— Знаешь, любезный, — ответил старик, — подарил мне бог мальчика величиной с зёрнышко, а ума-то у него в десять раз больше, чем у нас с тобой.
Негиницэ остановил коней и прыгнул старику на ладонь. Увидев его, купец подумал, что не худо было бы отнести такое чудо королю.
— Старик, — предложил купец, — я дам тебе кошелёк золота за него.
Негиницэ — скок старику в ухо и тихо стал подсказывать ему ответы. А старик, думая, что это он всё сам говорит, сказал купцу:
— Ты вот весь свой век торгуешь, ну скажи: приходилось ли тебе покупать когда-нибудь живую душу за кошелёк золота?
— Я тебе дам… два кошелька.
И опять старик ответил, повторяя за Негиницэ:
— Два кошелька… за живую душу?
— Я тебе дам… десять кошельков.
Старик побледнел, но сказал то, что шепнул ему Негиницэ:
— Богу душу даруют, а сатане продают.
— Я тебе дам… двадцать кошельков!
Старик, обуянный жадностью, молчал, хотя Негиницэ всё время подсказывал ему ответы.
И, видя, как жаден старик, Негиницэ шепнул ему наконец: «Ладно!», и тот повторил за ним:
— Ладно!
Дед и купец ударили по рукам — сделка состоялась. Купец заплатил деньги и забрал Негиницэ, продавшегося по доброй воле. И когда купец уже уходил, Негиницэ крикнул старику:
— Эй, старче, старче, знать не суждено было вам со старухой иметь детей!
Король вместе со своими мудрецами держал важный совет — в стране свирепствовали засуха и мор. И когда пришёл купец и доложил королю, что принёс ему мальчика величиной с зёрнышко, король страшно удивился, а мудрецы широко раскрыли глаза и затрясли длинными бородами.
— Не может этого быть, ваше величество, об этом ни в одной книге не говорится.
— Нет, может быть! — воскликнул Негиницэ и прыгнул на стол, за которым шёл совет. — Ведь на свете может быть многое такое, о чём в книгах не написано, и очень многое бывает не так, как толкуют книги, а совсем иначе.
Король и учёные долго не могли надивиться на невиданное чудо, а потом снова начали совещаться.
А Негиницэ сначала прыгнул королю на руку, потом на плечо, наконец на макушку и сказал, смеясь:
— Да будет вам известно, ваше величество, что самые маленькие могут стать самыми большими.
Королю ничего не оставалось как ответить:
— Верно, Негиницэ, верно!
А учёные, тишком подтолкнув друг друга, опустили глаза.
Король тут же приказал построить для Негиницэ дом в десять этажей, величиной с орешек, весь из чистого золота и украшенный драгоценными каменьями.
Негиницэ остался на королевском совете, но постарался укрыться от всех, чтобы вволю проказничать. Тихонько и незаметно забрался он в ухо учёного, который смотрел на звёзды в подзорную трубу, и узнал, что сей великий муж вовсе и не думает о делах государственных, а смотрит на нос короля, поражаясь его величине. Негиницэ потихоньку вылез и забрался в ухо другого учёного, который утверждал, будто изучил внутреннее устройство человека и знает лекарства, помогающие от всех болезней. И открылось Негиницэ, что и этот учёный тоже не думал о делах государственных, а восхищался перстнем короля. Так и узнал Негиницэ, что мысли всех учёных были заняты посторонними вещами: один грезил о прекрасной даме, другой мечтал польстить королю, третий отдал бы всё за бутылку вина, четвёртый думал, что вовсе недурно быть королём, пятый — что король такой же человек, как и все. И только один учёный с большим лбом внимательно слушал, что говорил король.
Узнав мысли всех учёных, Негиницэ поспешил залезть королю в ухо и рассказать ему шёпотом всё до мельчайших подробностей. Король, уверенный, что это он сам распознал думу мудрецов, страшно разгневался и крикнул одному из них:
— Эй ты, звездочёт, делаешь вид, что смотришь на звёзды, а сам пялишь глаза на мой нос и думаешь, что он похож на чурбан. Так ты, значит, радеешь о делах государственных?!
Учёный задрожал и упал на колени, прося помилования.
