Количество хапающих обэхээсников, сотрудников милиции, судов, да и вообще работников любых государственных органов возрастало по мере продвижения с севера на юг. В некоторых южных республиках оно перевалило за Девяносто процентов. В том же Узбекистане или Азербайджане встречались честные сотрудники, но, к сожалению, Работали и жили они не слишком долго… Кстати, справедливости ради надо отметить, что среди служб МВД коррумпированность ОБХСС далеко не самая высокая. Проведенные еще в восьмидесятые годы закрытые исследования Показали, что ею больше всего поражены исправительно-трудовые учреждения. Серебряную медаль можно дать ГАИ Оперативные службы толпятся где-то в конце…

— Виктор готов пролить свет на тайны новоселовского двора, — сказал Пашка.

— Да ничего я не готов пролить, — отмахнулся Мамлюков. — Есть кое-какие соображения. Только договоримся — я у вас не был. Норгулин — мой старый приятель, вот я и согласился кое-что рассказать. Но если начальство узнает, что я прокуратуре бесплатные консультации даю…

— Да уж, твое начальство с удовольствием давало бы платные консультации, — хмыкнул Пашка.

— Перестань чушь пороть.

— Критика снизу, Вить, это лекарство. Критика сверху — яд.

— Что было с комбинатом? — вступил я в разговор.

— Ничего особенного. За последние годы, с приходом Новоселова, он начал разрастаться, подбирая под себя мастерские, прачечные. Даже кафетерий открылся, хотя непонятно, с какого боку он туда влез.

— Были нарушения?

— Районные оперативники, конечно, устраивали проверки, проводили контрольные закупки. Масса мелких нарушений, как везде. Сдачу не правильно дадут. В квитанции сумму исправят, нолик уберут — разницу в карман. Отремонтируют пылесос на государственных запчастях по-дружески, без квитанции — деньги себе. Все копеечные дела… Но копейка рубль бережет.

— С каждого по рублю — за месяц немало набежит.

— Верно. Несколько сотен для рядового работника — запросто. Но это не означает, что все они пойдут тебе в карман. Надо делиться. Есть множество «поборников». Рубль заработал — пятьдесят копеек отдай начальнику. А у того свой начальник. А кому все в результате?

— Новоселову, — кивнул я.

— Но ведь и ему нужно делиться, — произнес Мамлюков.

— С обэхээсниками, — поддакнул Пашка.

— Да иди ты!

— И на почве, удобренной этими рубликами и гривенными, вырастает у Новоселова уютная каменная избушка, автомашина, драгоценности для жены и антиквариат. А хватит на все? — спросил я.

— Трудно сказать, — пожал плечами Мамлюков.

— Вы не пробовали всю цепочку потянуть? Ухватиться за одного мелкого воришку и дойти до конца, вытащить всех за ушко, да на солнышко.

— Очень трудно. Да и зачем?

— Вот слова истинного обэхээсника, — Пашка ехидно хихикнул. — Живи и дай другим жить.

— Схохмил, да?.. Очень трудно вытянуть цепочку. Сил нет. Один оперативник обслуживает восемьдесят объектов, и на большинстве из них поборы, мелкие хищения. К нам приезжали ученые из московской криминологической лаборатории, проводили опросы на заводе металлоконструкций. Знаете, к какому выводу пришли? Пятнадцать тысяч мелких хищений в год. Материалов из них всего на двадцать фактов. И только два уголовных дела… Все воруют. По мелочам. По маленькой. На бутылку. На сапоги жене. На обновку ребенку. На новый телевизор. Копейка к копейке. А что делать, если на том же комбинате у людей по сотне зарплата? Они и на работу туда идут с прицелом, чтобы заниматься поборами. «Поборники», одно слово.

— Взяли же первую автобазу.

На первой автобазе хапали все и за все. За ремонт, за путевки, за хорошее отношение. ОБХСС тогда придумал такой фокус. Переписали номера купюр, выданных на зарплату рабочим, потом устроили обыск у руководителей, и выяснилось, что немало этих купюр оказалось в их сейфах. Пересажали человек двадцать.

