Упрямый аппарат, как назло, молчал, что само по себе было непривычно: по понедельникам, как правило, Карен не было покою от непрерывных звонков.

Она с ненавистью взглянула на телефон, но треклятая штуковина не дрогнула, безмолвно насмехаясь над ее растущим раздражением. Это напомнило Карен сцену из фильма, в которой человек, приговоренный к смерти, должен быть казнен ровно в полночь — и вот камера показывает то часы на стене, то телефон, который стоит как раз под ними. Напряжение растет вот-вот, быть может, раздастся звонок, сообщающий о помиловании… Этого не случилось, и приговоренного бедолагу увели на казнь.

Карен казалось, что нет ничего страшнее, чем знать точное время собственной смерти. Как же должен был страдать осужденный!..

Она и сама исстрадалась немало к тому мгновению, когда большая и маленькая стрелки настенных часов сошлись наконец на двенадцати. Телефон, однако, молчал, и в кабинете Карен царила мертвая тишина: двойные окна не пропускали городского шума, из соседних комнат тоже не доносилось ни звука. Обычно Карен нравилось полное уединение, но сегодня… Сегодня она просто задыхалась от удушливой тишины.

В пять минут первого ей показалось, что сейчас она лопнет. Карен вскочила и принялась расхаживать по комнате, что-то бормоча себе под нос. Когда наконец зазвонил телефон, она едва не выпрыгнула из собственной кожи. На миг Карен застыла, не в силах пошевелиться, а потом бросилась к столу и схватила трубку.

— Слушаю! — почти беззвучно выдохнула она.

Карен ждала, что сейчас Синди сообщит ей о прибытии Джона, но вместо этого услышала голос Абигейл, занимавшейся подбором цветов для свадьбы, которая должна была состояться в следующий уик-энд.

От разочарования Карен едва не выругалась, и ей понадобилось немало сил, чтобы овладеть собой. Сделав глубокий вдох, она уселась на край широкого, изрядно потрепанного конторскими бурями стола, закинула ногу на ногу и каким-то чудом ухитрилась завязать с Абигейл спокойный и рассудительный разговор.

По опыту она знала: если достаточно долго и успешно притворяться, что держишь себя в руках, будет легче и впрямь успокоиться. Так и вышло. Праздно покачивая носком туфли, Карен отвечала на вопросы Абигейл, когда в дверь кабинета негромко постучали. Карен не успела и глазом моргнуть, как дверь приоткрылась и в комнату заглянул Винсент.

— Погоди минутку, — бросила она в трубку. — В чем дело, Винс?

— Э-э-э… Синди перепутала и направила Джона ко мне. Можно ему войти?

Сердце Карен подпрыгнуло и тугим резиновым мячиком застряло в горле.

Прекрати, одернула она себя. Джон Каррадин — всего лишь очередной клиент, а не воплощение неумолимой и страшной судьбы. Возьми себя в руки!

— Отлично, — с притворным безразличием сказала она. — Я сейчас закончу разговор. Пусть войдет.

И немного передвинулась, чтобы не сидеть лицом к двери, когда в комнату войдет Джон. Так ей не придется ни смотреть на него, ни вежливо улыбаться — можно будет притвориться, что она целиком поглощена разговором о том, какие цветы можно будет использовать, если и на этой неделе им не поставят пармские фиалки. И все же краем глаза Карен украдкой следила за тем, как Джон вошел, прикрыл за собой дверь и уселся на диванчике, стоявшем недалеко от входа.

— Абигейл, подбери нежную гамму и помни, что цветы ни в коем случае не должны быть желтыми, — ровным голосом продолжала Карен, стараясь не замечать, что взгляд Джона остановился на ее ногах.

Только сейчас она сообразила, что приняла слишком вызывающую позу. Впрочем, сейчас было бы уже смешно и нелепо одернуть чересчур узкую юбку и плотно сдвинуть колени словно она стеснительная школьница, впервые в жизни попавшая на вечеринку взрослых!

Тем более что Джон видел ее и в не таких еще вызывающих позах… От этой мысли Карен бросило в жар. Неужели и Джон, глядя на ее ноги, вспоминает о том же?

Вначале она стеснялась и даже побаивалась его… но это длилось недолго. После первой же их упоительной ночи она отбросила всякий стыд, а с ним — и прежние представления о том, что можно, а чего нельзя допускать в постели с мужчиной.

