– Они могут надеть это в спальне, – сказала она твердо. – Но в гостиной они должны быть модно одетыми молодыми дамами. – И она лично выбрала каждой девушке платья, убеждая их, что в шелковых платьях, с прелестными ожерельями и серьгами, с красивыми прическами они будут выглядеть так же привлекательно для клиентов, как, по их понятиям, полуобнаженными в пеньюарах.

– Так они почувствуют себя хорошенькими девушками, а не шлюхами, – сказала она Нетте. – И это скажется на отношении к ним мужчин.

В вечер открытия они, нервничая, ожидали своих первых посетителей. Нетта заняла место за стойкой бара, а девушки, непривычно элегантные в своих туалетах, потягивали шампанское, стараясь казаться беззаботными и равнодушными. Надев строгое серое бархатное платье с высоким воротом и свирепо стянув волосы сзади, убрав их со своего молодого, ненакрашенного лица, Поппи с волнением ожидала в холле, думая о том, что же она будет говорить «посетителям» и ужасно боясь покраснеть.

Когда наконец приехал первый джентльмен, он в удивлении уставился на юную элегантную мадам, потом поспешно снял шляпу и поклонился. Вслед за ним появился второй, потом еще один, затем еще два… Вскоре Поппи обнаружила, что она слишком занята, чтобы нервничать и беспокоиться о том, что творится наверху. Нетта взяла на себя бар и «знакомства» в гостиной, а Поппи приветствовала клиентов приятной улыбкой в холле, спрашивая, как они поживают, и обсуждая погоду, когда получала плату – вперед.

Слух о «Поппи'з» и о странном там сочетании наивности и ноу-хау распространился мгновенно; об изящной гостиной с кружевными занавесками и чудесном баре; о красивых умных девушках, которые выглядели так, словно посещали фешенебельную школу; и очень необычной «молодой леди» в холле. Меньше чем за шесть месяцев «Поппи'з» стал самым известным секретом в Марселе. Он был чем-то вроде нового клуба для избранных, к числу клиентов которого хотел принадлежать каждый мужчина, но только те, кого одобрила Поппи, имели право на вход.

По мере того, как «Поппи'з» получил признание, рос интерес и к самой прелестной Поппи. Но никто не знал о ней ничего определенно. В том, что она молода, не было сомненья, но никто не знал, насколько; конечно, она была иностранкой – некоторые говорили, из Америки, – но при ее безупречном французском произношении это нельзя было сказать наверняка. Безусловно, она была образованна и хорошо воспитана – в сущности, «леди» – но никто не знал подробностей ее личной жизни. И, со своими блестящими рыжими волосами и уверенным взглядом голубых глаз, нежной, как сметана, кожей и длинными ногами, Поппи сама была соблазном. Ее недоступность в доме, полном доступных женщин, только увеличивала ее желанность, но она достаточно жестко и прямо дала понять, что любой мужчина, который осмелится обратиться к ней с подобным предложением, больше никогда не получит приглашения в «Поппи'з».

Но все же сочетание странного статуса мадам и очаровательности молодой леди побуждало не одного мужчину попытать удачи.

– Неужели у тебя никогда не возникало соблазна? – с любопытством спрашивала ее Нетта. – Или же ты собираешься остаться целомудренной всю жизнь?

– Может, и так, – ответила Поппи уклончиво, но ее губы сложились в тонкую полоску.

У Нетты была своя собственная комната на третьем этаже с огромной кроватью с четырьмя столбиками и голубыми атласными занавесками. Комната Поппи была на нижнем этаже, и в ней стояла простая деревянная кровать, накрытая покрывалом из голубино-серого бархата, туалетный столик и уютное кресло. Тяжелые занавеси были из того же серого бархата, который стал ее своеобразной торговой маркой. Ей также удалось откопать прелестный старый исфаганский ковер в розовых и бледно-голубых тонах в магазине подержанных товаров в Марселе. На лампах были розовые абажуры с каскадами свисающих бусин, и даже у Лючи была новая жердочка – не из золота, но из красивого дуба. Когда Поппи работала, попугай сидел на своей жердочке, принимая полагавшиеся ему знаки восхищения и внимания, но, казалось, он всегда следил за ней взволнованным взглядом, и когда Поппи выходила из комнаты, он тянулся за ней, патетически крича ей вслед:

– Поппи cara, Поппи chérie, Поппи дорогая…

В конце года Нетта и Поппи оценивали свои успехи. Поппи правила «домом» железной рукой в замшевой перчатке, и дело было доходным. Им удалось хорошо жить – лучше, чем Нетта могла ожидать; ей больше не приходилось беспокоиться, откуда появится ее следующий завтрак или обед, и девушкам – тоже.