— И теперь на автобазе берут почти столько же, сколько брали, — кивнул Мамлюков. — Нужно гайки по всем линиям закручивать. Раздолбайство это всеобщее нас до большой беды доведет. Люди привыкли воровать. Пока понемножку. Случай представится — без зазрения совести будут тащить много…

Уже позже, много лет спустя, я не раз буду вспоминать эти слова, глядя, как вчерашние несуны и фарцовщики начинают подгребать миллиарды и миллиарды…

— Так никто и не пробовал взяться всерьез за новоселовское царство? — спросил я.

— Почему? Пытались. По одной из мастерских возбудили уголовное дело, вроде бы начали подбираться к начальству, но тут нам дали по рукам. Сказали, чтобы особо не копали. Передавайте имеющееся дело в суд — и достаточно.

— Кто давил?

— Не знаю. Это у начальника нашего отдела надо спросить. Видимо, просьба была достаточно авторитетная. На нашего шефа нелегко надавить.

— К цеху на комбинате вы никогда любопытства не проявляли? Оттуда же за версту дурным запахом тянет…

— Пытались. Но нам еще быстрее по носу дали.

— Что вы там отыскали?..

— Такая история. Внешторг закупает пять высококачественных станков. За них платятся бешеные деньги в валюте. Они предназначены для применения на особо точных производствах. И что мы видим? Два из них оказались в несчастном цехе, выпускающем дешевый ширпотреб — портмоне из кожзаменителя, босоножки и прочую ерунду. Почему?

— Ну и почему?

— Без местных боссов и московских чинуш тут не обошлось. Кто-то поставил в министерстве подпись. Кто-то ходатайствовал. И наверняка никто не ушел обиженным.

— Не было данных, что тут завязан завпромотделом областного комитета Выдрин?

— Конкретно — нет. Но такое вполне возможно. Были оперативные данные, что он покровительствует некоторым цеховикам и расхитителям. Ведет широкий образ жизни. Сын его учится в Москве, он ему отправляет на жизнь по пятьсот рублей в месяц. Это при четырех сотнях зарплаты… Теперь понятно, откуда ветер дул и кто наши начинания закопал. Конечно, мы с ним в разных весовых категориях. Это для КГБ работа. Что мы, ОБХСС, сделать можем? Ничего.

— Вам говорит что-нибудь фамилия Григорян?

— Говорит. Он еще в Армении был в цеховых делах завязан. Оттуда уехал. Начал Россию покорять. Только у нас по двум делам боком проходил, но ни по одному ничего не доказали. Старший продавец — фикция. Не удивлюсь, если магазин, в котором он торгует, и еще кое-какие конторы под ним живут.

— Он в последние годы заделался в друзья Новоселова.

— Значит, они вершили какие-то серьезные дела. Григорян не стал бы размениваться на мелочи.

— Кстати, цех комбината у вас оперативно не прикрыт?

— У меня там источников нет. Может, в районе есть. Но, видимо, те еще наушники! Никакой информации.

— Ясно…

— Говорю же — один оперативник на восемьдесят объектов. Это же надо целую роту информаторов иметь! Все прикрыть невозможно, — махнул рукой Мамлюков. — Кстати, два дня назад был сход хозяйственников. Там присутствовал Григорян.

— Кто еще?

— Маргулис — с фабрики пластмасс. Директор магазина «Промтовары» Гальюнов. И еще кто-то — не знаю.

— Повестка дня?

— Посидели на даче, выпили доброго вина, поели шашлыков… и о чем-то очень крупно поспорили. О чем — не знаю. Гальюнов встал, обругал всех, крикнул, что не хочет иметь с этим дела, и ушел… Кстати, там присутствовал кто-то из уголовных «авторитетов».

— Кто такой? — встрепенулся Пашка.

— Не знаю. Кто-то из тех, кто прикрывает хозяйственников. Не шестерка.

— Колыма, Вольтонутый? — задумчиво протянул Пашка.

— Сказал же — не знаю. Мне твои клиенты нужны, как прошлогодний снег. Своих хватает.

Когда Мамлюков ушел, я достал таблетку анальгина и проглотил ее.

— Колеса ешь? Тяжко? — сочувственно осведомился Пашка, раскуривая сигарету.

— Всю ночь не спал.

— Переживаешь?

— Еще бы! Одной ногой в могиле постоял и убедился, что мне не хочется встать туда и второй.

— Нервный ты, Терентий. Мягкотелый. Учись у старших товарищей присутствию духа… Как ты думаешь, не наши подопечные решили тебя вчера машиной промассажировать?