— А ты? — сурово сказал король, обращаясь к учёному-врачу. — Ты бы меньше отправлял на тот свет людей, если бы у тебя был мой перстень?
Лекарь затрепетал и тоже упал на колени.
И так говорил рассерженный король, обращаясь к каждому по очереди:
— Ты думаешь о любовных шашнях, а не видишь, что одной ногой уже стоишь в могиле; а ты приготовился соврать мне; ты вот считаешь, что в бутылке вина разума куда больше, чем в моей голове, а не знаешь, что если бы учёный сидел на троне, то он бы наделал не меньше глупостей, чем самый последний из болванов; ты полагаешь, что король простой смертный, как и все, но не понимаешь, однако, что учёные даже на людей-то не похожи; ты вот едва сдерживаешься, чтоб не разинуть рот и не проглотить всё королевство, и только ты, — обратился он к последнему, — думаешь о делах государственных.
Все учёные упали на колени.
— Ну, что мне теперь с ними делать — отрубить им всем головы?
Учёные были ни живы, ни мертвы, а Негиницэ вскочил королю на макушку и сказал:
— Помилуй бог, ваше величество! Если не будет учёных, кто же тогда станет обманывать людей?
— Пусть будет только правда на земле!
— Помилуй бог, ваше величество! Что бы вы стали делать, если бы ложь вовсе исчезла? А вы подумали, ваше величество, о своей жизни? Ведь вы ели, спали, охотились, пересчитывали деньги, веселились, — как с её светлостью королевой, так и без неё, — больше, чем пеклись о нуждах и делах государственных. Как же вы, ваше величество, удержитесь на троне, если народ узнает правду?
Король улыбнулся — с досадой, правда, но всё же улыбнулся — и, чтобы поправить дело, простил всех. Видя, однако, что учёный, который думал о том, о чём и полагалось размышлять на королевском совете, всё ещё дрожит, он спросил его:
— Ну а ты, мудрейший, почему дрожишь?
— Ваше величество, — ответил несчастный старик, — уж лучше я вам откроюсь, всё равно вы узнаете, о чём я думаю. Хоть я и полагаю, что знания мои ничтожны, однако считаю, что жалованье моё слишком незначительно.
Король от души захохотал и обещал увеличить ему жалованье; потом, прервав совет, он ушёл, унося с собой Негиницэ, сидевшего у него на макушке, и недоумевая, как это ему удаётся угадывать мысли окружающих.
Королева и наследники, увидя Негиницэ, удивились, а узнав, что король на старости лет научился угадывать мысли людей, изумились ещё больше и никак не хотели этому поверить.
— Ваше величество, — сказала королева, — ну, угадайте, о чём я думаю?
— Посмотрим, — ответил король.
Королева подумала и рассмеялась своим мыслям…
Негиницэ быстро забрался королеве в ухо и узнал, о чём она думает: «Как было бы хорошо, если бы король снова стал молодым!» Один миг — и Негиницэ перебрался в левое ухо короля и шёпотом передал ему всё. Но король — ни слова. Тогда королева засмеялась и сказала:
— Ну что? Не можете угадать, не можете?
Дело в том, что король был немного туг на левое ухо. Негиницэ догадался, перескочил в правое и снова зашептал. Лицо короля прояснилось, и, покачав головой, он захохотал и сказал:
— Эх, хоть ты и королева… а такая же баба, как и все! Ловко ты придумала, да только невозможно это…
Королева устыдилась и, потупив глаза, размышляла: «А если он угадает, о чём я раньше думала, то я от стыда сквозь землю провалюсь! Ведь сколько раз я проклинала королевские советы, когда они кончались далеко за полночь».
Наконец Негиницэ захотелось посмеяться и над самим королём, и он сказал себе однажды утром:
— Таков уж человек! Тверди ему всё, что угодно, говори всё время одно и то же, и он поверит, потому что глуп. Чему он не верит сначала, тому непременно поверит потом. Подложу-ка я королю свинью: оставлю его без верных советников и сведу с безумцами.
И с тех пор, ехал ли король во главе войска, держал ли совет, ложился ли спать, вставал ли с постели, ел ли, ласкал ли детей своих — одна и та же мысль преследовала его: «Разве ты не видишь, что советники твои состарились и дела государственные в запустении?»