– Так что же не так? – спрашивала Нетта, глядя на унылое лицо Поппи. – Чего тебе не хватает? Ты что, еще думаешь о том подонке – из твоего прошлого? Или это опять Грэг?

Поппи смотрела в бокал с шампанским и ничего не отвечала.

– Пора тебе уже забыть их всех, – сказала Нетта резко. – Это твоя жизнь, Поппи. Это – реальность. Ты должна стараться радоваться ей больше.

И с сердитым вздохом она отправлялась за стойку бара.

Поппи выпила глоток шампанского, отгоняя тяжелые воспоминания и сетования о будущем. В конце концов, теперь у нее было будущее – своего рода будущее. Но пока Поппи не была удовлетворена. Она помогла им заработать на жизнь, но она никогда таким образом не заработает им состояния. И если в ее жизни больше не будет любви, то единственной альтернативой было стать богатой. Она коснулась пальцем «жемчугов шлюхи» на своей шее, которые носила теперь открыто, а не прятала под блузкой. Она приняла решение: если она обречена быть мадам, то она будет самой богатой мадам во Франции.

1903, Франция

Франко Мальвази сидел в своем роскошном двухместном «мерседесе» – одном из первых, которые увидел Марсель, куря сигарету и рассматривая наружный вид «Поппи'з». Это был скромный дом, и только один пролет ступенек с железными перилами отделял его от улицы. Тяжелые кружевные занавеси закрывали сверкавшие окна, и ступеньки были тщательно выметены. На первый взгляд он был похож на любой провинциальный дом, который содержат в порядке, но Франко знал, что «Поппи'з» был самым хорошо организованным борделем на юге Франции, и он был здесь затем, чтобы выяснить, как это удается. Не то чтобы он хотел купить женщину, – он был для этого слишком разборчивым мужчиной, – но любой бизнес, который процветал настолько, что ему пели дифирамбы даже в Милане, Неаполе и Риме, интриговал его. И что особенно интриговало его, так это сама Поппи, его ненакрашенная, недоступная, похожая на леди владелица.

Затушив сигарету, он ступил в дождливый вечер, восхищенно поглядывая на свою машину, пока поднимался по ступеням. Франко был богатым человеком и многое мог себе позволить, но больше всего удовольствия ему доставляла машина. Дородный швейцар внимательно изучил его, прежде чем позволил войти, потом девушка в униформе взяла у него пальто, вежливо спросив, бывал ли он здесь раньше. Когда он ответил, что нет, она попросила его подождать – через минуту к нему выйдет Поппи.

Найдя это забавным, Франко пересек застеленный красным ковром холл, рассматривая картины, которые покрывали стены от пола до потолка. Он сам был коллекционером и подумал, что, хотя картины были и недорогие, и некоторые любительские написаны явно дилетантами, но у покупателя хороший вкус. Звуки фортепианной сонаты Шопена и приглушенный гул голосов доносились из полуоткрытой двери слева, и он заглянул туда с любопытством. Повсюду стояли большие букеты цветов, и их аромат сливался с благоуханием изысканных духов женщин, находившихся в комнате, освещенной мягким светом ламп с розовыми абажурами. Некоторые пары сидели на глубоких бархатных диванах, тихо беседуя и потягивая шампанское, тогда как несколько хорошо одетых привлекательных девушек облокотились о стойку бара, болтая с дерзкого вида улыбающейся блондинкой, стоявшей за этой стойкой. В дальнем конце комнаты еще одна прелестная девушка сидела, держа руку седовласого мужчины, который уснул у горевшего камина. Хорошенькая девушка за роялем наигрывала, перепархивая от Шопена к Паганини, одаривая всех приятной улыбкой, тогда как маленькая горничная сновала между присутствующими, предлагая им небольшие блюда с устрицами и лососем, различными паштетами и трюфелями. Можно было подумать, что он попал на загородную вечеринку.