— Поджилки, говоришь? Вот так вы это, значит, придумали? — пробормотал Уинтер, глядя на согнувшуюся от боли вдвое девушку. — Нет, Одесса права, эти типы — далеко не клоуны. Хорош бы я был, охотясь на мамонта с перерезанными поджилками.

Он подхватил беспомощную девицу с полу и выкинул ее, словно охапку ветоши, через переднюю дверь дворца, но прежде доставил себе злорадное удовлетворение, до крови укусив голую коричневую задницу. С треском захлопнув дверь — чтобы показать решительность своих намерений, — он вновь обосновался на полу тронного зала, готовый к любому развитию событий. Уинтер не успел еще осознать, что это нападение и собственная его реакция пробудили в наследном принце с детства прививавшуюся ему кровожадность.

Следующие полчаса прошли в полном спокойствии, и он вернулся к своему внутреннему монологу.

— Так значит, как я рассказывал в тот момент, когда нас столь грубо прервали, смотрит этот парень на отъезжающий грузовик, смотрит в полном опупении, а потом приходит кое-как в себя и звонит копам. Те являются и подходят к делу вполне серьезно, профессионально.

— Нам нужна какая-нибудь ниточка, зацепка. Ты усек помер машины?

— Нет, я видел только этого лохматого слона.

— А марка фургона?

— Не знаю, я и смотреть-то ни на что не был способен, кроме как на долбаного мамонта.

— Олл райт, а какой это был мамонт?

— Вы что, хотите сказать, что они бывают разные?

— Конечно. У азиатского мамонта большие висячие уши, как лопухи, а у американского мамонта — наоборот, уши маленькие и крепкие. Какие уши были у этого?

На этом вопросе Уинтер заснул.

Проснулся он от оглушительного шума и гвалта. Пришлось встать, открыть дверь и выглянуть наружу. Теперь кампонг был под завязку набит людьми, все они пели, вопили, топали ногами, лупили в барабаны. К дворцу шествовали племенные вожди, нагруженные шестифутовым королевским щитом Те Юинты и его же королевским копьем — Уинтер мгновенно узнал обе эти регалии.

— Уши! — пробормотал он. — Уши! Да откуда же мне знать? Этот долбаный мамонт натянул себе на голову чулок.

На этом с английским было покончено, далее наследный принц маори и думал на маори, и вел себя как маори. Голый и царственно-величавый, он вышел из двери навстречу приближающейся депутации, тронул каждого из вождей за грудь, в районе сердца, и пробормотал традиционное приветствие.

Вожди водрузили щит себе на плечи, он позволил взгромоздить себя на этот шаткий помост и встал для всеобщего обозрения — высокий, неустрашимый.

Три раза его обнесли вокруг кампонга, и все время стоял такой шум и грохот, что закладывало в ушах. Затем щит опустили, Р-ог Юинта гордо выпрямился и замер в напряженном ожидании.

Появился главный исполнитель обряда помазания, жрец — а скорее шаман

— с чашей масла. Откуда-то из глубин всплыло давно позабытое, и Уинтер осознал, что это — жир, вытопленный из трупа его отчима. Помазали его щедро — и макушку, и глаза, и щеки с монархической символикой, грудь, и ладони и пах.

— Сим коронуется Король Семи Боевых Каноэ, — возгласил шаман. — Король Гавайки, Апаи, Эвава и Маори. Р-ог Юинта, сын и ближайший наследник нашего последнего, недавно усопшего короля.

На голову Роуга возложили диадему Те Юинты, сплетенную из серебряных и угольно-черных прядей.

— Он и никто другой, — снова возгласил шаман.

Именно в этот момент любой член племени мог оспорить законность коронации.

Гробовая тишина.

Приблизились вожди, вложили в ладонь Роуга, на манер скипетра, королевское боевое копье Те Юинты, и тут снова начался полный бедлам. Теперь оставалось совсем немного — в одиночку убить мамонта и тем доказать свое королевское право главенствовать над племенем.

