В греческом: ōlenē – «локоть», гот. aleina – «локоть», д. — в. — н. elina – т.ж., др.ир. uilen, кимр.

olinā > elin (Фасмер), лат. ulna – т.ж.

В балтских языках закономерно открывается слог во второй части слова:

ol-‘un > olkun, др. — прус. alkunis – «локоть», лит. alkúne, elkune – т.ж., лтш. elkuons – «изгиб», elkuone – «локоть». Может быть, в этом же контексте надо рассматривать и «олень» («елен», «лань»)? Тогда лексическое гнездо вместит и bulan, bolan – «олень» (тюрк.), bulan – «месяц, луна» (индонез.). ]

V

Языкознание начиналось с индоевропеистики и потому достоинства и недостатки её оказывают радиоактивное воздействие на более молодые тюркологию, угрофиннику и др. Прекрасный, материально полный «Этимологический словарь тюркских языков» Э.В.Севортяна. Но строки о первичности

а в тюркском слове написаны убеждённым индоевропеистом.

Рассматривается происхождение местоимения 3 л. ед. ч. ol – «он, она, оно» (в большинстве тюркских языков. Почти в 20–ти), ul (тат., башк.), yl (як.), vâl (чув.), al (кирг. и некот. диалекты алт., тув.).

С потерей согласного: o (тур., аз., гаг., ктат., караим., к.), u (туркм. диал., сюг., лоб.), wu (узб. диал.), hu (узб. диал.).

В косвенных падежах:

on-, un-, an-, yn-.

Например, каз. ol – «он», onyм – «его» (ср. sen – «ты», seniм – «твой»), турец. o – «он», onyn – «его» (sen – «ты», senin – «твой»), кирг. al – «он», anyn – «его» и т.п.

Севортян: «Как следует из приведенных данных, форма лично–указат. местоимения ol может рассматриваться почти как всеобщая в тюркских языках… ещё несколько десятилетий тому назад корневым гласным местоимения в основном падеже считался o-. После появления материалов киргизского языка представление о корневом гласном в ol изменилось» (I 445).

Почему? Потому, что гласный

a уже давно привыкли считать исходным в индоевропейских, а значит и в более «молодых» тюркских: «Можно, вероятно, допустить для лично–указательного местоим. 3–го л. … более ранний открытый a- и в дальнейшем сменивший его открытый губной o-. В таком случае киргизско–алтайскую и тувинскую основу мест. 3–го л. следовало бы отнести к реликтовым формам». (Там же)

…Пока не восстановлен знак местоимения, этимология дальше гадания и в этом случае не продвинется:

				ul
		ůl		ol		al
bůη >…ůn
		ů		hů
				wů
		o	u

Значения: – Бык > Самец > Отец > Муж > Он.

 – Луна > Далекое > То.

Местоимение это в славянских, тюркских языках выражает и указание на отдалённое.

Срав. слав. on – 1) «он», 2) «то» (в составе

on tam > von tam). Тюрк. ol, o – 1) «он», 2) «то» (в составе onta, onda — «там»).

В тех культурах, где знак

истолковался предметно – «след копыта» > «нога» > «пять», мы встречаем числительное: u – «пять» (кит.), o – «пять» (кор.), go – «пять» (япон.).

В др. — латинском письме значение знака как бы раздвоилось: в алфавите

– u, в цифровом ряду – «пятёрка».

Не уцелел первичный иероглиф в письменности майа, но в словаре собрались из диалектов его названия ставшие терминами: u — «месяц, луна», ku – «бог», ho – «пять»…

…Не учитывая мирового материала, нельзя судить о первичности–вторичности того или иного звука в «праязыке» отдельной семьи. Индоевропеисты поторопились и увлекли за собой тюркологов.

Полисемия знака порождала омонимы. Форма bůη не выдерживала перегрузки смыслами, накопленными в процессе семантического развития. Эмпирически происходило распределение значений по изменяющимся в диалектах формам.

В казахском, например, отложились местоимения, числительное, глагол: bul – 1) «это, этот, эта» = bu – «это». (В косвенных падежах bun-, mun-, myn-) bol – 1) «будь», 2) «существуй».

В свете узнанного восстанавливается знак местоимения oм – «правое (направление)», «правая (сторона)». Скорее всего, похоже на шумерск. иероглиф

un, gun, u – «десять». Сравните, казахское on – «десять». Этот знак ещё сохранил связь со смыслом «рога», «бык», и название on побывало местоимением 3 л. ед. ч., обозначая Самца. (Не от того ли у тюрков правая сторона считается «мужской»?) Но местоименное значение закрепилось за следующей «по порядку» формой: ol – «он» > «он, она, оно». (В косвенных падежах on-.)

Губной коренной гласный

ů исторически первичней, чем а. Во всяком случае в рассмотренных примерах.

VI

Тезис о первичности корневого губного

ů проверяется на примере других истолкований того же знака:

bůη > bůn > bůl … > ůl > ů… – 1) «бык», 2) «живой бык» > «живи, будь»…

Ср. в тюркских: bul – «будь», ul – «он» (тат.), bol – «будь», ol – «он» (каз.), ol – «будь», o – «он» (тур.).

	bül – «дели, раздели» (тат.),
	böl – «дели, раздели» (каз.),
	öl – «погибни, умри» (тур., каз.), ül (тат.).

Выделяются чёткие пары:

I.		ol – «будь» (тур., аз.),
		öl – «не будь», «умри» (тур., аз. > другие тюрк. языки).
II.		bol – «будь» (каз.),
		böl’ – 1) «не будь», 2) «раздели» (каз.). В слав. – боль.
В монгольской среде возобладают предметные значения:
		ol – «яма», «ров»,
		ola – «гора» (монг.).
Возвращается пара в тюркские уже с монгольским осмыслением:
		or – «ров» (каз.),
		ör – «возвышенность» (каз.).

Аффиксальное соответствие возможно в славянском

or–a > gora.

…Гласный

a появляется только в служебной части слова. Корневой гласный – всегда губной — ů.