Как она могла быть такой дурой? Да, она с трудом дышала от боли физической пустоты. Да, она хотела, чтобы Блейк занялся с ней любовью. Очень. Но это не означало, что она должна была хлопать ресницами, как какая-то влюбленная школьница!
Она поспешила на кухню, чтобы утешиться, прижав к себе теплое тельце своего малыша.
— Эй, солнышко! Ты опять проголодался, да? — любовно пробормотала она, слабо улыбнувшись в знак благодарности миссис Картер.
— Не стоит вам бросаться к нему в ту же секунду, как он заплачет, — ласково пожурила Николь миссис Картер. — Бедняжка. Вы такая бледненькая. Сделать вам какао?
— Я позабочусь о Николь, — последовало низкое рычание позади нее.
Николь напряглась, когда Блейк вошел и словно заполнил собой всю кухню. Ее кожа запылала. Атмосфера, казалось, сгустилась.
— Я справлюсь, — поспешила заверить Николь. — Мне не нужна ничья помощь.
— Почему бы вам не отправиться к себе, миссис Картер? — предложил Блейк, игнорируя бормотание Николь. — Вы уже и так сделали для нас больше чем достаточно. Мейзи уберет утром все остальное. — Он положил руку на широкое плечо кухарки. — Обед был великолепен.
Сердце Николь упало, когда миссис Картер вытерла руки и покинула кухню. Теперь Блейк устроит ей нагоняй, мрачно подумала Николь. Обвинит в безнравственности. Заявит, что женщина, которая предлагает себя незнакомцу, должна была воспитываться в атмосфере сексуальной распущенности…
— Ваш ребенок плачет.
Ее огромные глаза метнулись к Блейку.
— Думаете, я этого не слышу? — вспылила она. — Я жду, когда вы уйдете!
Он холодно разглядывал ее, не сводя проницательных угольно-черных глаз. И все ее тело стало таять — между тем как кровь вспенилась и забурлила, наполняя каждую клеточку энергией и жизнью.
Она должна успокоиться. Но разве это возможно, когда Блейк находится с ней в одной комнате?
Его веки казались отяжелевшими.
— Хотите какао?
Банальные слова были произнесены хриплым тоном, который посеял в ней сумятицу. Она поспешно села спиной к нему.
— Нет! — выдавила она сквозь зубы. — Просто уходите!
Его рука неожиданно коснулась ее плеча. Пальцы неспешно заскользили по бретельке взад-вперед. На секунду ей показалось, что он собирается обнажить ее грудь. Она почувствовала, как каждый дюйм ее тела затрепетал в предвкушении.
— Спокойной ночи, — пробормотал он жестким, решительным тоном и ушел.
Хлопнула дверь. Дрожа, Николь спустила бретельку, отчетливо ощущая горящие отпечатки его пальцев, до сих пор жгущие кожу.
— Ох, Люк. Мое сокровище, — в отчаянии прошептала она, прикладывая его к груди. — Я совершила ужасную ошибку. Он презирает меня. Я подвела твоего дедушку.
Николь откинулась на стуле и сидела так до тех пор, пока сумятица в мыслях немного не улеглась.
Утром она займется собственными расспросами. Наверняка найдется кто-то, кто помнит Джайлза Беллами.
Шесть часов. Николь потихоньку упаковала свою сумку и подготовила все необходимое для Люка. Он почему-то плохо ел и капризничал, поэтому ей потребовалось больше времени, чтобы одеть его в голубой комбинезон.
Но этим утром она чувствовала, что справится с чем угодно. Несмотря на переполненную мыслями голову, спала она хорошо. Впрочем, это было неудивительно, ибо предыдущий день измотал ее до предела.
Николь надела одну из своих любимых расклешенных юбок и безрукавку, затем прибралась в комнате, чтобы не слишком обременять миссис Картер или Мейзи после своего отъезда.
Ее игра с Люком до завтрака была короче обычного.
— У нас с тобой много дел, солнышко, — пробормотала она, легонько поглаживая крошечные розовые пальчики на ножках. — Надо повидаться с людьми, восстановить доброе имя моего отца. Идем, маленький. Подожди здесь, в колыбельке, пока мама все устроит.
Она запустила движущуюся музыкальную игрушку, которую миссис Картер приладила к люльке, и на какое-то время Люк перестал хныкать и завороженно уставился большими голубыми глазками на вертящуюся музыкальную ферму.
