Еще одна причина того, что осознаваемым сновидением так долго пренебрегали, состоит в том, что обычное сновидение как субъективное переживание, происходящее в глубинах сна, до недавнего времени выпадало из сферы эмпирических научных исследований. Сновидение приобрело статус вполне законного объекта научных интересов только после того, как в 50-х годах были открыты измеримые психологические параметры сновидений. Добавьте к этому редкость осознаваемых снов, и вам станет ясно, почему осознаваемое сновидение до последнего времени не вызывало пристального интереса исследователей.

Прежде всего, осознаваемое сновидение опровергает ставшие давно привычными представления о здоровых отношениях между сознательным и бессознательным. Фрейд, к примеру, так низко ставил содержимое бессознательного, что полагал, будто наше эго едва ли способно полностью осознавать то, что происходит во сне. Исходя из такой точки зрения, осознаваемый сон может показаться начальной стадией безумия, поскольку открывает возможность свободного диалога и взаимодействия между сновидцем и всем, что предстает ему в сновидениях.

Тот факт, что люди действительно видят осознаваемые сны, дает веское основание предположить: сознание меньше привязано к телу, чем хотелось бы думать некоторым. Те, кто видит осознаваемые сны, утверждают, что когда тело пребывает во сне, сами они продолжают бодрствовать. Они говорят, что видят внутренний мир, ни в чем не уступающий тому, который наблюдают при свете дня, и утверждают, что переживают исполненные глубочайшего смысла духовные и межличностные впечатления, которые в обычном состоянии им недоступны. Для большинства психологических теорий сновидений осознаваемое сновидение действительно было и остается, хотя уже и в меньшей степени, той областью, в которой, как говорится, сам черт ногу сломит. Традиционные теории сновидений в большинстве своем просто не в состоянии объяснить феномен осознаваемого сновидения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что при наличии стольких затруднений интеллектуального свойства осознаваемое сновидение так долго игнорировали.

Тем, кто изучает лекции Эдгара Кэйса, возможно, будет интересно узнать, есть ли в них что-нибудь о явлении, которое мы теперь называем «осознаваемым сновидением». За исключением четырех общих лекций, прочитанных о сне (5754-1 — 5754-4)[2], Кэйс редко высказывал положения из области теории сновидений. Почему? Потому что после того, как Кэйс стал широко известен, его стали осаждать просьбами о тематических лекциях, из-за чего у него оставалось относительно мало времени на лекции общего характера. Таким образом, его лекции, вместо того, чтобы положить начало исследованиям общего характера, главным образом отвечали на вопросы отдельных людей об их личных переживаниях, и как следствие многие интересные темы так и остались незатронутыми. Хотя во многих случаях ответы оказывались применимы для всех, затронутые в них темы как правило определялись людьми, которые стремились получить личные советы.

Что же говорится в лекциях Кэйса о явлении осознаваемого сна и говорится ли о нем вообще? Как минимум в двух случаях Кэйса попросили истолковать осознаваемые сновидения. В ответ на один вопрос (195-51) он дал толкование сна, ничего не сказав об осознаваемом состоянии сновидца. Истолковывая же второй сон — на этот раз свой собственный, — он заявил, что это переживание было видением, «которое нельзя назвать сном» (294-94). В этот сне Кэйс видел себя — он читал лекцию своей бабушке. Она снова была жива, но находилась в морге и была вся оплетена побегами вьющихся растений. У Кэйса возникло чувство, что прежде, чем начать лекцию, нужно убрать вьющиеся плети. Когда он сделал это, появились какие-то собаки, которых тоже нужно было убрать из помещения. Кэйс рассказывает, что начав гоняться за собаками, он «понял, что все это сон и как его истолковать. Сон означал, что мы ... позволяем своей работе идти к чертям собачьим...». В лекции, где говорится об этом сне, мы встречаем дополнительный вывод, что данное сновидение «не является результатом взаимодействия тела/сознательного ума [эго] с ментальным телом [бессознательное]». Это загадочное утверждение к тому же неоднозначно и оставляет широкий простор для построения более сложной теории.

