Федоровский Евгений
Трудные берега (Свежий ветер океана - 3)
ФЕДОРОВСКИЙ ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ
ТРУДНЫЕ БЕРЕГА
Свежий ветер океана - 3
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ДНЕЙ
На дворе стоит глухая зима, и еще совсем не думаешь, куда ехать летом. Но вдруг приходит твой друг, стряхивает с шапки снег, снимает пальто, берет чистый лист бумаги, и мы уходим на кухню. Здесь в тишине, уединясь от всех, мы начинаем составлять список... список необходимых для дороги вещей.
Составление списков - один из самых волнующих, если не самый волнующий момент любого путешествия. В отборе предметов, которые мы намереваемся взять с собой, есть нечто мистическое. Чем иначе, как не волшебством, можно объяснить, что скучнейший пронумерованный перечень товаров ширпотреба сочиняется (он именно сочиняется!) с подлинно поэтическим вдохновением. Слова, обозначающие ничем не примечательные предметы, попав в этот перечень, вдруг приобретают новые и удивительные свойства.
Вот, например, в перечне под номером двадцать три значится: "Кружка".
Ну что особенного в кружке? Да ровным счетом ничего. Добро бы это была какая-нибудь старинная кружка с затейливой ручкой и с крышкой. Нет же, обыкновенная зеленая эмалированная кружка. Даже не новая. Всю зиму простояла она на кухне с топленым маслом, и никто не обращал на нее внимания.
Но сейчас, попав в список и продолжая еще находиться на кухне, эта простая эмалированная кружка способна на чудо. Чудо состоит в том, что, когда на бумаге появляется слово "кружка", в голове возникает чарующее видение. Иссиня-черная ночь. Глухо, грозно шумит высокий лес, качаются еловые лапы. Дым костра не решается уйти в далекое небо, тает в лесу. Пламя у костра веселое, жаркое. Палатка уже установлена, спальные мешки расстелены. Остается только напиться чаю. Ты сидишь у костра и пьешь из зеленой эмалированной кружки обжигающий, терпкий, коричневый чай, пахнущий хвоей и дымом.
Нехитрая вещь кружка. А ведь она в одно мгновение переносит нас из старого московского дома в таежную глухомань. Такова сила волшебства.
Или вот другой пример. Пункт тридцать седьмой: "Накомарник". Казалось бы, что уж привлекательного в этом слове? Напоминание о комарах способно отвратить сердце от самого заманчивого путешествия. Не было еще человека, который бы с радостью думал о комарах. Но вот наваждение! Горячую симпатию испытываем мы даже к накомарнику в час составления списков. И хотя мы хорошо знаем, что накомарник более всего походит на предмет туалета кисейных барышень, нашему мысленному взору он рисуется как некое стальное забрало доблестного рыцаря тайги и тундры. Волшебство да и только!
Увлекательное это дело - составление списков. Вспоминаешь о лучших минутах былых путешествий и предвкушаешь радости нового... Все, что ожидает тебя в пути, кажется тогда восхитительным!..
Есть в Москве такая контора - "Аэрогеология-2". Полное ее название Аэрогеологическая экспедиция No 2 Всесоюзного аэрогеологического научно-производственного объединения "Аэрогеология" Министерства геологии СССР. Существуют и первая, и третья, и не знаю какие еще экспедиции, но они работают в других местах. Район деятельности этой конторы - северный угол Хабаровского края и юг Магаданской области. Здесь она вела геологическую съемку, охватывая площадь в тысячу с лишним квадратных километров.
В отдел кадров "Аэрогеологии-2" и привел меня ранней весной мой друг художник Боря Доля, соблазнив краем непуганых птиц и нестреляных медведей. Он уже работал с геологами несколько полевых сезонов и ввел меня в курс дела.
Вся наша экспедиция делилась на партии, партии - на отряды. Нам предстояло вести разведку на реках Улья, Кекра, Кивангра, Унчи, Итема, Оганди. Все они скатывались в Охотское море. На западе территории проходил легендарный хребет Джугджур. О нем вдохновенно рассказал Григорий Анисимович Федосеев в своих книгах "Тропою испытаний" и "Смерть меня подождет".
Отряд состоял из четырех человек. В его распоряжении были карта и аэрофотоснимки. По карте строился маршрут. Снимок помогал лучше ориентироваться. Парами - обычно геолог и рабочий - исследовали породы, брали образцы, шли, как правило, по вершинам гор, там, где есть выходы коренных пород. Другая пара - шлиховщики - двигалась по ручьям и рекам. Они промывали в лотках породу, оставляя шлихи - тяжелые элементы полезных ископаемых. Собранные образцы в лаборатории подвергались анализу, сопоставлялись со шлихами.
