Гегемониальная культура явно или скрыто, но постоянно испытывает страх перед силами, репрессированными ею и ушедшими на дно, в подполье, в неизвестность, но продолжающими тревожить, как во сне.

На протяжении столетий под прессом «высокой» интеллектуальной (или интеллигентской) культуры существовала культура «низовая», «простонародная», «рабская», которая, впрочем, тоже, как и «высокая» культура, обладала множеством уровней и слоев. Одним из важнейших показателей этой «низовой» культуры был, как мы уже писали, ее устный характер. Этот последний предполагал совсем иные способы трансляции культурной информации и методы ее закрепления в культурной памяти. Можно сказать, что культурой обменивались, как подарками, она принадлежала буквально всем, кто ею пользовался, она была лишена авторства и жанровой фиксированности. «Мы никогда не узнаем, какой была музыка рабов», — сказал Джимми Хендрикс. Однако мы можем догадываться: музыка рабов складывалась из резких и громких звуков, из странных, не всегда ясных слов, из страстных и наивных телодвижений, из прямых и яростных взглядов… «Высокая» цивилизация репрессировала слишком эротические, «непристойные» телодвижения, слишком резкие вопли, слишком откровенные взоры и заменяла их артикулированной речью и письмом, изощренными визуальными образами и танцевальными фигурами. Косноязычие устной культуры ставилось под запрет так же, как и ее слишком проявленная оппозиционность. «Высокую» культуру раздражали и слишком вольные методы передачи культурного материала, которые игнорировали институты авторства и авторитетности. Ведь в значительной своей части устная культура есть анонимное обращение авторских текстов, претерпевающих в этом обращении различные искажения: сокращения, добавления, переносы значений. Создателям и передатчикам устной культуры свойственно верить в то, что слово и образ не могут быть собственностью, что в речи одновременно живут разные голоса, действуют разные силы, соучаствуют разные люди. Носители устной культуры часто варьируют уже известные мотивы и формулы, изменяя и дополняя их в соответствии с требованиями момента. Устная культура фиксирует самые разные, иногда очень рискованные эксперименты, разворачивающиеся в экономической, политической, сексуальной и художественной сферах существования. Этого боится официоз.

Устная культура — это древняя и обширнейшая традиция, включающая в себя самые разнородные явления: от фольклорных жанров до «техно». Вступая на разных этапах своего существования во взаимодействие с официальной, «высокой» культурой, устная традиция в настоящее время бытует как гибридное, многосложное образование, отчасти вполне конформистское, отчасти сопротивленческое. «Вырабатывать другую культуру» — это значит сознательно работать со всем наличествующим культурным материалом, относясь к нему с величайшей подозрительностью. Культура — это раб и гегемон одновременно. Только очень точное и конкретизированное оперирование с культурными формами в специфических обстоятельствах места и времени может дать артикулированный и дееспособный сопротивленческий продукт.

Частным случаем перевода «высокой» письменной культуры в культуру «низовую» и устную является плагиат, то есть прямая апроприация какого-либо авторского текста другим автором или группой авторов. Плагиат предполагает разрушение авторской «ауры» и перенос текста в другой культурный, социальный и политический контекст. Переоценка текста, иногда полностью меняющая все его первичные характеристики, — вот задача плагиата и подобных ему способов манипуляции с культурными продуктами. Одними из первых начали использовать возможности плагиата русские футуристы, в частности Игорь Терентьев, опубликовавший целый манифест в защиту плагиата. Важным средством культурного сопротивления видели плагиат дадаисты, сюрреалисты, а позднее и лидер ситуационистского интернационала Ги Дебор, Один из основателей современного неоизма Стюарт Хоум продуманно использовал плагиат в своей работе (опубликовав манифест английского художника Густава Метцгера «Художественная стачка» под своим именем). Вся эта современная линия опирается на более глубокие традиции устной культуры, постоянно манипулирующей чужими текстами и приспосабливающей их для своих нужд.

Плагиат является всего лишь одной из форм культурной апроприации. В поп-культуре этот метод именуется «сэмплингом» (sampling), в визуальных областях — это коллаж, монтаж и компьютерная обработка. Задачи подобной апроприации могут быть разными. Часто с помощью всех этих остраняющих культурных методов достигаются резкое пародирование первичного материала, его критика и радикальная деконструкция всех его значений. В других случаях плагиат может служить цели «воскрешения» старого текста, его нового рождения и включения в актуальную культурную память. Признанным мастером культурной апроприации был Марсель Дюшан с его «рэди-мэйдами», переносивший предметы и знаки «низовой» массовой культуры в культуру элитарную. Ситуационисты, с другой стороны, использовали популярный жанр комикса для достижения радикально-политической задачи — агитации в пользу изменения общества. Плагиат разрушает приоритеты гегемониальной культуры и в этом смысле является техникой сопротивления. Плагиат — незаменимое оружие в борьбе против культа гения, авторитетности, мифов аутентичности, оригинальности и креативности.

В своей книге путевых заметок «По Италии» (1909) русский писатель Василий Розанов пишет об итальянских бродягах, увиденных им в Неаполе на берегу моря. Эти люди проводили все свое время, зарывшись в песок на пляже. Всех, кто подходил к ним, любопытствуя, на близкое расстояние, они отгоняли свирепым сквернословием. Розанов замечает, что подобное времяпрепровождение бродяг вовсе не подразумевает их пассивность, асоциальность, отрешенность от мира. Нет, эти бродяги, по Розанову, представляли собой вполне сознательных революционеров, даже философов, демонстрирующих миру свое несогласие и свое пренебрежение всеми нормами и правилами доминирующей культуры. Полиция преследовала этих отщепенцев как злостных нарушителей порядка. Розанов рассказывает о том, как он заступился за одного из них перед рассерженным жандармом. Блюститель закона удалился, не причинив бродяге вреда, и тогда последний жестоко выругал Розанова. Русский писатель был в полном восхищении. Говна-пирога вам, дорогой Василий Васильевич!

К голодовке как к методу радикального протеста и сопротивления прибегают многие: заключенные в тюрьмах, их товарищи и доброжелатели на свободе, представители национальных меньшинств, политические и религиозные диссиденты, борцы за права человека и художественные экстремисты. Голодовка почти всегда предполагает предельное обострение конфронтации между индивидуумом и обществом, индивидуумом и государством. Голодовка — это своего рода максимум, своего рода предел спектакулярного протеста. Одновременно голодовка — это вершинная победа отдельного человека над доминирующей культурой и над природой, реализация полного самообладания индивидуума перед лицом мира. Так, например, тюремная голодовка часто является демонстрацией самостоянья, неподчиненности и внутренней независимости заключенного в условиях крайней несвободы и навязанного извне режима. Заключенный показывает, что его тело есть свободная целостность, сама себе диктующая закон и сохраняющая дистанцию от несправедливых общих законов.