И вся группа, за исключением одного человека, двинулась в сторону площади, туда, где каменный Лев Недоногов возлагал скромный каменный букетик к ногам гениального баснописца.
Мы остались у статуи вдвоем.
– Здравствуй, Лева… - сказал я растерянно.
Он смотрел на меня словно бы не узнавая. Словно бы прикидывая, а стоит ли узнавать.
Светлый выходной костюм, знакомые туфли, рубашка… Великий человек был скромен - ходил в своем. А между тем мог проникнуть в любой универмаг планеты и одеться во что пожелает.
– А-а, Павлик… - проговорил он наконец. - Здравствуй…
Я шагнул вперед. Под ногами заскрипели осколки.
– А я вот… прогуляться…
Оробел… Как в кабинете большого начальника. Стыдно вспомнить - я даже не решился подать ему руку.
Но Левушка, кажется, и сам был смущен нашей встречей.
– Ты слышал? - отрывисто спросил он, мотнув головой в ту сторону, куда Витька увел приезжих. - Что он им тут про меня плел? Какое окно? Какой Финский? Я, собственно, проходил мимо… ну и поинтересовался, о чем он тут…
Левушке очень хотелось уверить меня, что среди слушателей он оказался случайно.
– Нормальная улыбка, искренняя… Что в ней ехидного? - Левушка замолчал, часто моргая на статую.
– Лева, а ты…
Я хотел спросить: "Ты идти сдаваться не думаешь?", но спохватился и пробормотал:
– Ты домой-то как… собираешься возвращаться?
Великий человек нахмурился.
– Не сейчас… - уклончиво ответил он. - Не время пока…
Он что-то увидел за моим плечом, и лицо его выказало раздражение.
– Слушай, - сказал он сквозь зубы. - Будь другом, кинь ты в него чем-нибудь! Замучился уже в них кидать…
Я оглянулся. Метрах в десяти от нас по тротуару разгуливал голубь.
– За что-ты их так?
– Гадят, - ответил он просто и устало. Подумав, добавил: - Собак тоже развели… Никогда столько собак в городе не было…
– А собаки-то что тебе сделали? - удивился я, но тут же сообразил, что может сделать собака, если памятник стоит прямо на асфальте.
Левушка сосредоточенно разглядывал свободный карниз ближайшего здания.
– Левка! - сказал я с тоской. - Что с тобой стало! Чего ты всем этим достиг? Татьяна тебя ищет - с ног сбилась… Милиция розыск объявила…
– Ничего, - жестко ответил он. - Пусть знают! А то привыкли: Недоногов!… Что с ним церемониться? Можно прикрикнуть, можно настроение дурное на нем сорвать - все можно! За что его уважать, Недоногова? Подвигов не совершал, карьеры не сделал, зарабатывать как следует - не научился! А теперь… Ишь, засуетились! Ро-озыск…
Он повернулся ко мне, перестав на секунду моргать.
А глаза-то ведь, как известно, зеркало души. Этой секунды мне вполне хватило, чтобы понять: Левушка врал. Не обида - другое мешало ему вернуться к людям.
Левушка, мраморный Левушка, Левушка-легенда, "каменный гость" боялся встречи с Татьяной!… И, похоже, не только с ней. Вот почему он так растерялся, увидев меня. Ясно же: стоит ему появиться на людях не в бронзе и не в граните, стоит ему произнести первую фразу, как все поймут, что никакой он, к черту, не монумент, а прежний Левушка, вечно теряющийся в спорах и робеющий перед женой.
– Лева, - твердо сказал я. - Давай честно. Тебя ищут не потому, что людям делать нечего. Ты нам нужен, Лева! Татьяне, ученым…
– Следователю, - мрачно подсказал он.
– Следователь вчера сравнил тебя с Колумбом.
– Оригинально… Это что же, общественное мнение?
– А ты, значит, уже выше общества? - задохнувшись от злости, спросил я. Робости моей как не бывало. - А для кого, позволь узнать, ты натыкал кругом все эти памятники? Не для общества? Кому ты доказываешь, что не ценили тебя, не разглядели? Кому?
– Себе! - огрызнулся он.
– Врешь, - спокойно сказал я. - Врешь нагло. Если в один прекрасный день люди перестанут замечать твои статуи, тебе конец!
Левушка молчал. Кажется, я попал в точку. Теперь нужно было развивать успех.
– Лева, - с наивозможнейшей теплотой в голосе начал я. - Прости меня, но все это - такое ребячество!… Да поставь ты себе хоть тысячу монументов - все равно они будут недействительны! Да-да, недействительны! Монументы ни за что!… И неужели эти вот самоделки… - Я повернулся к Левушке спиной и широким жестом обвел уставленную изваяниями улицу, - неужели они дороже тебе - пусть одного, но, черт возьми, настоящего памятника!… За выдающееся открытие от благодарного человечества!
Левушка молчал, и я продолжал, не оборачиваясь:
– Ну хорошо. Допустим, ты в обиде на общество. Кто-то тебя не понял, кто-то оборвал, кто-то пренебрег тобой… Но мне-то, мне! Лучшему своему другу - мог бы, я думаю, рассказать, как ты это делаешь!…
Я обернулся. Передо мной стояла мраморная Левушкина статуя и показывала мне кукиш.
– Черт бы драл этого дурака! - в сердцах сказал я, захлопнув за собой входную дверь.
– Ты о ком? - поинтересовалась из кухни жена, гремя посудой.
– Да о Недоногове, о ком же еще!…
Посуда перестала греметь.
– Знаешь что! - возмущенно сказала жена, появляясь на пороге. - Ты сначала сам добейся такого положения! Только ругаться и можешь!
Вот уж с этой стороны я удара никак не ожидал.
– Оля! - сказал я. - Оленька, опомнись, что с тобой! Какое положение? О каком положении ты говоришь?
– А такое! - отрубила она. - Сорок лет, а ты все мальчик на побегушках!
Нервы мои были расстроены, перед глазами еще маячил мраморный Левушкин кукиш, тем не менее я нашел в себе силы сдержаться.
– По-моему, речь идет о Недоногове, а не обо мне! Так какое у него положение? В бегах человек!
– Он-то в бегах, - возразила жена, - а Татьяне вчера профессор звонил. Член-корреспондент из Новосибирска.
– Да знаю я этого профессора, - не выдержав, перебил я. - Не раз с ним беседовал…
– Молчи уж - беседовал!… И профессор интересовался, не собирается ли недоноговская Машка подавать заявление в Новосибирский университет. Ты понимаешь?
– Ах, во-от оно что… - сообразил я. - Значит, он думает, что это передается по наследству? Молодец профессор…
– Профессор-то молодец, а Мишка через три года школу кончит.
– Что тебе от меня надо? - прямо спросил я.
– Ничего мне от тебя не надо! Пей свое пиво, расписывай свои пульки… А где банка?