Ганимедский мамонт — еще один пример вселенской эксцентричности матери-природы (Деми Жеру предпочитает именовать ее «Космическая Maratre»[30]), которой помог в силу сил своих и возможностей и человек.

Свинина — один из самых любимых продуктов питания обитателей Солнечной системы (отвлекаясь от всяких тронутых религиозных сект). А свиньи — народ просто восхитительный. Они умны, активны и обладают необыкновенной способностью к адаптации. Ни в коем случае не думайте, что свиньи любят возлежать в прострации и распространять вокруг себя нестерпимую вонь; этим занимаются только те несчастные представители гордого свинячьего племени, которых держат в грязных стойлах и откармливают до умопомрачения отбросами и помоями. Это прекрасно знает любой, наблюдавший чистую шуструю свиноматку, весело резвящуюся на лугу в окружении толпы столь же радостных поросят. К сожалению, когда свинина ценится на килограммы, свинине этой самой приходится валяться в грязи — для поддержания избыточной массы — и она жирно хрюкает и постоянно воняет, а именно в таком жалком состоянии и наблюдает свиней большая часть человечества.

Но под куполом нет места для вони животных (с человеческой-то справиться бы), поэтому животноводы и мясники бросились в ножки генетическим чародеям с просьбой сконструировать такую свинскую разновидность, которая сумеет выжить не под куполом, а в наружных стойлах при почти анаэробных, убийственных для всего живого условиях Ганимеда.

Пришедшие в полный восторг от столь неожиданной и заковыристой задачи ученые выбрали для своих экспериментов тамвортов, одну из древнейших свинячьих пород. Тамворты выносливы, активны, плодовиты и состоят в близком родстве со всеми уважаемым диким кабаном. У них длинные морды, длинное тело, длинные ноги, крепкие плоские ребра и, к сожалению, далеко не самый приятный характер.

Генетики занялись обратной селекцией тамвортов, то сеть посредством селективного скрещивания и последующего отбора вернули по возможности эту породу к ее первоначальным, диким корням; одновременно на основе природной выносливости развивалась устойчивость к анаэробным условиям, иными словами искоренялась потребность в снабжении кислородом. Результатом был ганимедский «астрохряк», выращивавшийся с минимальными затратами и продававшийся по всей Солнечной за весьма приличные деньги. Можно привести характерные примеры рекламы:

или

Иногда кому-нибудь из этих ценных животных удавалось улизнуть из загона и скрыться. Свиноводы только пожимали плечами — гоняться? Овчинка (свининка) не стоила выделки.

Казалось, свободолюбивые парнокопытные обречены на верную гибель, но вот здесь-то и начались шуточки природы. Сотни миллионов лет назад прилив выбрасывал на берег первобытных рыб, обрекая их, вроде бы, на гибель; однако некоторые умудрились выжить. Совершенно так же умудрились выжить и некоторые из отдаленных их потомков, беглых астрохряков. Они рыли скованную вечным холодом почву, разыскивая мхи и лишайники, они вели голодную, опасную жизнь, они встречались друг с другом, спаривались, производили потомство. По большей части они быстро подыхали, тем не менее самые выносливые сумели приспособиться к суровым условиям и постепенно эволюционировали, в результате чего на Ганимеде появились так называемые мамонты.

Правду говоря, «мамонты» эти больше походили на гигантских кабанов, чем на слонов. Высота их достигала двух метров — по сравнению с четырьмя метрами у настоящих, древних Mammuthus. Уши у них вроде слоновых — чтобы поглощать максимальное количество солнечного тепла. Они покрыты шерстью, подобно шерстистому мамонту. Изогнутые кверху бивни — главный инструмент для разрыхления почвы — чудовищно огромны.

Тамворты, с которых все и пошло, были всеядными, такими же остались и ганимедские мамонты; к тому же трудности с пропитанием привили им вкус к людоедству. Темпераментом они крайне походят на настоящих кабанов — злые, вспыльчивые, агрессивные; инстинкт самосохранения у этих животных стоит на самой низкой, опасной не только для них самих, но и для всех окружающих отметке.