Хотя Карен в те дни уже не была девственницей, во всех прочих отношениях она оставалась неопытной и невинной. Она и не подозревала, какое сладкое, неодолимое безумие овладевает влюбленной женщиной, как легко можно стать рабыней плотских наслаждений.

И Джон взаправду сделал ее своей рабыней. Это произошло так быстро, что Карен и опомниться не успела. Прошел всего лишь месяц с их первой встречи, а она уже сходила с ума от страсти, безграничной страсти, не ведавшей никаких запретов. Карен исполняла все бесстыдные желания своего любимого и порой даже раньше, чем он высказывал их вслух. Рабыня любви, безоглядная и безотказная Кэрри.

Вспоминая об этом сейчас, Карен скрипнула зубами. И продолжала как ни в чем не бывало болтать о цветах для чужой свадьбы, лениво покачивала носком туфли, притворяясь, что близость Джона ничуть ее не трогает.

И однако же сердце ее билось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Кровь закипала в жилах, кожа пылала, и изысканная одежда вдруг стала мучительно тесной — Карен с трудом преодолевала искушение сбросить ее и подставить прохладному воздуху нагое разгоряченное тело…

Кое-как она справилась с этим безумием и, продолжая разговаривать, лишь сильнее втягивала воздух в перерывах между словами.

— Да… Да, конечно… Именно то, что нужно, Абигейл… Ну, мне пора… Да, клиент… Что верно, то верно — нет нам, грешным, покою… — Она негромко, чуть нервно рассмеялась. — Успеха, Абигейл.

Карен повесила трубку, обогнула, не глядя на Джона, стол и, лишь сев в кресло, позволила себе украдкой взглянуть на гостя. И обнаружила, что Джон в упор смотрит на нее. Черт, до чего же он хорош в этом костюме!

Впрочем, Джон и не нуждался в элегантной одежде, чтобы привлечь ее внимание. С точки зрения Карен, он был бы хорош в любом виде. Даже нагишом. Тем более нагишом.

При этой мысли у Карен перехватило дыхание. Нашла о чем подумать, черт возьми! Хватит и того, что Джон так пристально смотрит на нее, словно раздевает ее взглядом. Если еще она станет думать о его наготе, то, пожалуй, спятит. А это не самый лучший выход, если учесть, что она изо всех сил пытается сохранить хладнокровие.

Неловко кашлянув, Карен опустила глаза и придвинула к себе папку.

— Я приготовила все, что ты хотел посмотреть, — деловито начала она. — Рекомендательные письма, фотографии, образец контракта. Если ты будешь любезен сесть поближе… — Голос ее чуть дрогнул, и она наконец взглянула на Джона.

Его синие глаза смотрели на нее жестко и холодно. Карен от души надеялась, что в ее глазах он не прочтет ничего, кроме деловитого безразличия.

Джон стремительно встал и распахнул дверь.

— Все это может подождать, — бросил он. — Я оставил машину в месте, где не разрешена стоянка, и не намерен дожидаться штрафной квитанции.

Карен хотела было возразить… но передумала. Спорить сейчас с Джоном означало бы выдать свои чувства. Не хватало еще, чтобы он понял, как подействовала на нее эта встреча!

Поднявшись, она подхватила свою черную сумочку и уверенными шагами направилась к двери.

— Куда мы едем? — проходя мимо Джона, как можно небрежнее спросила она.

— В «Беверли-Хиллс».

Ответ ее ошеломил. Карен развернулась так круто, что едва не налетела на Джона. Чтобы удержаться на ногах, она схватилась за его плечо, но тут же отдернула руку, словно прикоснулась к гремучей змее.

— Если ты полагаешь, что я соглашусь поехать к тебе домой!.. — гневно прошипела она.

В глазах Джона мелькнуло неподдельное удивление.

— Откуда ты знаешь, где я живу?

— Твоя мать сказала. — Карен возблагодарила Бога за то, что не обделил ее находчивостью.

— Да неужели?

— Именно так. Не веришь? — воинственно осведомилась она. Нападение — лучший способ защиты, когда попадаешь впросак.

Джон пожал широкими плечами.

— Я просто удивился, откуда тебе это известно. Впрочем, можешь не паниковать. Домой я тебя не повезу. Я заказал столик в ресторане отеля «Беверли-Хиллс».