Так, две библиотекарши вспомнили, что с ними в лифте на четвертый этаж поднималась уродливая болванка на четырех ножках, об которую и были порваны французские колготки.
Группа сотрудников, спускавшаяся с шестого этажа в столовую, также засвидетельствовала наличие железяки в лифте. Мало того, двое из них признались, что в связи с теснотой они выставили железяку на третьем этаже, нехорошо о ней отозвавшись. Может, до, а может, после этого (разложить события по порядку так и не удалось) в отделе Подручного раздался возмущенный женский голос: "Кто мне поставил на "Бурду" эту уродину?" Ответом был вялый голос из-за кульмана: "А-восемь. Убит." Там резались в морской бой.
Кроме Подручного, опознать предмет было некому. Виталий Валентинович в ту пору отчитывался перед главным в пропаже макета, так что после краткого разбирательства железяку вынесли на лестничную площадку, где она приняла посильное участие в перекуре. Иными словами, на нее сел один сотрудник, предварительно подстелив носовой платок. Железяка крякнула, но стерпела.
Забегая вперед, скажем: если бы этот сотрудник знал, на что сел, он бы вскочил, как с раскаленной плиты, и зарекся курить в рабочее время.
Главный возвращался из инспекционного набега на отдел полутяжелой полуавтоматики, когда удивительно знакомый неприятный голос с лестничной площадки изрек невероятную фразу:
– Если мы делаем мелочь, - сказал голос, - мы делаем мелочь… мелочь… - Тут он запнулся, начал заикаться и очень неуверенно закончил: - Чем мельче, тем лучше. Фирма!
Главный остолбенел. Последовало слабое шипение, и сочный баритон инженера Бухбиндера произнес:
– Как же им не гореть, если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете, что уже всему институту известно.
– А сам он что же? - вмешался другой голос, обладателя которого главный не вспомнил.
– Кто? Леша? Ты что, смеешься? Это тебе не докладную директору накатать.
Главный задохнулся от возмущения. Когда? Каким образом узнали? И кто бы мог подумать: Бухбиндер! "Ну, я сейчас покажу вам Нунция", - подумал он, но тут уже произошло совсем непонятное.
– Как же им не гореть, - снова заладил баритон, - если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете…
И диалог повторился слово в слово, как будто кто-то дважды прокрутил одну и ту же запись. Запахло горелой изоляцией.
Главный вылетел на площадку и, никого на ней не обнаружив, стремительно перегнулся через перила. Виновных не было и внизу. Клокоча от гнева, он обернулся и увидел макет автоматического захвата, позорно утерянный Подручным.
Ворвавшись к себе в кабинет, главный потребовал Виталия Валентиновича к телефону.
– Вы нашли макет? - ядовито осведомился он. - Ну, конечно… Почему я вынужден все делать за вас? Представьте, нашел… Нет, не у меня… А вот выйдите перед вашим отделом на лестничную площадку и увидите.
Разделавшись с Подручным, главный достал толковый словарь и выяснил значение слова "нунций".
– Бухбиндера ко мне! - коротко приказал он и вдруг замер с трубкой в руке.
Он вспомнил, кому принадлежит тот неприятно дребезжащий голос, сказавший возмутительную фразу насчет мелочей. Это был его собственный голос.
Тем временем девять блондинок и одна принципиальная брюнетка парами и поодиночке потянулись из столовой в редсектор.
– Глядите-ка! - радостно оповестила, входя, молодая бойкая сотрудница. - Опять Подручный свою табуретку принес.
Вряд ли железяку привело к двери кабинета праздное любопытство.
Скорее она надеялась досмотреть чертежи, от которых ее оторвали утром. Но у Ахломова была странная манера запирать свой закуток на два оборота даже на время минутной отлучки.
– Вы подумайте: таскать тяжести в обеденный перерыв! - продолжала зубоскалить молодая особа. - Вот сгорит на работе, что будем делать без нашего Виталия Валентиновича?
– Успокойтесь, девочки, - отозвалась Альбина Гавриловна, обстоятельно устраиваясь на стуле. - Такой не сгорит. Это мы с вами сто раз сгорим.
Железяка слушала.
– Ни он, ни помощница его, - поддержала принципиальная брюнетка Лира Федотовна.
– А что, у Подручного заместитель - женщина? - робким баском удивилась новенькая.
– Перед тобой в очереди стояла. В белых брюках в обтяжку.
– Просто не понимаю! - Лира Федотовна возмущенно швырнула карандаш на стол. - В нашем возрасте носить брючный костюм!
Минут пять она возмущалась, потом немного остыла и снова взяла карандаш. В углу прекратила стук пишущая машинка.
– А Пашка Клепиков, - сказала машинистка, - опять вчера Верку из светокопии провожал. Марийка все утро проревела.
– Не по-ни-ма-ю! - Карандаш Лиры Федотовны опять полетел на стол. - Два месяца как расписались! У них сейчас ласковое отношение должно быть друг к другу, а он…
Неожиданный вздох Альбины Гавриловны вобрал не менее трети воздуха в помещении.
– И зрелым женщинам хочется ласки, - мелодично сказала она.
Железяка слушала.
Несколько минут работали молча. Потом молодая бойкая сотрудница подняла от бумаг восторженные глаза:
– А у жены Ахломова…
Несомненно, ей крупно повезло. Спустя секунду после того, как она нанесла последний штрих на семейный портрет любимого начальника, в дверях показался розовый носик легкого на помине Ахломова.
Ахломов увидел железяку. В следующее мгновение он уже был у себя в кабинете и с треском набирал номер.
– Подручного мне!
Редсектор замер.
– Где? У главного? - И через секунду - другим голосом: - Алексей Сергеевич, Подручный у вас? Скажите ему, пожалуйста, пусть придет и заберет свой макет… А у меня под дверью… А я не знаю… А это вы у него спросите… Жду, жду… А то об него спотыкаются, повредить могут.
Пришел совершенно пришибленный Подручный и, воровато озираясь, унес железяку к слесарям.
Слесарь Саня одиноко и неподвижно восседал на стуле в электрощитовой и через равные промежутки времени с хрустом зевал. В глазах у него отражались лампочки.