Несколько лет назад Сара потратила бесчисленное количество бессонных ночей, промучившись с бигуди, на которые накручивала волосы по настоянию Лидии. Все было бесполезно, пришлось отказаться от попыток сделать модную прическу. Теперь она успокоилась и стягивала непокорную гриву в тугой бесформенный узел на затылке. Ей необходимо больше двух дюжин шпилек, чтобы закрепить пучок, но даже и теперь отдельные пряди упрямо вылезали. При этом они не обрамляли лицо и шею очаровательными колечками, как у Лизы, а безвольно ложились на спину и шею, отчего Саре все время хотелось там почесать. Лицо Сары с высокими скулами и выступающим круглым подбородком не было привлекательным, таким какими были лица Лидии и Лизы. Кожа, пока еще нежная и гладкая, слишком быстро загорала, возможно, потому, что Сара почти всегда забывала прикрыть голову шляпкой, находясь под жестокими лучами австралийского солнца несколько часов в день.
Только ее глаза можно было назвать по-настоящему красивыми. Они были золотистыми, как гинея. Между густыми, темными у основания и золотыми на концах ресницами, посверкивали топазы. Даже Лиза и Лидия в конце концов признали, что глаза у Сары, впрямь необыкновенные. Другое дело, что она была слишком худая, с торчащими скулами и выступающим вперед подбородком и походила на тощую кошку. А мужчины, как недавно обнаружила Сара, предпочитают пухленьких котят.
– Мистер Персиваль, – раздраженно одернула она мужчину, который не сводил с нее восторженных глаз. Он посмотрел ей в лицо и смущенно покраснел. Сара взглянула на него по-прежнему холодно, Персиваль покраснел еще сильнее, продолжая взирать на нее любезно и услужливо.
– Вы можете рассказать мне, почему отцу пришлось подняться на борт корабля с каторжниками?
– Появились кое-какие проблемы с осужденными, – неохотно пояснил он.
– Какие проблемы? – Сара уже не скрывала раздражения, охватившего ее. Ее бесили попытки Персиваля поставить ее на место, отведенное им для женщин. Совершенно ясно, если она выйдет за него замуж, он постарается ограничить ее деятельность. Она будет заниматься домашним хозяйством, оставив ему управление всей фермой. Именно потому он и хотел на ней жениться. Сара единственный ребенок Эдварда Маркхэма и имеет преимущество в наследовании Ловеллы. Сара криво усмехнулась, подумав о том, что Персиваль совершенно не знает ее отца. Эдвард склонен к тому, чтобы всегда выходить сухим из воды. А будущее разделение Ловеллы по-видимому, очень скользкое дело, но не более того. Он не потеряет голову настолько, чтобы оставить всю ферму ей, а не Лидии, которая периодически с откровенным простодушием спрашивает о завещании. Сара подозревала, что Лидия уже не раз задавала подобный вопрос адвокату отца и, скорее всего, не безуспешно. Если бы Лидии стало известно, что ей отказано во владении огромной овцеводческой фермой, приносящей высокие доходы!.. Сара не могла отвечать за отца, да и самой ей не хотелось бы в такой день оказаться поблизости.
– Мы заключили сделку с капитаном на шестерых каторжников, заплатили за них наличными, а не как-нибудь. Когда мы сюда приехали, нас ожидали шесть человек, как мы и договорились. Но мой дружок-боцман шепнул по секрету, что нас надули, если не фактически, то по совести. Один из каторжан негодяй и смутьян, они просто не сумели никого уговорить взять его, а теперь пытаются спихнуть его нам. Я все объяснил вашему отцу, и он наотрез отказался взять ненадежного человека. Мистер Маркхэм заявил, и я с ним полностью согласен, что на Ловелле не нужны никакие смутьяны. Особенно, когда дела на ферме идут неважно.
Сара согласно кивнула. Число осужденных, чей труд был кровно необходим Австралии, намного превышало число скотоводов, на которых каторжники работали. Положение на овцеводческих фермах и фермах, где занимались разведением крупного рогатого скота, в Новом Южном Уэльсе было крайне неустойчивым. Ловелла всегда считалась мирным местом. С осужденными обращались хорошо, но вот их соседям не всегда везло. Нет смысла брать на Ловеллу задиру и смутьяна – проблем нынче и без него хватает.
