В то же время он терпеливо выжидал, сопровождая ее от одного актера к другому, пока она представляла его, называя каждому его имя и не давая совершенно никаких объяснений, хотя, кажется, никто из них и не ожидал большего.

— Знают ли они, кто я такой? — спросил Гедеон после того, как они вышли из фургона Освальда. Освальд был джентльменом аристократического вида, облаченным в тогу во время чаепития. В тот же самый костюм он был одет и сегодня и отнесся к церемонии знакомства весьма своеобразно — уставился на Гедеона хищным взглядом и раздраженно изрек:

— Да, конечно, это он и есть.

Мэгги кивнула с совершенно безмятежным видом.

— Естественно, они знают, что ты являешься владельцем цирка.

— Никто об этом даже не обмолвился, — заметил Гедеон.

— Они знают, — Мэгги бросила на него быстрый взгляд, затем задержалась у клетки с тигром, очевидно, для того, чтобы позаниматься с животным. Не оглядываясь на Гедеона, она мягко сказала:

— Освальд когда-то учился в Массачусетском технологическом институте. Они называли его вторым Энштейном.

— Тогда что же, черт возьми, он делает здесь?

— Ты когда-нибудь слышал выражение «шок будущего»?

— Да.

— Это произошло с Освальдом, но несколько иначе. Он смог самостоятельно разобраться в том, как быстро движется вперед технология, но к тому же видел несколько дальше, чем другие. Он сказал мне однажды, что у нас слишком много знаний и слишком мало мудрости, мы слишком быстро всему учимся. Это ужаснуло его.

Через секунду Гедеон медленно произнес:

— Поэтому он просто… отступил? Вернулся в анахронизм?

— Я полагаю, тебе нравится Раджа? — она протянула руку между прутьями, чтобы почесать ухо тигру.

Гедеон принял перемену темы разговора и посмотрел на сонного зверя.

— Очень. Он выглядит довольно ручным.

Мэгги прекратила ласкать животное и направилась к другому фургону.

— Первый взгляд обманчив, особенно, если это касается тигров, — ее голос был вкрадчивым. — Под его полосками стальные мускулы, и за его сонными глазами скрываются хищные, разбойничьи помыслы.

Идя чуть позади Мэгги, Гедеон спросил:

— Это, кажется, справка для принятия к сведению?

— Это просто наблюдение, — она остановилась и протянула руку для того, чтобы легонько постучать в косяк настеж открытой двери.

— Ламонт, — позвала она. — Выйди и познакомься с Гедеоном.

Клоун в полном гриме, за исключением красного носа, немедленно вышел наружу и уселся на верхнюю ступеньку. Он посмотрел на Гедеона, сказав «привет» голосом сумасшедшего, затем печально взглянул на Мэгги. Это было что-то сродни триумфу, когда он смог соединить печальное выражение лица и широкую улыбку большого ярко-красного рта.

— Тебе следует быть бережливее, — пожурила его Мэгги.

— Хорошо, я больше не буду, — его костюм, совершенно не соответствующий гриму, состоял из джинсов и тенниски, на голове был буйный рыжий парик. Гедеон понял, что Ламонт совсем еще юный, почти ребенок. Клоун прикоснулся пальцем к голому носу и подарил Мэгги еще один печальный взгляд.

— Сегодня я поеду в город, — сказала она, — и постараюсь найти для тебя новый нос, хорошо?

Он кивнул, все еще держа палец на своем носу.

— Хорошо, может, ты там увидишь Джаспера.

Мэгги выглядела слегка удивленной.

— А разве он в городе?

— Да, я уверен. Я имею в виду, он должен быть там, правильно?

У Гедеона возникло странное ощущение, что между этими двоими происходит тайный обмен информацией, несмотря на то, что выражение их лиц совершенно не изменилось.

Спустя мгновение Мэгги кивнула.

— Каждому свое. Ламонт, может, тебе лучше встретиться с ним?

— О'кей. Приятно было познакомиться с вами, — прибавил он не совсем внятно, обращаясь к Гедеону, затем сбежал по ступенькам и пошел прочь.

Мэгги направилась в противоположную сторону к довольно большой палатке, разбитой в нескольких ярдах от фургона.

— Что случилось у Ламонта? — спросил у Мэгги Гедеон.

