Блейк знал, что обязан этой красотой, этим бесценным наследием тому факту, что сотни лет Котсволдс производил лучшую шерсть в Европе. Он просиял от гордости.

В воскресную тишину мягко вплетались звуки птичьего пения и тихое и ровное жужжание пчел. Он ощутил прилив невыразимой любви. Это место стало частью его жизни.

— Она исчезла, папа! Она заколдовала себя в невидимку?

— Сейчас увидим.

— Но ты же не можешь видеть невидимое! — резонно возразил его сын.

Блейк зашагал вокруг старинной церкви, ведя за собой Джозефа, крадущегося на цыпочках. На сердце у Блейка потеплело, и он гадал, все ли родители приходят в такой восторг от забавных выходок своих чад.

Они увидели женщину прямо за тысячелетним тисом. Она стояла на четвереньках у могильной плиты, так что Блейк не мог видеть ее «горба». Он мельком увидел ее лицо, когда она повернула его в сторону, и предположил, что ей лет двадцать пять или около того.

Одежда ее была необычной — длинная юбка, лежащая мягкими складками, и облегающий хлопковый топ, обнажающий не меньше пары дюймов загорелой спины. И все же она выглядела стильно. Возможно, благодаря длинному шелковому шарфу, обтягивающему ее стройную шею.

Светлые волосы были модно подстрижены, и шелковистые пряди мягко свисали наперед, когда изящные тонкие пальцы медленно двигались по покрытому лишайником камню. Что-то совсем не похожа на сумасшедшую, подумал Блейк, заинтригованный незнакомкой.

— Она щупает могилу! — прошептал его сын. — Спорим, она еще и слепая!

Беспокоясь, что Джозеф может ляпнуть что-нибудь неподходящее, Блейк напустил на себя строгий вид.

— Тише. Не говори ни слова.

Николь застонала. Вот еще одна неопознанная могила! Она уже была близка к отчаянию и гадала, удастся ли ей когда-либо найти признаки существования семьи отца. По-прежнему сжимая теперь уже пустую урну с его пеплом, она присела на корточки рядом со следующим надгробием и попыталась разглядеть, нет ли на нем имени Беллами. Но и на этой плите надпись стерлась от времени, и Николь почувствовала, как ее накрыла новая волна разочарования.

С первых же минут приезда в Грейт-Астон она ощутила страстную потребность найти свои корни в этой прелестной английской деревушке. Покой и безмятежность окутали ее многострадальное сердце.

Вся деревня, казалось, дремала в безмолвии воскресного утра, живописные коттеджи радовали глаз приятным медовым оттенком.

Именно такой Николь всегда представляла Англию. Опавшие лепестки магнолии усеивали дорогу от дерева, склонившегося над старой каменной стеной. Напротив церкви дремал бревенчатый паб. А за всем этим виднелась маленькая деревенская лужайка для игр с прудом и утками.

По дороге к маленькой церкви ее переполняло ощущение того, что она идет по отцовским стопам. Она чувствовала, что ребенком он ходил по этим тропинкам. Был здесь. Бегал, смеялся, играл с друзьями…

И почему отец покинул такое прекрасное место? Но в чем бы ни заключалась правда, она сделала то, о чем он просил. Вернула его прах к подножию древнего тисового дерева.

А теперь она ищет доказательства существования отцовских родственников. Но ни на одном могильном камне нет имени Беллами!

Удрученная неудачей и подавленная прощанием с отцом, Николь испустила вздох.

— Papa! Quelle trahison! — пробормотала она, прислонившись лбом к замшелому камню.

Вдруг она застыла. Что-то заставило ее повернуть голову, хотя она не слышала ни звука. Сквозь пелену слез Николь увидела фигуры высокого темноволосого мужчины и взъерошенного ребенка, встревожено разглядывающих ее.

Понимая, как нелепо она, должно быть, выглядит, Николь покраснела и тут же поднялась на ноги, обхватив руками подвешенную на животе сумку.

Темные блестящие глаза мужчины засветились смехом. Глаза настолько бездонные, что на мгновенье она утратила ощущение реальности, словно соскользнула в черную бездну…

— Ребенок! Джозеф, у леди в рюкзаке ребенок! — прошептал мужчина испуганно таращившему глаза мальчику рядом с ним, и сжатые детские губки разлепились.

