика! Это здорово… – обрадовалась я. – Так, а что у вас тут по праздникам?.. – я оглянулась на чеченца. Тот отвернулся на Макса.

– Ну, во–первых, скоро Новый год. Перед этим праздником прекращаются заборы за две недели. Это чтоб всем можно было пить… Во–вторых…

– Дай угадаю! Во–вторых – можно пить! – засмеялась я.

Макс смущенно, низко захихикал.

– Да. Еще… Ну, на самом деле, весело тут на Новый год. Чувствуется, что праздник. Елка, шампанское… и все такое.

– Да… здорово… – я вздохнула так грустно, что комок опять подступил к горлу. А ведь это будет первый Новый год без мамы… И дома, с Андреем я бы не хотела его встречать… Хотя, здесь я хотела его встретить еще меньше.

– Как себя чувствуешь?.. – побеспокоился Макс.

– Нормально.

– Что, и не болит?.. – удивился он.

– Болит, конечно! Просто… не думаю об этом и забываю время от времени, что болит… Уже меньше. Просто тянет и чешется. Но я… даже прикасаться боюсь, не то, что чесать.

– Не трогай. На самом деле… пока лучше не трогать, – Макс с таким пониманием дела говорил, что мне стало любопытно.

– Тебя тоже кусали?.. – я поморщила лоб.

– Это называется: «Пить». Меня, конечно, пили. Это – местное «посвящение». Здесь… все ими отмечены. У охраны такое правило. Наверное, чтобы боялись…

– Да нет, скорее, они это от скуки придумали… – отозвался чеченец.

Макс склонил голову набок и показал мне две бледно–розовые точки на своей толстокожей шее.

* * * 

Дальше тянулись дни. Один был похож на другой. Единственное, что изменялось, моё «приживание» в этом мирке. Каждый день я обследовала комнату отдыха. Нашла несколько хороших книг. Когда поправилась, побывала в душе. С домашним было не сравнить, но было вполне сносно. Горячая вода, шампунь, гель. Еще мне выдали предметы первой необходимости… которые обычно берут из дома: мыло, полотенце, щетка, тапочки. Как говорил Макс – «все, что нужно». Только мне было нужно совсем другое! Свобода, любовь, жизнь без этой мерзости и грязи… Чтобы не нужно было привыкать к страху, к боли, к порабощению… Мне так хотелось чувствовать себя человеком!.. а не скотом, не глупой индейкой, которую кормят лишь из корыстных целей, чтобы жила и давала… то, что дает… чтоб не загнулась раньше времени. Док больше не пытался со мной шутить. Он старался вообще со мной не разговаривать. Охранники больше меня не трогали. Мне сказали, что они обычно после «посвящения» не трогают. Но я, конечно, больше не ходила одна, и все равно старалась не приближаться к ним. Так прошло две недели. Это был самый короткий срок восстановления. Обычно давали дольше, но… Док потребовал, чтобы я явилась к нему вечером.

– Не злись, – как всегда, успокаивал меня Макс, – наверняка его сверху приперли к стенке. Он сам никогда так не поступил бы. Он за тебя очень беспокоится…

– И… как он это делает?.. – я застилала постель после обеденного отдыха, и остановилась, села на кровать, глядя на Макса искоса.

– Он все время спрашивает о тебе. Как ты переживаешь, на что надеешься…

– И ты, конечно, все ему сливаешь! – я была зла. Вот теперь! Не на доктора, на Макса. «Солдат был прав. Мой друг действительно оказался слишком болтлив».

– Да я просто… просто говорил, что ты, вроде, успокаиваешься, в себя приходишь… – виновато пожал плечами толстяк.

– Что еще?! – потребовала я.

– Лиз, не кричи, пожалуйста… Я ничего такого не сделал, вроде…

– Конечно! Только то, о чем он боялся меня спросить, ты ему выдавал по полной! Ты… ты – просто стукач, Максим…

– Да–а–а–а… – укоризненно протянул Леха, кивая Максу, подтверждая мои слова.

Я вышла в коридор и прогулялась до комнаты отдыха, чтобы не видеть его вечно виноватое лицо. В зале было много народу. Мест почти не было. По телеку смотрели какую–то черно–белую муть про войну. И я решила все же идти в процедурный. «Чему быть, того не миновать… И ничего, что раньше напол часа. Подожду. Или он поторопится… – я подошла к дверям. – Черт… В конце концов, они не будут «пить», если я иду на забор… Или будут?» В коридоре появился Леха со своим костылем. Он заметил мое замешательство.