Сперва ей потребовалось по-кошачьи обследовать всю квартиру, осмотреть, иногда — бегло, иногда — подолгу любуясь, всю мебель, все картины, книги и кассеты, все сувениры, собранные по различным уголкам Солнечной системы. Деми изумленно — и несколько старомодно — приподняла бровь при виде шестифутовой ванной (предмета совсем еще недавно — до наступления эры Мета — незаконного), недоверчиво покосилась на японскую кровать — толстый белый матрас на огромном брусе черного дерева — и слегка застонала при виде кошмарного беспорядка в студии.
— А чем я тебе понравилась?
— Когда?
— Когда поступила на работу в «Солар».
— С чего это ты решила, что я обратил на тебя внимание?
— Ты позвал меня в ресторан.
— На меня произвела впечатление твоя непоколебимость.
— Какая, конкретно, непоколебимость?
— В борьбе за предоставление Вулкану достойного места в братской семье планет.
— Никакого Вулкана не существует.
— Вот потому-то ты мне и понравилась.
— А что это у тебя в шкатулке?
— Лицо фарфоровой куклы. Я нашел его на Марсе, в куполе Англия. Подобрал из мусора и без ума влюбился.
— А вот это?
— Кончай, Деми. Ты что, вознамерилась изучить всю мою прошлую жизнь?
— Нет, но ты все равно скажи. Такая странная штука.
— Это — слезка из Башни Драгоценностей, которая на Ганимеде, в куполе Бурма.
— Башня Драгоценностей?
— Они делают синтетические драгоценные камни ровно тем же способом, как столетья назад в дроболитейных башнях делали дробь. В тот раз отливали красные рубины, эта капелька не получилась сферической, вот ее и отдали мне.
— Такая интересная, внутри словно цветок.
— Да, это и есть изъян. Хочешь, подарю?
— Нет, благодарствую. Я намерена получить с тебя нечто большее, чем порченные рубины.
— Вот уже и агрессивность появляется, — сообщил Уинтер стенам своей гостиной. — Загнала меня в угол и решила, что теперь можно не скрывать истинное свое лицо.
— А чем понравился тебе я, когда ты увидела меня в «Солар»?
— Как ты двигаешься.
— Это что — язык на плечо и едва волочу ноги?
— Господи, да ты что! Твой ритм.
— В действительности я — негр, у нас врожденное чувство ритма.
— Какой ты там негр, ты даже не настоящий маори. — Деми чуть тронула его щеку кончиками пальцев. — Я знаю, откуда эти шрамы.
Роуг чуть опустил свои очки.
— Ты все делаешь как-то четко, размеренно. — Она несколько раз качнула рукой. — Словно ритм-секция оркестра. И двигаешься, и говоришь, и шутишь…
— А ты что, никак на музыке задвинутая?
— Вот я и захотела попасть тебе в такт.
Уинтер замер, не донеся рубиновую слезку до шкатулки; лучи вечернего солнца осветили Деми под неожиданным углом, и на мгновение она стала похожей на Рэйчел Штраус из «Солар Медиа», с которой у него были когда-то весьма сложные и запутанные отношения.
Уинтер начинал чувствовать себя несколько неуютно, с прежними девушками такого не бывало.
— Невнятное у нас какое-то начало получается, — пожаловался он.
— С чего это ты решил? А по моему — сплошные игры и веселье.
— Кто тут веселится?
— Я.
— А я что должен делать?
— Лови мелодию и подыгрывай.
— Каким ухом, левым или правым?
— Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа?
— В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц.
— Если хотите знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас.
— Это от кого же?
— От тех, кому я отказывала.
— Оставляешь меня в неведении?
— Да, с тобой по-другому нельзя.
— Черт побери, меня переиграли, — пробормотал Уинтер. — Силы явно не равны.
— Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала, — улыбнулась Деми.
— Что последнее?
— Что ты окажешься таким стеснительным.
— Я? — возмутился Роуг. — Стеснительный?
— Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном
— никаких поползновений.
— С негодованием отрицаю.
— Скажи мне, что ты видишь?
— Калейдоскоп какой-то идиотский.
— Ты бы объяснил попонятнее.
— Я… — он замялся. — Я не могу. Я… ты все время становишься другой.
— Каким образом?
— Ну… Волосы, например. Они то прямые, то волнистые, то светлые, то темные…
— А, да это новая краска для волос, «Призма». Она реагирует на длину световой волны. Посмотрел бы ты, что делает со мной телепрограмма АРВ, я превращаюсь чуть не в северное сияние.
— И глаза — иногда темные и узкие, как у моей бывшей жены, а иногда раскрываются, как огромные опалы… В точности как у одной старой знакомой из Фламандского купола.
— Элементарный фокус, — рассмеялась Деми. — Это умеют все девушки. Мужчины падают, как громом пораженные — во всяком случае так считается.
Она сняла с Уинтера очки и нацепила их себе на нос.
— Ну что, теперь не так страшно?
— И… И груди. — Уинтер почти заикался. — Когда ты впервые появилась в агентстве, я еще подумал, что они… ну, такие трогательные крохотные бугорки. А теперь… теперь они… Ты что, наращивала их, пока я бегал по заданиям?
— Попробуем выяснить, — сказала Деми и начала расстегивать кофточку.
— Не надо, — сказал Уинтер. — Пожалуйста, не надо.
— Почему не надо? Ты что, все еще стесняешься?
— Нет, просто я… я не этого ожидал.
— Конечно, не этого. Ты же маори, дикарь, настоящий мужчина. А вот на этот раз я сама буду к тебе приставать. — Кофточка улетела в сторону. — Сколько, по твоему мнению, может ждать девушка? До самой смерти, что ли?
— Ни себе хрена! — восхищенно воскликнул Уинтер. — Да тебя хоть на нос парусника приколачивай!
— Да, — серьезно согласилась Деми. — У меня даже прозвище такое — Чайный Клиппер.
— Ты что, террористка из организации «Свободу девственницам»?
— А чего спрашивать, — рассмеялась она. — Лучше взять да выяснить. Давай, Роуг.