Путеводительницы нырнули в огромный административный корпус. Над дверями, которые смело могли бы украшать вход какой-нибудь пагоды, шла надпись, сделанная стилизованными под иероглифы буквами:

Уинтер начал хихикать. Структура обернулась чем-то похожим на дурацкую игру в поиски клада, оставалось только посмотреть, какой дурацкий приз заслужил он своей догадливостью.

Пройдя через вестибюль, синэргист не стал тратить времени зря, а сразу же изучил список съемщиков помещений на букву «П», нашел строчку «Одесса Партридж — 3030», скоростным лифтом поднялся на тридцатый этаж и — вот она, внушительная трехстворчатая дверь с табличкой «ПАРТРИДЖ».

Уинтер открыл дверь.

И оказался посреди самого настоящего симфонического оркестра, правда — без музыкантов. Синэргиста окружали все известные и неизвестные ему инструменты — струнные, медные, деревянные, ударные.

— Доброе утро, мистер Уинтер. — К нему приближалась очаровательная юная леди, успевшая уже снять шляпку Eugenie. — Очень приятно, что вы изыскали возможность прийти в назначенное время. Спинет готов к осмотру. Фрэнсис!

— Спинет? — тупо повторил Уинтер.

— Ну, в действительности, конечно же, вирджинал. Знаете, настольный спинет, без ножек. Фрэнсис, проводи, пожалуйста, мистера Уинтера в студию.

Вторая очаровательная леди, появившаяся за это время и тоже успевшая снять головной убор, провела Уинтера через симфонические дебри.

— У нас возникли определенные трудности с настройкой, — доверительно, сообщила она. — Надеюсь, вы не будете излишне придирчивы насчет ля-четыреста тридцать девять, мистер Уинтер. Струны просто не выдерживают больше четырехсот тридцати пяти. Сюда, пожалуйста.

Девушка открыла дверь студии и мягко впихнула ошеломленного журналиста внутрь.

— Доброе утро, король Р-ог, — сказала я.

Не думаю, чтобы Уинтер меня слышал. Он просто смотрел и смотрел, а потом заговорил:

— Но вы же — та самая приятная леди с вечеринки доктора Йейла. Похожая на примадонну. Я еще подумал, что вам бы петь Брюнхильду.

— Вы этого не говорили. Я — Одесса Партридж. К сожалению, не певица, хотя и имею некоторое отношение к музыке.

Уинтер быстро окинул помещение взглядом. На стенах — толстая звукоизоляция, окна с двойными стеклами, кипы нот — и печатных, и рукописных, — золоченый клавикорд, вирджинал, концертный рояль, за роялем

— Джей Йейл с обычной своей мягкой улыбкой.

— И доктор Йейл тут?

— Доброе утро, сынок.

— Это уж чересчур.

— Ничего подобного, мальчик. Садись. Я ни разу не видел тебя растерявшимся больше, чем на секунду. Соберешься.

Уинтер сделал шаг назад, к креслу, и сел, удрученно тряся головой. Затем он глубоко вздохнул, плотно сжал губы и пристально посмотрел на меня.

— Так это и есть мой приз, тот клад, который я искал?

— Ну вот! Видишь? — широко улыбнулся Йейл. — Тебе всего-то и потребовалось каких-то пять секунд. Молодец, Роуг.

— А кто это решил, что мне делать больше нечего, как такие вот загадки роу гадывать?

— Нам нужно проинформировать вас по крайне щекотливому вопросу, — проинформировала я его.

— Ну и что? А позвонить не могли?

— Я ведь сказала «по щекотливому». Телефонные звонки могут быть перехвачены. Ровно как и записки. И устные сообщения. Перед нами стояла задача привести вас сюда, не возбуждая ни у кого ни малейших подозрений, и мы понадеялись на ваше — действительно уникальное — чувство структуры. Такого чувства нет больше ни у кого.

— Простите меня, пожалуйста, Брюнхильда, но сейчас вы говорите, как героиня третьесортной книжки про шпионов.

— Чтобы поставить «Двенадцать дней Рождества», у нас была вся прошлая ночь, пока вы… были заняты несколько иначе.

— Понятно, у вас ведь фамилия Партридж. А если бы Калликак?

— Я знала, что никто другой не усмотрит эту структуру, а даже при наличии слежки ваш маршрут окажется настолько эксцентричным, что следящие неизбежно отстанут.