– А разве па не мог просто сказать, что на Ловелле такие не нужны?
– Разумеется, – Персиваль скривился. – Но помощник капитана заявил, что сделка свершилась. Ваш отец согласился, что так оно и есть. Помощник сдался и согласился оставить того каторжника, но у него нет полномочий вернуть деньги. Черт возьми, простите, мисс Сара, вы же знаете, что в последнее время мистер Маркхэм слишком озабочен материальным положением фермы.
– Да уж правда, – согласилась Сара, скрывая радость. Ее отец, в чьей родословной была бережливая бабка из Шотландии, может быть страшным, гоняясь за деньгами, которые, как он чувствовал, могут достаться ему. Она не сомневалась, что отец вернет деньги независимо от того, кто в данный момент командует кораблем.
– Значит, па отправился на корабль для того, чтобы вернуть заплаченные за шестого каторжника деньги? Как вы считаете, он не очень задержится?
Персиваль поджал губы, гордо и важно вскинул голову.
– Надеюсь, он скоро вернется.
– Сара, где па? Если мы срочно не уберемся из этого пекла, то я умру, – жалобно выкрикнула Лиза. Сара и Персиваль сразу же обратили на нее внимание.
Девушка сильно вспотела, лицо покраснело. Она сняла шляпу и обмахивалась ею, как веером. Как только Сара обратила на нее внимание, Лиза уронила шляпу на колени, словно помахивать ей было невыносимо трудно. Сара обеспокоенно нахмурилась. У Лизы были темные волосы и оливковая кожа, из-за чего она быстро перегревалась. Гораздо быстрее, чем Сара. Несмотря на внешнюю хрупкость и обманчиво бледную кожу, Сара была на редкость здорова, как бык. А Лиза, внешне более цветущая, была склонна к частым болезням, нервная и часто теряла душевное равновесие по пустякам.
– Ты не умрешь, Лиза, – твердо заверила Сара сестру. Лиза питала слабость к мелодраматическим сценам, нельзя было потакать ей в этом. Обычно, если Лизу начинали жалеть, то она принималась проливать слезы.
– Не удивительно, что ты осталась старой девой, Сара! У тебя нет ни капли жалости! – возмутилась Лиза.
Сара внезапно густо покраснела, когда сообразила, что Персиваль может услышать Лизин упрек, ведь надсмотрщик стоит совсем рядом. Но мужчина ни словом, ни жестом не дал понять, что услышал разговор.
Одно дело, когда Сара сама понимает, что в двадцать два года она уже давно перешла рубеж, за которым обязана стать семейной дамой, совсем другое, если Лиза заявляет об этом во всеуслышание. Сара, конечно, не собиралась засиживаться в девках, но считала, что лучше быть старой девой, чем несчастной женой.
Она убедила себя в этом задолго до того, когда Персиваль сделал ей первое предложение. Законы превращают жену в имущество мужа, приравнивая ее к мебели или иной другой собственности. Сара даже содрогнулась от мысли о том, что может оказаться в такой власти у мужа. Пока что она удовлетворена собственным положением и подозревала, что будет очень несчастна в качестве супруги мистера Персиваля.
– Сара, у меня раскалывается голова! – простонала Лиза, отвлекая сестру от печальных размышлений. Сара строго посмотрела на обидчицу, не желая прощать унизительное замечание, сделанное сестрой в присутствии Персиваля. Но тут же она всполошилась, увидев побледневшее лицо Лизы и капельки пота, выступившие у нее на лбу. Не было необходимости убеждать Сару, что юная леди действительно очень утомилась.
Сара быстро подошла к двуколке и взяла Лизу за руку. Как она и предполагала, ладони были липкими от пота и холодными.
– Я чувствую себя отвратительно, Сара, – проговорила Лиза.
– Да, милая, правда, – сочувственно подтвердила Сара, она жалела девушку искренне. Лизе нельзя больше оставаться на солнце, но поблизости не было никакого укрытия. Надо что-то предпринять и беспокоиться о Лизе, как Сара убеждалась уже не раз, придется, конечно, ей. Она тяжело вздохнула.
– Я схожу за папой, Лиза, и все объясню ему, мы сможем сразу же уехать. Ты почувствуешь себя лучше, как только мы удалимся от пристани.