Николай и его ученики любили свою студию. Она действительно была лабораторией живописи. Здесь он мог со своими студийцами свободно творить, дерзать, мыслить. Он, как и многие художники, считал, что революция сегодня дает возможность художнику раскрепоститься и стать внутренне свободным. Это все, в принципе, отвечало его мышлению, его духу. Его эмоциональный характер, тонкий, чувствительный ко всему, был очень близок к природе и, как она, вмещал в себе все противоречия жизни. Он твердо верил. что свершившаяся революция должна принести свои положительные результаты в жизни общества в целом и в искусстве в частности. Это были его глубокие убеждения. И действительно, в послереволюционное время, то есть в 20-х начале 30-х годов, происходил перелом в искусстве и мучительная переоценка ценностей. Можно смело сказать, что это время было его и он чувствовал себя в нем как творческий человек в своей стихии.

Между тем работа в студии продолжалась интересно и эмоционально. Однажды неожиданно для себя он получил свой первый серьезный заказ сделать театральный портал для Рязанского театра, который ярко освещенный будет висеть над занавесом прямо перед зрителями. Заказ был интересен, но сложен. Начались приятные волнения, раздумья, поиски. Спустя некоторое время было найдено решение: сделать композицию на декоративный мотив, так чтобы она украшала зал и органично вписывалась в него. Он написал герб молодой республики в своей интерпретации, поскольку окончательно герб еще не был утвержден. На фоне театральных цветных тканей он написал слово "РСФСР" ярко-оранжевыми буквами, расположил их вокруг герба, и они, как фанфары, зазвучали, извещая о рождении молодой республики. Все было ярко, красочно, декоративно. Эскиз портала был одобрен заказчиком. Окончательная работа выполнялась уже всей студией, была выполнена на высоком профессиональном уровне и сдана в срок. Портал повесили, как и предполагалось, над занавесом сцены театра. Так он висел много лет, вплоть до реконструкции театра. Каким-то чудом сохранился эскиз, и позднее Николай Степанович выставил его на своей персональной выставке в Москве (1978). Затем его приобрела Третьяковская галерея.

Вскоре он получает еще один заказ: написать портрет К. Маркса для здания бывшего дворянского собрания. Сделать надо было срочно, чтобы успеть к началу большого совещания работников пропаганды и агитации. Причем нужно было создать такой портрет, чтобы он давал ощущение современности и величия идей вождя. 3адача была далеко не из легких. Николай решил выполнить портрет одной темно-коричневой краской, без всякого украшательства, чтобы тот производил впечатление величественного памятника. "Самое главное,думал он,- это глаза. Они должны быть притягивающими, как живые, как бы говорящими со зрителем".

Портрет был написан в срок. Все единодушно говорили, что работа удалась. Портрет смотрелся как живой, особенно издали и в большом белом зале.

Николаем был задуман альбом "Рязань на яру" с его гравюрами и стихами молодого поэта. К сожалению, этот поэт трагически погиб от бандитской пули - шел 1921 год и продолжались классовые бои. Николай был потрясен этим событием и уже не смог продолжить работу. Остался только эскиз обложки задуманного альбома.

Жизнь продолжалась - продолжалась и работа. Он со своими учениками продолжал с энтузиазмом трудиться в своей лаборатории. Одно было плохо - не хватало времени, ведь художники в основном были из солдат и находились на военной службе, но все они были влюблены в свою работу, и им казалось, что именно здесь, в студии, они делают открытие за открытием, что это самое интересное и прекрасное время в их жизни. И действительно, это была юность, а юность - это всегда романтика, фантазия. В студии был даже свой гимн художников-трошинцев, написанный молодым поэтом Борисом Кисиным, братом погибшего Вениамина. Вот некоторые слова из этого гимна:

Не курить и не пить,

На базар не ходить

На базаре соблазн стережет.

И романсов не петь

А не то весь талант пропадет...

И последние строки:

Спать на голых досках,

Кисти, краски в руках,

Нам этюдник под щеку подушка.

Мы художников рать,

Мы идем созидать,

И никто наш союз не разрушит.

