Он был не из наших. Я это понял в тот же миг, как увидел его остов.

На том немногом, что осталось от надстройки корабля, не было никаких обозначений его принадлежности. На разбитом корпусе отсутствовали отметки – по крайней мере, таковых не уцелело при крушении, в огне входа в атмосферу и на грубом ветру в терзаемой варпом пустоте Ока. А стало быть, он не принадлежал ни одной из группировок, которые я мог бы назвать.

Возможно, это менее достойно упоминания, чем представляется имперским умам. Группировки Легионов и те, что провозглашали независимость от породивших их Легионов постоянно украшали себя все новыми символами и эмблемами, отмечавшими новых предводителей, новые способы ведения войны, новые победы. Хулящее жизнь Очищение собралось из экстремистов Гвардии Смерти. Стальные Братья были сбившимися с пути братьями Железных Воинов. Освященные – обезумевшими от крови сынами Лоргара. И это тянулось все дальше и дальше.

Однако этот корабль не просто не имел обозначений, он практически не претерпел изменений. Оку еще не удалось преобразить его корпус, отражая грехи воинов внутри.

Мы трое переглянулись. Ни у кого не было никаких ответов.

– Подходи понизу, – посоветовал Телемахон, – и садись в тени того крейсера. Если там есть выжившие, я бы предпочел застать их врасплох.

– Так нам придется долго идти до места крушения, – заметил Амураэль.

– А у меня нет других срочных дел, – произнес Телемахон.

При заходе на посадку важно было найти хоть что-то устойчивое на полях из ржавых мертвых колоссов. Заработали тормозные двигатели, замедляющие наш спуск. Мы смотрели из окон кабины на пустошь, где не было никаких следов жизни. Вместо этого там отдавались крики и выстрелы сражений, происходивших давным-давно. От нашей вокс-сети не было проку, она трещала от бормотания призраков и Нерожденных. Те слова, что мы могли разобрать, вообще не содержали в себе смысла, не говоря уж об адресованности нам.

Посадочные опоры десантно-штурмового корабля с хрустом вошли в гнилую землю. Мы приготовились к выгрузке. Амураэль проверил свой болтер, снова загнав на место магазин. Я чувствовал мысли, разворачивающиеся по ту сторону его глаз. Это напомнило мне об Абаддоне, который всегда с таким же выражением лица оглядывал план сражения и раздавал приказы, адаптируясь и реагируя на перемещения сил врага.

Я первым спустился по штурмовой аппарели. Экипаж корабля состоял из подчиненных моей воле рубрикаторов, исполнявших обязанности стрелков с таким же безгласным и терпеливым спокойствием, с каким мои автоматы преданно следовали каждой отданной мною команде.

Защищать, – отправил я приказ в пустые шлемы, заменявшие им сознание. Оживленные комплекты керамитовой брони взяли наизготовку болтеры и клинки, готовясь нести вечное бдение, если так будет суждено. Из них получались идеальные стражи, при условии что не найдется колдуна, чьих сил хватило бы, чтобы вырвать их из-под моей воли. Я сомневался, что на этой планете есть группировки, представляющие для них угрозу.

С собой я взял только четверых из них, поманив их бессловесным телепатическим импульсом. Вместе с ними шли воины Амураэля – небольшой отряд его отборных людей. Эти держались от меня на расстоянии. Я всегда чаще бывал в компании своих пепельных мертвецов, а не живых воинов, однако мне казалось странным то, как меня воспринимали рядовые члены Черного Легиона. На своей службе клинка Абаддона я постоянно находился отдельно от них.

– Лорд Хайон, – приветственно пробормотали они вразнобой. Я ответил на приветствие отрывистым кивком.

Нефертари тоже соизволила сопровождать нас, выйдя из корабля. На ней был темно-красный доспех из наложенных внахлест пластин, снабженный гребнями с шипами и выполненный из чужеродных материалов на основе смол, любимых ее видом. Я чрезвычайно мало вникал в происхождение ее брони, да и она не горела желанием просветить меня, когда я задавал вопросы, так что нас двоих заботила исключительно его эффективность. Внутри слоев смолы располагались полости с подъемными газами, придававшие ему сверхъестественную легкость – конструкторская концепция, порожденная нечеловеческой изобретательностью ее породы.