— Слежка? Ну да, конечно. Роуг Мориарти, так меня обычно и называют,

— рассмеялся Уинтер. — Шерлока Холмса почитываете?

— Не смейся, сынок, это очень серьезно, — заметил Йейл.

— Но почему король Р-ог? — неожиданно спросил Уинтер.

— Блестяще! — искренне восхитилась я. — За пару минут вы синэргизировали самый корень проблемы. Душа Те Юинты покоится уже в вашем левом глазу.

— Когда? Каким образом?

— Неделю назад. Несчастный случай на охоте. Скафандр, вспоротый клыком. Правду говоря, он был слишком стар для встречи один на один с анаэробным мамонтом.

Уинтер судорожно сглотнул.

— Он был обязан подтверждать свою силу. Раз в год, каждый год. Такова традиция королей маори.

— А теперь это предстоит вам, — напомнила я. — Послушайте меня, пожалуйста, Уинтер, и не встревайте некоторое время. Сечете?

Он молча кивнул.

— Мы используем вас, и много уже лет, хотя сами вы об этом не знали. Ваша помощь была просто неоценима. За вами наблюдали, шли по вашим следам. Вам дали кличку «Пойнтер».

Я описала наши операции «ПЛАН» и роль, которую играл в них он — совершенно бессознательно; Уинтер слушал внимательно и ни разу меня не перебил. Быстрый и сообразительный, он не стал приставать с вопросами, ответы на которые очевидны, — вроде того, кто такие «мы». Был, правда, момент, когда он бросил взгляд на Йейла, который ответил пожатием плеч.

— А теперь главное, — продолжала я. — Тот боевик принес в сады Болоньи Потрошильный Нож с двумя целями. Первая — убить, это очевидно, но была и вторая. Он хотел вернуться на Ганимед с вашими щеками.

— А!

— Вот именно. И он не имел никакого отношения ни к джинковой девушке с Тритона, ни к ее организации. Он выслеживал именно вас, Р-ога Юинта, наследника престола.

— Вот как!

— Именно так. Существует маленькая, но очень жесткая террористическая группа, которая вас не желает. Вы не маори. Вы воспитывались не в куполе. Вы развращены хонками. Вы мягкотелы. Вам нельзя доверять. Et cetera.[29] Ну и что же им остается делать? Необходимо вас уничтожить — чем они и занимаются. Эти убийцы весьма не глупы и хорошо обучены, вот мне и пришлось устраивать всю эту комедию с «Двенадцатью днями».

— Зря они беспокоятся, — покачал головой Уинтер. — Мне ни с какого бока не нужен королевский титул.

— Для них это совершенно безразлично. Кто бы ни занял ваше место, вы будете постоянной угрозой. Большинство населения купола навсегда сохранит благоговение перед вашими щеками. Так что выход у наших ребят один — привезти эти щеки домой, в качестве охотничьего трофея.

— Я могу подписать акт об отречении.

— Никого это не устроит. Почему они должны верить, что вы не отречетесь потом от своего отречения? Вас просто необходим о уничтожить, и они пойдут по этой дороге до конца.

— Ни хрена себе! Чтобы такому приличному киндеру из гоев да такой крутой облом!.. Причем в тот самый момент, когда мы с Деми… — Уинтер осекся. — Но я не поверю, что вы заманили меня сюда, словно котенка бумажкой на ниточке, только ради дурных вестей с Ганимеда. Вы что-то задумали. Так что именно?

— Отправляйтесь на Ганимед и вступайте в королевские права.

— У вас что, крыша поехала?

— Вас будет сопровождать Йейл.

— А при чем здесь доктор?

— Я никогда не говорил тебе этого, сынок, но Те Юинта платил за твое воспитание и образование. Он считал, что маори очень пригодится король, разбирающийся в привычках и обычаях белых.

— Вот-вот, — пробормотал Уинтер. — Ну совсем как титанианская мамаша Деми.

— И я просто обязан провести тебя через этот кризис, — продолжал Йейл. — Это мой долг перед Те, иначе вся наша подготовка пойдет псу под хвост.

— С вашего позволения, сэр, она и так пошла псу под хвост. Быть монархом — для этого нужно призвание, которого у меня нет и никогда не будет.