Надеясь, что в доме нет сигнализации, Николь на цыпочках спустилась по лестнице и оставила сумку в углу холла. Потом вернулась за Люком, который опять расхныкался.
— Тише, солнышко, тише. Мама уже здесь. Она собирается позавтракать, — зашептала она в маленькое ушко, торопясь к кухне, — а потом погуляем по деревне. Хорошо? — Она чмокнула его в носик, и он ненадолго перестал капризничать. — После этого мы выпьем кофе, а потом снимем где-нибудь комнату.
Она замерла в дверях. Взлохмаченный, небритый и сонный Блейк сидел за кухонным столом, хмуро уставившись на нее поверх фарфоровой кружки с дымящимся кофе. Он выглядел таким неотразимым в узких черных джинсах и облегающей тенниске, что она лишилась дара речи.
— Вы! — нелюбезно прорычал он.
— Я. — Она вызывающе вздернула подбородок. — А что удивительного?
— Вы рано поднялись, — недовольно буркнул он.
Николь решительно вошла:
— Придется напомнить Люку, чтобы не просыпался до восьми, если я еще когда-нибудь окажусь в этом доме!
Это должно заткнуть ему рот. С высоко поднятой головой она прошествовала к чайнику и поднесла его к крану, намереваясь положить Люка на одну руку, а другой приготовить себе завтрак.
Чайник в ту же секунду был отнят у нее.
— Позаботьтесь о сыне. — Блейк открыл кран. — Я сделаю вам чаю.
Николь гневно зыркнула на него.
— Я собиралась приготовить что-нибудь…
— Я приготовлю.
— Лучше мне сделать это самой, — огрызнулась она, — чем позволить вам испортить яичницу своим дурным настроением.
— Вы нужны Люку. Он беспокоится. Займитесь им и позвольте приготовить вам завтрак, а потом можете оба отправляться своей дорогой.
Блейк сунул вилку в розетку, затем включил плиту. Она наблюдала, как он промаршировал к холодильнику, схватил бекон, яйца и колбасу.
— Неплохо было бы еще и помидор, — нахально прокомментировала она.
Он насупился, и Николь захихикала.
— Рад, что вам весело, — проворчал он.
Она ненадолго оторвалась от Люка и рассмеялась:
— Просто у вас такой сердитый вид! Вы по утрам всегда такой брюзга?
— А вы всегда такая веселая? — парировал он.
Она состроила гримасу.
— Не слишком-то большой у меня выбор. Люк просыпается с рассветом и уже готов играть.
— Когда вы уезжаете?
— Сразу после завтрака. — Она заметила, как он прикрыл зевок. — Вы где-то были всю ночь? — язвительно поинтересовалась она. — Хорошо повеселились? — Интересно, подумала она с внезапным уколом ревности, кто продержал его всю ночь, кто измотал до такой степени.
— Гулял. — Он ловко перевернул кусочки колбасы.
— Один? — спросила она. Дура. Дура!
— Да. Вчера ночью было полнолуние.
— Гм. А вы случайно не вампир? — поддразнила она, глядя на него большими, невинными глазами и хлопая ресницами.
Блейк уничтожил ее веселость одним презрительным взглядом.
— Если бы я был вампиром, — натянуто сказал он, — то прошлой ночью вы бы стали моей жертвой. — Он взъерошил свои и без того растрепанные волосы, затем помассировал виски. — Почему бы вам не оставить меня в покое?
— А, — обронила она с преувеличенным пониманием. — Похмелье!
Он швырнул нож и вилку на стол, затем соль и перец были подвергнуты аналогичной проверке на прочность.
— Я выпил всего лишь пару порций виски, — прорычал он.
— Значит, вашему дурному настроению нет оправданий, — энергично возразила Николь.
Он со свистом втянул воздух.
— У меня есть причины. — Казалось, его глаза мечут молнии. — И вы, определенно, одна из них.
— О! — Она почувствовала себя раздавленной.
Последовало молчание, нарушаемое лишь шипением яичницы на сковородке. Вскоре ей под нос сунули тарелку.
— Давайте его мне, пока будете есть.
— Нет, спасибо. Он сегодня что-то капризничает и…
Блейк приблизил к ней свое лицо, и она увидела, что он ужасно зол.