При всем при том лекции Кэйса вносят более ценный вклад в исследование теории осознаваемых сновидений, нежели просто признание их значимости. Они задают необходимую философскую предпосылку, или парадигму, используя которую можно понять, что осознаваемое сновидение — не больше не меньше, как сокровенный путь к просветлению и мистическому единству, «йога сновидений», если воспользоваться терминологией тибетского буддизма (12). Несмотря на то, что в последнее время осознаваемое сновидение было признано некоторыми специалистами по экспериментальному исследованию сновидений в качестве их важной разновидности, отличной от обыкновенных снов, а некоторыми психотерапевтами — в качестве способа исцеляющей встречи со своим внутренним «я», осознаваемые сны несут в себе гораздо больше, чем кажется, или, точнее, больше, чем способны вместить рамки, в которые их ставят.

Каковы же выдвигаемые в лекциях Кэйса философские предпосылки, которые дают основание рассматривать осознаваемое сновидение как мистическое переживание? Во-первых, в лекциях говорится, что высшее достояние души — удел, которого всем нам в конечном итоге суждено достичь — это осознание своего единства с Богом. Он высказал эту мысль как парадокс, утверждающий, что при таком слиянии личность сохраняется:

Именно с этой целью Он и пришел на землю — чтобы мы, одушевленные существа, смогли осознать себя как самих себя и в то же время как единое целое с Ним... (3003-1).

Утверждая, что единство с Богом — удел каждой души, лекции Кэйса отходят от традиционного иудейско-христианского мышления (в противоположность некоторым мистическим сектам, существующим в русле этих религий). Как правило, и христиане, и иудеи считали, что гармония с отдельным от человека Богом — высочайший тип отношений, на который мы можем надеяться. Пример тому — Моисей, получивший от Бога Десять Заповедей. Хотя мы можем надеяться заключить с Богом союз, на этом наши отношения с ним заканчиваются. Бог продолжает оставаться на горной вершине, и только Его заповеди входят в нашу жизнь.

По сути, лекции Кэйса продолжают путь эволюции души за тот предел, на котором, по утверждению иудейско-христианских религий, он заканчивается. Кен Уилбер, специалист в области трансперсональной психологии, выражает согласие с этой мыслью, утверждая, что развитие христианства в том виде, как его обычно практикуют, было затруднено и ограничено [40]. По мнению Уилбера, оно не приемлет главного учения Иисуса: что единение с Богом обещано нам всем как конечная цель. Хотя Иисус «не считал воровством» объединение себя с Богом и утверждал: «Я и Отец едины» (за что и погиб), мы привыкли думать, что максимум, чего мы можем ожидать от отношений с Богом — это заключить некий с добрым, но совершенно отдельным от себя божеством.

В противоположность этому, некоторые (но не все) восточные учения возводят постижение единства с Богом в ранг вершины человеческой эволюции. Проявляя с ними единодушие, великие мистики Запада понимали, что всем нам обещано единство, а не просто союз. Тем не менее, разные источники — от тибетского буддизма до лекций Кэйса — сходятся в том, что такое единство есть состояние, в котором у искателя сохраняется чувство индивидуальности. Искатель не просто растворяется в бессознательном единстве, но сохраняет обостренное чувство осознания самого себя. Подобным же образом, осознаваемое сновидение представляет собой обостренное состояние осознаваемости, при котором сохраняются индивидуальность и ответственность.

Лекции Кэйса не только открывают более широкие возможности для признания и поощрения устремленности отдельных людей к мистическому переживанию и конечному единению с Богом они активно призывают нас осознать то постоянно пополняемое досье, которое мы сами создаем своими мыслями и поступками, и взять ответственность за него на себя. Наряду с прочим, это предполагает завершение незаконченных дел, начатых в прошлых существованиях. И еще это предполагает необходимость понять, что наш ум постоянно творит текущую реальность, поскольку такое понимание дает возможность с большей ответственностью участвовать в творческом процессе здесь и сейчас.