…Генеральному секретарю ЦК Коммунистической партии США товарищу Гэсу Холлу.

Примите сердечные поздравления с избранием Вас на пост Генерального секретаря КП США.

ЦК КПСС…

…Опыт передовиков Агропрома необходимо сделать достоянием каждого труженика села…

На особом посту по охране мира, на линии, разделяющей две военно-политические группировки — НАТО и Организацию Варшавского Договора — стоит вместе с национальной народной армией ГДР Группа советских войск в Германии…

Я отодвинул новый номер газеты «Правда» и внимательно посмотрел на допрашиваемого.

— Ежели вы по поводу тех вещичек, то я уже все сказал, — поджал губы Бородуля. Он сидел в моем кабинете и нервно потирал руки. Алкашей долго держать взаперти негуманно, их начинает мучить жажда, и они звереют.

— Что ты, Кузьма Николаевич, какие вещички. Ты же в прокуратуре. Мы такой мелочевкой не занимаемся, — сказал я.

— А чем вы занимаетесь?

— Ты не знаешь? За три ходки мог бы подучить Уголовно-процессуальный кодекс.

— Не подучил.

— Врешь… Ну, например, мы занимаемся хозяйственными делами. Взятки, злоупотребление служебным положением.

— Во, взятки и про служебное положение — это как раз обо мне. Только я молчать не буду. Секретаря обкома и кое-кого из ЦК за собой потяну, — хохотнул Бородуля.

Он хорохорился, пытался держаться независимо, но я видел — это требует от него больших усилий.

— Маловероятно. Но кое-что ты сказать можешь.

— Например?

— Например, как ты работал на комбинате бытового обслуживания.

— Была работа, да вся вышла. Сейчас я простой советский безработный.

— А, так тебя за тунеядство сажать надо.

— Фигушки. У меня еще время на трудоустройство есть. Четыре месяца.

— Смотри, а говоришь, законы не знаешь.

— Знаю немного.

— Тогда расскажи, что у вас на комбинате творится. Воруют?

— А то нет. Покажите мне, где не воруют.

— Трудновато будет. Новоселову водопровод ремонтировал небось за казенный счет?

— Не помню.

— А вообще что ремонтировал, помнишь?

— Не помню.

— У него с памятью плохо, — участливо кивнул Пашка. — Амнезия. «Клиент» для психиатров созрел.

— Точно, — согласился я. — Отправим его в дурку. Тебя там уколами нашпигуют — забудешь собственное имя.

— Ну, ремонтировал. Чего особенного?

— Зачем Новоселов с тобой связался? Он что, кроме тебя, ханыги, не мог никого найти?

— Знал покойничек, у Бородули руки золотые.

— Откуда ты знаешь, что он покойничек?

— Так, — Бородуля замялся. — Ведь все знают, весь город.

— Какой город? Ты на пятнадцать суток залетел, когда еще труп не обнаружили.

— Мне братва, то есть суточники, и сказали.

— Кто сказал? Имя.

— А я помню! Кто-то сказал.

— Где ты был четвертого августа?

— Где-где? Дома был.

— А третьего?

— Тоже дома!

— А шестого?

— Дома!

— Ах ты, домосед наш. Вспоминай, чем четвертого числа занимался.

— Ничем. Встал. Опохмелился. Дрыхнуть лег.

— Врешь. Все врешь.

— Почему это?

— Какое сегодня число?

— Пятнадцатое… Или четырнадцатое.

— Семнадцатое. Ты же один день от другого отличить не можешь. Вспоминай быстро, где ты был за день до того, как на сутки приземлился.

— Говорю же, встал, опохмелился, купил одеколона, тяпнул, заснул.

— Да? А как эта штука к тебе в квартиру залетела?

Я издалека показал упакованный в целлофан билет на электричку.

— Это чего?

— Билет. Нашли среди мусора в твоей квартире. На шестнадцатое мая. Третья зона. Там как раз Коровино, где дача у Новоселова.

— Не мое. Не знаю, как ко мне попал.

— И телогрейка не твоя?

— Какая телогрейка?

— При обыске у тебя дома обнаружена телогрейка. Ты читать умеешь?

— Конечно, умею.

— Странно. По тебе не скажешь. Тогда читай… Нет, лучше я тебе почитаю. Смотри, как интересно. Похлеще детективной повести. «Пятна бурого цвета, обнаруженные на телогрейке, представленной на исследование, являются человеческой кровью…»

— А-а. Так это у меня кровь из носа пошла. Накапала.