Она глянула на него, между ее бровей образовалась легкая складка.

— В дополнение к тому, что он клоун, Ламонт — наш кузнец.

— Я это понял, я спрашиваю, почему он присоединился к цирку?

— Случилось так, что «Страна Чудес» проходила мимо его городка пару лет тому назад. Ему было шестнадцать, и он подумал, что ему лучше уйти из дома.

— Почему?

Она остановилась и внимательно посмотрела на него.

— У его отца были кое-какие проблемы, и Ламонт страдал из-за них.

— С ним плохо обращались? — тихо спросил Гедеон.

Мэгги кивнула.

— Клоуны веселы только для детей. Ламонт никогда слишком много не смеялся в детстве, теперь он пририсовывает себе улыбки и изображает детский смех, но до сих пор чувствует себя беспокойно и не уверен в се-бе. Поэтому он так сильно расстраивается, когда теряет что-либо.

— Почему он постоянно носит грим?

— Потому что ему так хочется. Может быть, он не может по-настоящему улыбаться без грима. Еще не может, во всяком случае, — она продолжила путь.

Чуть помедлив, Гедеон последовал за ней. Это ему не слишком нравилось. Он хотел, чтобы будущее цирка осталось в стороне, не задевая их отношений, а Мэгги все время ставила его на середину сцены. Он не пытался отогнать сострадание к этим людям, которое начал ощущать, но понял, что к нему подкрадываются другие чувства, которые могут ему помешать.

Это место значило для нее очень много. Он не знал, насколько, но это его интересовало. Достаточно ли много для того, чтобы Мэгги вмешалась в процесс продажи? Она показала ему индивидуальность этих людей, им всем в самом деле некуда больше идти, но что, если он проигнорирует эмоции и примет логичное решение продать цирк? Будет ли ее следующим ходом предложение самой себя в обмен на гарантию сохранения «Страны Чудес»?

Как много в ее загадочном облике принадлежит изменчивому хамелеоновскому лицу актрисы?

Гедеону не хотелось об этом думать, не хотелось верить в то, что объект его страсти имел какие-то корыстные цели, что вся ее загадочность и таинственность была лишь искусной уловкой. Но так как у него было слишком много вопросов и слишком мало ответов, сомнения начали одолевать его.

— Твой мир стал выглядеть слишком мрачно, — заметил Гедеон.

— Нет, не мир. Этот мир — убежище от мрака.

— А от чего убежала ты, Мэгги? — ему нужно было знать ответ на этот вопрос.

— От скуки летних каникул, — в нескольких футах от палатки Мэгги едва удержала равновесие, когда в нее врезался мальчишка в возрасте Шона. — Куда ты так спешишь, Бастер? — спросила она спокойно, отрывая его от себя.

Тот посмотрел на нее фарфорово-голубыми глазами с выражением ангельской невинности на лице.

— Я не делал этого. Клянусь, это не я!

— Не делал чего?

— Бастер!

Ребенок зажмурил один глаз в комичной гримасе, когда из палатки раздался сердитый оклик, и подавленно пробормотал:

— Я не забыл положить вчера бумагу для Александра, но он, должно быть, съел ее. Или, может быть, Шон стащил, чтобы подстроить мне гадость. Скажи маме, что я не забыл, пожалуйста, Мэгги, — он посмотрел на нее таким жалобным взглядом, от которого, казалось, могло разорваться сердце.

Но на Мэгги этот взгляд не произвел особого впечатления.

— Бастер, ведь мы с тобой договорились. Или нет? Я сказала, что Александр может спать в твоей палатке, если разрешат твои родители и если ты научишь его ходить на бумагу.

— Ему не нравится ходить на бумагу, — простодушно ответил Бастер. — Ему больше нравится использовать для этих целей пол палатки. Мэгги, он ведь всего лишь щенок.

Из палатки высунулись два человека — мужчина среднего телосложения лет тридцати с небольшим со спокойным выражением лица и удивительно красивая женщина, чьи огромные, фарфоровой голубизны глаза не скрывали даже нахмуренные брови.

— Бастер! — сказала она. — Пойди и убери кучку!

Мальчик взглянул на бесстрастное лицо Мэгги, затем перевел взгляд на Гедеона, которого эта сцена явно забавляла, и побрел по направлению к палатке.