Хорнблауэр некоторое время ходил по галечной отмели, а вернувшись, увидел идиллическую картину. Браун подбрасывал ветки в пылающий под котелком на треноге костерок, Буш, выставив вперед деревянную ногу, дочищал последнюю картофелину. Явно Буш рассудил, что первый лейтенант может без ущерба для дисциплины разделить низменные обязанности с единственным членом команды. Они ели вместе, молча, по-братски, возле угасающего костерка, даже холодный вечерний ветер не остудил ощущения дружества, которое каждый по-своему испытывал.

– Выставить вахту, сэр? – спросил Буш, когда они поели.

– Нет, – ответил Хорнблауэр.

Если бодрствовать по очереди, ночлег будет чуть безопаснее, но зато всем троим придется недосыпать по четыре часа каждую ночь – не стоит оно того.

Буш и Браун спали в плаще и одеяле на голой земле и, вероятно, в большом неудобстве. Хорнблауэру Браун нарезал и набил в лодочный чехол крапивы, вероятно, сильно при этом нажегшись, а получившийся матрац расстелил на самом ровном участке галечной отмели. Хорнблауэр спал на нем мирно, роса выпала на лицо, ущербный месяц сиял в звездном небе прямо над ним. Засыпая, он со смутной тревогой припоминал истории о великих воителях – Карле XII Шведском в особенности – которые делили с солдатами грубую пищу и спали, подобно им, на голой земле. Секунду или две он со страхом думал, не должен ли поступить так же, но здравый смысл поборол смущение и подсказал, что Браун и Буш любят его и без театральных жестов.