В противоположность ему Стас был низкого роста, худощав, слабосилен, а поэтому у знавших его своим внешним видом уважения не вызывал. Но он был намного хитрее и умнее Лома. Свои физические недостатки Стас восполнял большой изворотливостью ума, а если учесть к тому же, что он был мнителен, труслив, корыстолюбив, то можно легко понять, что принимаемые им решения были не всегда окончательными, а поступки — не всегда предсказуемыми.

— Эх, Лом, Лом, рога ломать и дурак сумеет, а ты подумал, кто за рога отвечать будет? — скептически заметил Стас.

Савельевич, не давая дальше развивать мысли Стасу, считая его потерянным для себя, попытался уберечь Лома от воздействия Стаса, а поэтому перебил его:

— Ты не скули, как пришибленный пес, — обиженно и с досадой потребовал он. — Не хочешь участвовать в деле, не надо, барыша больше на двоих достанется.

— А какой будет барыш? — наивно спросил Лом, всем корпусом поворачиваясь к Савельевичу.

Подумав, глубоко все взвесив, Савельевич обронил:

— Теперь тебе достанется штук десять-пятнадцать. Стас же не захотел участвовать в деле.

По расширенным, удивленным глазам собеседников Савельевич понял, что разговор еще не окончен и не все потеряно.

— Где вы возьмете такую кучу денег? — с сомнением спросил Стас, а потом добавил: — Прошло столько лет, столько утекло воды. Может быть, у вашего знакомого что-то когда-то и было, но за четыре-пять десятков лет можно такие капиталы спустить, что и от накоплений с шестью нулями ничего не останется. Ты подумай, Лом, прежде чем соглашаться, а то потом поздно будет.

Лом озадаченно посмотрел на Савельевича, ожидая от него поддержки и защиты от словесного нападения Стаса.

— Я знаю, на что его беру, и думаю, мы не прогадаем. За свои обязательства перед ним я отвечу своей долей в добыче. Но тогда все, что будет сверху, будет принадлежать мне. Так что ты, Лом, свои десять кусков за день работы получишь наверняка.

Лом, мечтательно потянувшись, заверил:

— Мы с тобой вдвоем такой провернем кайф, о котором Стас не читал в книжках. То, что он отшился от нас, даже к лучшему. От такого хлюпика все равно никакого навара не будет, только воздух попортит своими мокрыми штанами.

— Ты, Лом, не борзей. Мы сейчас занимаемся обсуждением серьезной операции, чтобы потом не надо думать над разными мелочами. Может быть, я и соглашусь идти с вами на дело, — Стас сдавал позиции, боясь упустить из-под носа солидный куш, в реальность которого он уже начал верить.

— Он своей трусостью может испортить нам всю малину, и я, Савельевич, на твоем месте его бы не брал, — Лом явно рассчитывал на получение доли Стаса.

— Ты не наглей, дорогой, и много на себя не бери, — обиженно фыркнул Стас, готовый обложить Лома многоэтажным матом, но такое желание сдерживалось кулаками «друга», которыми тот пользовался лучше и грамотнее, чем языком, что он неоднократно уже доказывал.

— Его, конечно, лучше не брать с собой, — обращаясь к Лому и игнорируя Стаса, протянул Савельевич, — но он уже посвящен в существо операции, а поэтому заменять его другим вроде бы не с руки. А без третьего нам все равно не обойтись.

— Ну, если так, поступай как знаешь, — вынужден был согласиться Лом, сожалея об упущенной возможной выгоде.

Окрыленный поддержкой Савельевича, Стас воспрянул духом и оживился. Не утерпев, он язвительно обронил:

— Хватит выступать, я посмотрю, какой ты храбрец на деле.

— Ребята, не будем бакланить, но давайте договоримся сейчас, чтобы потом разговоров не было: кто сдрейфит, лишается части добычи, а какой, мы потом решим.

Наконец единство между ними было достигнуто, условия операции были во всех подробностях оговорены.

— Ты возьмешь на дело с собой свой обрез! — обращаясь к Лому, потребовал Савельевич.

— Ты же говорил, что Рыбу мочить не будем, — заморгал растерянно Лом.

