Из изложенного о привилегиях вытекают следующие выводы:

1) У всех народов до образования государств преступление является личною обидою для семьи и рода, а наказание — мщением. В это время нет и не может быть равенства наказаний. Кто сильнее, тот вернее и жесточе мстит; кто богаче, тот легче может избежать кары; тут господствует право сильного и богатого, хотя и не возведенное в закон. Но и с развитием государства не исчезает это неравенство. Напротив, оно долго сохраняется, формируется и является в виде законов. Отсюда у всех народов[49] в первый период их государственной жизни существует два класса: народ, составляющий большинство, и немногочисленные дворянские роды и духовенство, представляющие меньшинство. Преступления первого класса, т. е. большинства, преследуются с поразительною жестокостию: смертная казнь и изувечение — вот наказания, которым большинство подлежит по закону. Напротив, меньшинство, в руках которого сосредоточиваются все роды власти, успевает путем закона или практики установить для себя или полное изъятие от смертной казни и других мучительных казней, родственных с первою, или же изъятие большинства случаев. Помилование, снисхождение судьи, вследствие подкупа или вследствие кастического пристрастия, бессилие власти привести в исполнение приговор над могущественным преступником парализуют действие тех малочисленных законов, которые грозят за известные преступления всем без изъятия смертною казнью, и таким образом дополняют законом установленное изъятие.

2) Такое изъятие меньшинства от смертной казни нельзя считать признаком уважения к человеческому достоинству, ни даже началом уменьшения смертных казней. Скорее, это есть проявление ненаказанности того меньшинства, которое, будучи само изъято от ужасных казней, тем с большим легкомыслием расточает их угнетаемому им большинству. Это есть признак исключительных прав и привилегий — экономических, политических и судебных — немногочисленного класса и бесправия или полубесправия и угнетения целой массы народа. При таком устройстве общества не большая или меньшая тяжесть преступления составляет мерило наказания, а принадлежность к тому или другому классу: знатность рода, богатство, положение в обществе — эти обстоятельства, которые тяжкое преступление превращают в маловажное; напротив, бедность, недостаток прав, низкое положение в обществе — это такие обстоятельства, которые из маловажной вины делают преступление, достойное смертной казни. В самом этом устройстве лежит неиссякаемый источник смертных казней и противодействие их уменьшению: меньшинство считает изъятие от смертной казни своим прирожденным правом, наградою за добродетели; не испытывая само тех ужасных казней, которые назначены для народа, оно не в состоянии оценить ни важности вины, ни всей тяжести казней; как в изъятии от смертной казни оно видит принадлежность своей породе, так в смертных казнях — средство поддержания своей власти, своих привилегий и угнетения народа. Словом, привилегия изъятия от смертной казни есть лицевая сторона другой, оборотной — рабства и крайней расточительности смертных казней: где есть первое, там должно быть и второе, — и тот исследователь никогда не ошибется, который, отыскавши в каком-нибудь обществе существование привилегии изъятия, сделает заключение о применении в этом обществе смертных казней в большем объеме. Таким образом, господство в обществе привилегий вместе с параллельно существующим рабством есть время крайней расточительности смертных казней.

3) Привилегия изъятия от смертной казни суживается и, наконец, совсем исчезает по мере развития общегосударственной власти, по мере отождествления этой последней с понятием общего блага всего народа. С постепенным уничтожением этой привилегии происходит прогрессивное уменьшение смертных казней, и уголовное право делает новый шаг по пути развития. Казни уменьшаются в том отношении, что, уравнивая всех в наказуемости, законодатель вычеркивает из списка преступления, подлежащие смертной казни, те, которые принадлежат к разряду или маловажных вин, или не так важных проступков. Само подчинение привилегированных лиц общему закону, по которому они ставятся в разряд казнимых смертью за тяжкие преступления, хотя, по-видимому, должно сопровождаться увеличением казней, но это увеличение совершенно исчезает пред упомянутым уменьшением для большинства, гораздо большим по количеству и качеству. И в то же время это подчинение одному общему закону составляет большой шаг вперед и начало для полной отмены смертной казни. Ибо только с уничтожением привилегий настает оценка преступления и определение наказаний, по существу, тех и других, и таким образом исчезают как философские, так и практические причины, задерживающие постепенное уменьшение и даже уничтожение смертных казней.

Хотя образование общегосударственной власти, в самом зачаточном виде, сопровождалось уменьшением смертных казней — что было разъяснено в предыдущих главах — но еще очень долго после этого события сама общегосударственная власть, как непосредственная наследница предыдущего порядка, держалась некоторых начал, которые естественно условливали необходимость смертной казни за многие преступления и по многим поводам. Конечно, начавшееся с прошедшего столетия решительное ограничение смертной казни совершено было тою же общегосударственною властью, которою производится и будет произведена и будущая полная отмена смертной казни. Но, во всяком случае, в период существования и развития этой власти мы замечаем время, хотя и меньшего сравнительно прошедшего, но большего относительно будущего применения смертной казни. Таким образом, предметом этой главы будет изображение максимума смертных казней в период господства государственной власти. Для выполнения этой задачи я не буду держаться строго хронологии, а только приведу некоторые данные из разных законодательств одного и того же порядка, хотя бы и разных времен.

I. Римское законодательство позднейших времен императорства представляет следующие данные относительно смертной казни. Смертная казнь посредством сожжения определяется в 24 случаях наряду с другими способами казни, как то: повешением, утоплением, бросанием на съедение зверям, залитием горла расплавленным железом. По исчислению Готофреда, на которого ссылается Голтцендорф, простая смертная казнь посредством отсечения головы мечом в кодексе Феодосия встречается в 80 случаях: исчисление это, по замечанию почтенного берлинского профессора, не обнимает всех случаев, потому что под словом «Capitalstrafe», которое встречается во многих местах этого кодекса, должно разуметь смертную казнь.

В Каролине, или уголовном кодексе Карла V, следующие преступления наказываются смертною казнью:

1) богохульство и даже вольные речи, хотя бы они не содержали ни богохульства, ни прямого нечестия, если они произнесены в третий раз;

2) лжеприсяга, на основании которой был казнен невинный;

3) нарушение клятвы при известных обстоятельствах;

4) волшебство;

5) пасквили и обидные сочинения;

6) те, которые делают фальшивую монету или ставят на ней знаки, или меняют, или приобретают и потом сбывают;

7) те, которые предоставляют свой дом для выделки;

8) подделка печатей, писем, контрактов, обязательств, реестров;