— Я думал, это горб. Горб на животе, — объявил он, затем снова сжал губы.

— Comment? [1] — крикнула Николь, не сознавая, что говорит по-французски.

— Une bossue[2], — серьезно пояснил мужчина. — Bonjour, Madame. Je m'appelle Blake[3]…

— Доброе утро, Блейк, — торопливо сказала она, приятно удивленная тем, что незнакомец говорит по-французски. — Я говорю по-английски. Моя мама родом из Лондона, и дома мы говорили в основном по-английски. Я Николь Базо, — представилась она. — А мой горб на животе — это Люк, — весело сообщила она Джозефу, плененная его огромными черными глазами. — Ему семь недель.

— О, бог мой! Вы привезли его сюда, потому что он умер? — горестно воскликнул мальчуган.

— Джозеф!

Сдержав смех, Николь покачала головой, отчего светлые локоны рассыпались по плечам.

— Нет, посмотри. С ним все в порядке. Он просто спит. — Присев на корточки легким, гибким движением, она позволила мальчику убедиться, что ее сын жив.

— Он дышит!

Николь кивнула, зачарованная радостью и облегчением Джозефа. Со светлым, любящим лицом она тоже залюбовалась маленьким комочком плоти и крови, который был ее сыном. Волна любви захлестнула ее, и она мягко поцеловала персиковую щечку Люка.

— Mon chou, — пробормотала она.

— Это заклинание? — ахнул Джозеф, поспешно отступая назад.

Ее глаза заискрились при виде его испуганного личика:

— Разве я похожа на ведьму?

— Вы могли замаскироваться, — осторожно ответил он.

— Нет. Просто я говорила по-французски. Это означает «моя крошка», «мой дорогой», — пояснила она и, увидев удовлетворенную улыбку мальчика, поднялась, внезапно осознав, что Блейк пристально наблюдает за ней.

Он был высок и безупречно одет. Легкий серый костюм, качество и покрой которого она немедленно оценила, отлично сочетался с голубой рубашкой и фиолетовым галстуком. И маргариткой в петлице. Она улыбнулась, заподозрив, что цветок — дело рук мальчика.

Лицо мужчины было загорелым и обветренным, а широкий рот, сильный нос и брови выдавали твердый характер. Волосы тоже были особенными. Иссиня-черные, как вороново крыло, они спускались на плечи хорошо уложенными локонами.

Пристальный взгляд его глубоких карих глаз, казалось, подмечал все. Внезапно Николь застеснялась своей помявшейся в дороге юбки и заплаканного лица.

— Извините нас за вмешательство, — мягко проговорил мужчина. — Я подумал, что вы, возможно…

— …сумасшедшая, — подсказал Джозеф с огромным энтузиазмом. Суровый взгляд Блейка был встречен невинным протестом. — Но ведь она же швыряла…

— «Бросала» было бы более подходящим словом, — поправил отец. — Джо, думаю, тебе лучше пойти и посмотреть, не можешь ли ты помочь дамам убрать посуду.

— Он хочет, чтоб я ушел, — пояснил мальчик с тяжелым вздохом. Николь хотелось рассмеяться, и впервые за много дней ее настроение поднялось. Малыш сделал несколько шагов по направлению к церкви, затем обернулся. — Но ты расскажешь мне, зачем она швы… бросала ту пыль, ладно, папа?

— Иди! — грозно прикрикнул Блейк и повернулся к Николь, которой с трудом удавалось сохранить серьезное лицо. — Я могу лишь еще раз извиниться, — тихо сказал он. — В его сознании отсутствует понятие «такт», но я продолжаю упорно внушать ему его и уже подумываю, не написать ли это слово у него на лбу. Как вы считаете?

Она отметила, какой искренностью и теплом светятся его глаза. Притягательный мужчина, заслуживающий доверия.

— Всему свое время.

Блейк вздохнул:

— Думаю, вы правы. Извините.

— Все в порядке. На самом деле мне было очень грустно, а он взбодрил меня.

Улыбка осветила лицо незнакомца, обнажив ряд белоснежных ровных зубов.