Она прикоснулась к серебристому медальону в углублении на горле, активируя украшенные самоцветами микрогенераторы силового поля, встроенные во внешний слой багряного доспеха. От кинетических барьеров имперского производства исходит механический гул, или жужжание, словно от насекомых. Броня Нефертари издавала практически беззвучное шепчущее шипение.

– Я же тебе говорил не брать эту тварь, – обратился ко мне Амураэль.

– Она полезна, – отозвался я.

– Она привлечет Нерожденных.

– Она в состоянии справиться с Нерожденными. – я развернулся к Нефертари. – Разведай впереди. Возвращайся и сообщи, что нашла.

Она одарила Амураэля жестокой гадливой улыбкой и распростерла свои крылья, чтобы размять их. Через мгновение она снова прижала их к спине, сорвалась с места и на третьем шаге оттолкнулась от земли. Прыгнула навстречу небу. Крылья с треском распахнулись. И все – она исчезла.

Телемахон наблюдал за ее подъемом, следя своими глазными линзами за ударами крыльев. Амураэль вообще едва взглянул в ее сторону.

– Союз с таким созданием – отвратительнейшее извращение, – произнес он. – Меня поражает, что ты ее терпишь.

Мои братья нередко повторяют подобное. Неважно, что я едва ли первым из предводителей группировок Девяти Легионов заключал в Оке союзы с чужими и даже брал одного из них в свои защитники. Мутанты, порождения химии, демоны… Группировка берет чемпионов везде, где находятся эффективные и готовые убийцы. Но у моих братьев вызывало отторжение именно происхождение Нефертари. Она являлась дочерью вида, который в своем высокомерии и невежестве породил Око. Задержавшиеся здесь остатки расы эльдар считались наилучшей добычей среди многих группировок Легионов.

– Она полезна, – повторил я. – И она одержала верх во всех поединках, где билась за меня.

– На поле боя она бы продержалась секунды три, – заметил он.

– Это можно сказать о многих чемпионах группировок. И я ее никогда не пошлю на поле боя. Она убийца, не воин.

Телемахон, наконец, отвел взгляд от ее уменьшающейся фигуры в небе.

– Идем.

Мы зашагали, следуя за крошечным силуэтом мой летучей подопечной.

Вид корабля вблизи не принес никаких ответов, лишь новые вопросы. Мы глядели на его остов с края каньона, который он пропахал.

Звездолет все еще сохранял имперский облик. Он явно пробыл в Оке невероятно короткое время. Покрытые зубцами останки, похожие на собор, слегка напоминали стеклянные шпили моего дома – Тизки, ныне мертвого Города Света на давно сгинувшем Просперо – но мне все же показалось, что суровая готическая архитектура Империума обладает собственным угрюмым величием.

Нефертари так не считала. Вернувшись к нам после своего вылета на разведку, моя подопечная выразила собственную точку зрения на достоинства готической эстетики:

– Даже ваши пустотные корабли отвратительны, – свистяще пробормотала она. – Ваш вид что – не способен создать ничего красивого?

Я пропустил это мимо ушей. С ней всегда было нелегко, когда ее мучил голод, а я уже какое-то время не разрешал ей кормиться.

– Что ты видела?

Ее крылья затрепетали, потрескивая сухожилиями, а затем плотнее прижались к спине.

– Нас обставили. В этой ложбине уже есть подобные тебе.

– Подобные мне?

– Элайат ахир вэй, – произнесла она на своем мелодичном наречии. Я знал это выражение, в буквальном смысле оно обозначало «уродливые варвары».

– Легионеры, – пояснил я для Амураэля.

Нефертари сплюнула на грязно-белую землю темной от яда слюной. Ее проколотые губы скривились в презрительной улыбке. Она и в лучшие моменты казалась мне отталкивающе-нечеловеческой, но когда ее костистое лицо искажалось одним из этих неуловимо-чуждых выражений, в моем сердце начинали шевелиться отголоски старинной ненаивсти к ксеносам.