Как-то студию посетил любимый художник Николая Ф. А. Малявин. Из воспоминаний Николая Степановича: "Он пришел, когда я уже написал портрет Филимона Демина и несколько других больших портретов. Стал внимательно их просматривать, а потом произнес целый монолог в мой адрес:

- Какой же ты, однако, смелый художник! Ты не боишься цвета, берешь краски во всю силу - берешь пятном. Это хорошо. Но почему у тебя на лице мужика зеленые и фиолетовые пятна? Я до этого еще не дошел, хотя очень люблю цвет. Это тебя уже захватили новые течения. Хотя в результате, особенно издали, все это смотрится буйно, цельно. Но помни, Николай: эти течения легко могут увести тебя от настоящей живописи. Надо иметь величайшее чувство меры, иначе будет только формализм. Хорошо, что по природе своей ты не иллюстратор, а живописец. Пиши настоящие картины, чтобы они захватывали сердце, душу, а не только ум. Ты в портрете размахнулся сильно, может быть, так и нужно писать. Этот мужик современный - не покорный, а дерзкий и торжествующий. Сделано все с большим чувством. Что ж, Николай, силища у тебя громадная, только не растрать ее по пустякам. Слушай всех, но делай по-своему. Держись за рисунок - он держит самый буйный цвет, как узда разгоряченного коня, и все будет прекрасно. Сейчас слишком многое отрицают. Они думают, что разрушают старое, но часто поднимают руку на прекрасное. Да, конечно, ты живешь в очень трудное для искусства время, но держись, не сдавайся. Я верю, что ты сможешь сделать замечательные вещи. А вот краски у тебя неважные, хотя видно, что ты их сам трешь. Все дело в пигменте, а он у тебя малярный. Из таких красок выжать силу цвета трудно. Заходи ко мне - я дам тебе немного заграничных... Для твоей работы, для твоего размаха нужны отличные краски".

Малявин закончил свою речь, а Николай еще долго находился под ее впечатлением. Он был поражен оценкой своих работ и добротой Малявина. Через несколько дней он пришел к Малявину, но тому было не до гостей: его жена и дочь заболели гриппом ("испанкой"). У них была высокая температура, болезнь протекала очень тяжело. К сожалению, разговора не получилось, Малявин только передал Николаю обещанные краски. Творческого разговора так и не состоялось. После того как жена и дочь поправились, семья Малявиных переехала в Москву. Там Николай решил снова навестить Малявина - и опять неудачно, тот собирался в Париж со своей персональной выставкой. Весь коридор был заставлен ящиками с упакованными картинами. "Возвратится ли он?" - мелькнула тревожная мысль. Тогда уже нередки были случаи невозвращения из творческих поездок за границу. "Нет, Малявин истинно русский, настоящий художник, со своей единственной темой. Конечно, вернется!" А Малявин, как будто угадав его мысли, сказал, что непременно скоро вернется и они вместе поработают - ведь у него так много интересных задумок. На этом они простились - как оказалось, навсегда.

Николай потом часто вспоминал это прекрасное время, вспоминал своих учеников. По-разному сложились их судьбы. Некоторые продолжили свое образование в Москве и стали художниками профессионалами. Немалую роль в их творческой жизни сыграла лаборатория живописи, руководимая Николаем. Не терял он связи и со своими друзьями в Москве, с которыми учился у Машкова.

Однажды он получил приятное известие от своего московского друга молодого художника Василия Ефремова. Тот сообщал, что в мастерской Машкова побывал Луначарский, который отобрал несколько картин для музея. Среди них - три работы Николая. Конечно, молодому художнику это весьма польстило.

Не забывал он и своих рязанских друзей. Там его очень уважали, дорожили его мнением. Как-то двое его знакомых, убежденные левые, попросили его посмотреть их работы и высказать о них свое мнение. Он смотрел внимательно и доброжелательно, но после просмотра сказал, что ни ему, ни, вероятно, им самим неясно, чт( они хотели передать людям в своих работах. Ему показалось, что они просто заблудились в своем абстракционизме.