Стас тоже затравленно уставился на Савельевича, вновь сожалея о своем согласии участвовать в деле. «Эти дураки себя гробят и меня за собой тянут. Чертовы мясники, пока не поздно надо от них отваливать», — подумал он, поджимая под себя по-кавказски ноги, но не успел сделать своего заявления.

— Если тот человек, которого мы пойдем потрошить, не поверит в реальность угрозы своей жизни, то мы не получим от него даже ломаного гроша, а поэтому твой обрез должен сыграть видную роль в его устрашении, — поучающе вразумил Лома Савельевич.

— Тогда другой коленкор, — успокоился Лом.

«Хорошо, что я не ляпнул о своем отводе», — с обидой на себя за трусость подумал Стас. — Если я так фраернусь в деле, они, гады, и доли меня лишат.

Перед расставанием Савельевич жестко поставил условие:

— На месте вы должны мне беспрекословно подчиняться, выполняя все мои указания. Если вы начнете бакланить и действовать по своему усмотрению, то может так статься, что не Рыба, а мы станем его добычей, это, я вам скажу, будет нашей прямой дорогой на кладбище.

Рокмашенченко приучил себя спать очень чутко. Это давало ему определенные плюсы при двуликой жизни в течение нескольких десятков лет, когда к нему в любое время могли прийти для задержания как работники КГБ, так и милиции. Каждое из этих ведомств имело к нему длинный перечень претензий, которые могли потянуть на десяток статей уголовного кодекса. Поэтому у него с целью быстрого, но не панического ухода из дома на всякий случай был приготовлен чемодан с необходимыми на первое время принадлежностями. Данная предусмотрительность неоднократно помогала ему в жизни.

…Он проснулся от подозрительных звуков во дворе. Первой его мыслью была: «Что за шум? Почему не лает собака?»

Поднявшись с постели и подойдя к окну, он сонными глазами посмотрел во двор. От увиденного сон мгновенно слетел с него. Он увидел, как один мужчина ломом пытается сбить замок с двери гаража. А рядом с собачьей конурой лежала мертвая овчарка.

«Так вот почему не лаяла собака! — понял Рыба. Увиденное взбесило его не на шутку. — Какой-то прощелыга вздумал угнать у меня машину», — взвинчивая себя, в бешенстве подумал он.

Быстро одевшись и взяв из-под подушки пистолет, Рыба решил выйти во двор: «Проучу шалопая, я ему покажу, как надо воровать», — злорадно думал он, предвкушая удовольствие от предстоящей расправы.

Через зал он прошел в коридор, но выйти во двор не успел: страшной силы удар по голове свалил его с ног, и он потерял сознание.

Очнулся он от резкого запаха нашатыря, который обжег ему слизистую оболочку носа. Подняв голову, он увидел трех мужчин, на лицах которых были надеты черные нейлоновые чулки с дырками для глаз и рта. У огромного мужика за поясом брюк торчал обрез, у второго — пистолет ТТ.

«У меня забрал», — горько подумал Рыба. У третьего, самого хлипкого, он увидел в руках лом.

Только теперь ему стало понятно: он попал в руки не шалопаев, а матерых грабителей, с которыми вел себя как наисопливейший дилетант.

Поняв, что если он видит грабителей, то они тоже наблюдают за ним, Рыба попытался пошевелиться и встать и лишь тогда обнаружил, что его руки и ноги крепко связаны веревкой. Превозмогая головную боль, которая усиливалась при движении, он все же еще раз осмотрел налетчиков и остановил свой взгляд на Ломе, который обращал на себя внимание своей внушительной комплекцией.

«Только он мог меня так благословить», — подумал Рыба, ожесточаясь на громилу и одновременно испытывая к себе жалость как к несправедливо обиженному человеку.

— Послушай, гамбал, ты же мог меня и убить, — обратился Рыба к Лому. В его голосе было столько злобы и ненависти, что Лом не среагировать не мог:

— Ты, мужик, не дыми и сбавь спесь, а то еще разок угощу вот такой фирменной штучкой, и башка в заднице окажется.

Лом приблизил к глазам своей жертвы огромный, поросший рыжими волосами кулак с наколками, похожий на цветную литровую кружку.

— Я к тебе приложился вполсилы, чтобы ты не вздумал гоношиться.