Перед тем как выезжать, Боря решил выяснить, кто из русских людей был первым в тех местах, где мы должны были работать. Он долго копался в старых книгах и справочниках, но не нашел ничего интересного. Район Джугджура представлялся в этом отношении абсолютно "белым пятном". Боре попадались описания других районов, даже более глухих в старое время, однако ни Джугджура (если не считать книг Г. А. Федосеева), ни Ульи, ни других рек, по которым нам предстояло пройти, как будто и не существовало. И уже отчаявшись что-нибудь найти, Боря вдруг натолкнулся на описание похода казаков Ивана Москвитина. Более трехсот лет назад они видели Улью, проходили через Джугджур!
Вот ведь что получается! Многие читали красочные описания походов Дежнева и Пояркова, Хабарова и Стадухина... А между тем несправедливо забытое имя Ивана Москвитина заслуживает не меньшей славы. Из острога на Алдане он добрался до устья небольшого притока Май, по нему прошел до подножия хребта Джугджур и, перевалив, спустился к Улье. Эта река вынесла казачьи лодки в Охотское море, к Шантарским островам, Амуру, Сахалину и, возможно, Курилам. Через мели и водопады, вековые заломы и прижимы провели свои кочи первые в этих местах русские люди.
...До аэрогеологической базы в Охотске добраться было делом нетрудным. Мы успели выкурить по нескольку сигарет после того, как вылетели из Москвы на Ил-62, увидели, как заря столкнулась с зарей, нарушив четкость часовых поясов, позавтракали и одновременно пообедали. Так скомкался стремительно пробежавший день.
В Хабаровске сделали пересадку и полетели над Охотским морем. По нему еще бродили ледяные поля. Деревянный, скорчившийся от холодного дождя - таким предстал перед нами Охотск. Здесь, на окраине, и была база экспедиции - жилые бараки, обложенные поленницами дров, дощатые склады, гараж.
Постепенно прибывал народ. Машина с брезентовым верхом так и сновала от аэродрома к базе и обратно. Получив резиновые сапоги, спальные мешки, стали ждать у моря погоды. Холодные туманы рождались над заливом, наползали на сушу и повисали в горах устойчиво и плотно. А как раз туда, в горы, мы должны были лететь. Помаявшись в безделье, начали ловить нехитрой леской-закидушкой дальневосточную камбалу. Жирную, широкую, как лопата, рыбу пекли тут же на костре. А небо было темное, неласковое, и сыпал скучный, реденький дождик...
В середине дня разъяснилось. Мы побросали вещи в кузов грузовика и ринулись на аэродром. Там ждал нас тяжелый вертолет Ми-8.
Он покачался на могучих лапах, будто спринтер перед стартом, когда нащупывает устойчивую опору, поднатужился и легко пошел вверх. Косо поплыли аэродромные пристройки, маленькие огородики, лиственницы на окраинах. А впереди поднимались рыжие склоны Джугджурского хребта. В ущельях и седловинах голубели подушки снежников. За короткое лето они не успевали стаять и оставались до будущих вьюг. Их окружали изумрудные заплаты кедрового стланика с редкими высыхающими лиственницами. А ниже поблескивали на солнце оловянные спиральки речек.
Через час вертолет свалился в долину, надвое распластанную широкой рекой. Он приземлился на каменистую косу, выбрав пятачок среди навалов вымытых до белизны коряг и кустарника, вырванного из берегов весенним половодьем. Синеватая река гнала воду через гладкие камни туго и плотно. Там, где закручивались воронки, вспыхивали огоньки - то отсвечивали спины прожорливых хариусов.
Это и была Улья. В прошлом году на ее берегу останавливались базой геологи, оставили здесь много нужных для бивачной жизни вещей. Ими следовало догрузить вертолет. Темные, сработанные наспех избы хранили всякое добро: котлы, ведра, железные печки, топоры, бочки из-под бензина. Без всего этого мы попросту не могли жить на новом месте. По множеству следов бывалые люди определили, что базу часто посещали медведи. Да и новички сразу разобрались в их метках. Звери когтями и зубами пытались сорвать замки с дверей, разломали рамы маленьких окон, но пролезть не смогли. Они шли на весенние свадьбы, запах оставленной с прошлой осени соленой горбуши тянул их к избушкам.