— Ага, из одной ноздри — одна группа крови, из другой — другая.

— Чего? — Бородуля все сильнее ерзал на стуле. Как же ему хотелось очутиться подальше от этого места! Но от своей судьбы не уйдешь, не скроешься.

— Ничего. У каждого человека индивидуальная группа крови. У тебя — вторая. На телогрейке — четвертая, не твоя кровь, Кузьма.

Я бережно погладил заключение судебно-биологической экспертизы. Обычно эксперты подготавливают заключение неделями. Мне же сделали в два дня. Обошлось оно мне в две бутылки самогона. Их Норгулин реквизировал у знакомого участкового, который в свою очередь изъял РИС у злостного самогонщика. Послужило-таки запретное зелье человечеству.

— Кстати, — вставил Пашка, — такая группа крови у Новоселова.

— У него одного такая группа?

— Нет. Но она достаточно редкая.

— Ох, — дрожащими пальцами Бородуля погладил щеку. — Хорошо, говорю как на духу. Было так…

Я приготовился выслушать показания… И выслушал.

— Месяц назад у винника на Куйбышевском проспекте познакомился с одним придурком — Романом зовут. Он на заводе счетно-аналитических машин работает. Решили мы с ним сообразить, я без очереди пролез, взял бутылку. В парке присели под кустиком. А он, зараза, мало того, что себе грамм на двадцать больше налил, так еще, как шары залил, меня козлом обозвал. Представляешь, командир, — козлом. Хорошо, я человек спокойный. Другой бы сразу пришил. А я его лишь за грудки взял, пару раз в подзубало съездил. По носу попал, оттуда юшка у него пошла, вот на меня и накапало. Потом я ему по батареям ногой прошелся. Кажись, ребро сломал.

— Понятно, — закивал я. — Открыл ты нам глаза. Остается тебя отпустить и извиниться за то, что заняли твое бесценное время.

— Я правду говорю.

— Вот еще один документик. Называется — протокол опознания. Курточку, которую ты продавал, ведь у Новоселова прихватил.

— Нет!

— И подсвечник с ложечками. И магнитофон.

— Не правда.

— Кончай, Кузя, придуриваться. Начинай каяться. Время пришло. На таких доказательствах тебя любой суд осудит.

— Не трогал я никого!

— Кто еще с тобой был? Ну, тот тип в синей куртке. Все равно найдем его.

— Никого я не убивал!

— Не правильно ты себя ведешь, Кузя. За убийство из корыстных побуждений вышку схлопотать ничего не стоит. При отсутствии раскаяния и противодействии следствию суд приговаривает к исключительной мере наказания — расстрелу… Знаешь, как приводятся в исполнение расстрелы? Не знаешь? Узнаешь.Тикают часы, и ты понимаешь, что они отсчитывают последние минуты твоей жизни. И хоть вой, хоть на брюхе ползай — ничего не изменить. Будешь вспоминать, каким был дураком, что не схватил протянутый следователем спасательный круг, но поздно. Уже звучат шаги конвоира, и вскоре звякнет затвор.

— У, бля-я! — неожиданно взвыл Кузя и ударил себя ладонью по шее.

— Рассказывай, Кузьма. Тебе некуда деваться.

— Слышь, начальник, я правда не убивал. Спроси кого хочешь, тебе любой скажет — не может Бородуля человека убить. Ну, поверь мне. Не могу я убивать. Не приучен. Я же мухи не обижу.

— А за «козла» ребра ломать тоже не обучен?

— Так это святое дело. А убивать — не-е…

— Может, и не был обучен. Но когда это было. Хочешь, опишу тебе немного твою теперешнюю жизнь? Ты конченый человек. Проспиртовался насквозь. Живешь в сумрачном мире. От пьянки до опохмелки. Едва протрезвеешь, все Наполняется болью и страданием, и ты думаешь об одном — где бы накиряться снова. Друзья твои во дворе и на работе — такие же алкаши. Большинство бесед у вас насчет того, «где достать недостающий рубль и кому потом бежать за водкой», как поет Высоцкий. Когда трубы горят, все, абсолютно все сводится к одному — где достать выпить. И неужели ты хочешь меня убедить, что у тебя рука на человека не поднимется? Ты убил его, Кузя. Ты…