Глава 8. Призрак

- Встречаются два оператора. Один другого спрашивает: «Я слышал, ты женился. Красивая?». «Ну, это как свет поставишь», - отвечает другой.

Все присутствующие рассмеялись, хотя, наверняка, как и я, слышали этот бородатый анекдот раз сто. Мы сидели у мамы Гали в гримёрной и болтали. В съёмочной группе оказалось несколько товарищей, настолько древних, что они могли бы вспомнить байки со съёмок братьев Люмьер. Ну, или, по крайней мере, режиссёра Александра Артуровича Роу, судя по количеству сказок, которые я услышал. Чтобы не напрягать маму Галю я купил три килограмма докторской колбасы и пять батонов хлеба, уже нарезанного, чтобы ей не пришлось мучиться, делая бутерброды. И что вы думаете? Эти уроды сожрали всю колбасу мгновенно. Так, просто, сидя в хорошей компании, травя древние байки. Мне достался маленький обрезок жопки.

Мы ждали Мельгунова. Вчера в половине двенадцатого ночи услышал по телефону голос Лифшица, который приказным тоном сообщил, чтобы я готовился к съёмке, которая назначена на восемь часов утра. Голодный, не выспавшийся, раздражённый я сидел в синем фургончике уже в семь.

И вот сейчас на часах двенадцать, а Мельгунов так и не явился. Утром позвонил его менеджер и сообщил: «Игорь Евгеньевич прибудет через пятнадцать минут». Прошло четверть часа, потом ещё полчаса, два часа. Мельгунов не приехал. Верхоланцев ходил по съёмочной площадке, и уже не орал, а сипел, поскольку сорвал голос от злости.

- А вот ещё был случай, - произнёс тощенький старичок в старомодном пенсне, до этого времени молчавший. - Снимали мы кадр - захват деревни. Великая Отечественная война, значит. Режиссёр объясняет задачу: «здесь пойдут танки, здесь каскадёры бегут. Но одна просьба - холостых патронов у нас мало, поэтому на репетиции не стреляйте». Все поняли. Полдня репетировали. Все прекрасно. На отлично прошла генеральная. Режиссёр кричит: «Съёмка! Приготовиться!» Все пылает, танки пошли, взрывы. Массовка бежит, кричит: «Ура!», но не стреляет. Остановить невозможно. Режиссёр в полуобморочном состоянии рвёт на себя волосы: «Боже, боже, они не стреляют!»  А оператор ехидно отвечает: «Живьём взять хотят».

Все опять расхохотались, хотя я ничего смешного в этом не увидел. Представил ужас группы о пропавшем дубле с таким количеством техники, загубленной плёнки. Что-то, а в этом я немного, но разбирался.

- Ну, это ещё что! - подал голос, сидевший в углу длинный тощий мужик в замусоленной спецовке. Снимали мы совместный с иностранцами фильм. Было это ещё в совке. Приехали в Грузию, а для одной сцены был нужен ишак. Ну, обычный такой ишак, ничего особенного. Нашёл я ишака, хозяин мне говорит: «Бери, дарагой, сфатаграфируй и обратно приведи». Ни денег не взял, ни документов. Веду ишака через город, останавливает мент и говорит: «Нельзя ишак в город». Я спрашиваю, почему. «Постановление горсовета», - отвечает. «Разрешенье нужно». А вы знаете, как в совке с этим трудно было. Оставил я ишака около мента и пошёл к нашему администратору. Он прибегает и начинает вопить: «Мы снимаем совместно картину с иностранцами. Один день простоя - огромные штрафы. В валюте!» Мент посмотрел на него и отвечает спокойно: «До тебя уже был товарищ. Я ему сказал по-человечески: не ты нужен, а разрешение». Я предлагаю: «Давайте мы вместе ишака проведём через город, снимем и обратно». А мент такой упорный попался: «Нэ могу, дарагой, мой начальник говорит - увижу ишак в городе, голову сниму!» Побежали мы с нашим администратором в горисполком. Нашли там заведующего отделом культуры и говорим: Мы снимаем комедию, немец от теплохода отстал. Идёт грустный. Навстречу едет грузин на арбе, которую ишак везёт. Спрашивает немца: «Чего такой грустный, дарагой. У тебя кто умер?» Иностранец отвечает по-немецки: «От корабля отстал». Грузин не понял, но говорит: «Садись, подвезу». Посмотрел на нас заведующий, покачал головой и говорит: «Слушай, как-то не хорошо, иностранцы увидят, что у нас ишаки в городе. Давайте грузин ихнего немца встретит на чёрной «Волге». До Сухуми довезёт, и немец на пароход успеет. Я вам свою машину дам». Битый час уговаривали. Наконец, он согласился и, прощаясь, недовольно бросил: «Передайте вашему режиссёру, что у нас уже три месяца постановление действует. И ваш немец никак не может ишака в городе встретить. Не соблюдаете вы правды жизни».

Историю про ишака я слышал раз пять. Бесполезное сидение в гримёрке мне осточертело до безумия. Как можно незаметнее я выскользнул из двери и решил прогуляться до сортира.  И услышал обрывок разговора Розенштейна и Верхоланцева, который уже смог обрести частично голос, но судя по заплетающемуся языку, был уже хорошо навеселе.

- ... сам посуди, ну какая дура уйдёт от такого, как Верстовский к ...удаку Мельгунову? Он же пидорас! Пидорас! - услышал я пьяный голос Верхоланцева. - И в прямом и переносном смысле.

- Ну, это в жизни, а в кино - другое дело. Знаешь, сколько у него поклонниц? - ответил Розенштейн. - Они пищат от счастья, когда видят его.

- Какое другое дело? Давид, а давай переделаем сценарий. И пусть Верстовский играет главную роль. Пусть Милана к нему вернётся. И останется. Пусть Верстовский убьёт этого говнюка и все делов.

- Дима, ты, когда упьёшься до зелёных чертей, такую феерическую чушь несёшь - уши вянут. Я тебе разрешил сцены добавить и будь доволен. Мне и так пришлось объяснять Мельгунову, в чем это он будет ещё играть.

- Слушай, Давидик, меня твой Мельгунов уже задолбал, - голос Верхоланцева обрёл твёрдость. - Когда он вылезет, наконец, я его убью, как Иван Грозный своего сына. По башке тресну и привет. Или задушу, как Отелло Дездемону.

- Картину доделай, а потом можешь убивать хоть всю группу. Дима, и я тебе предупреждаю ещё раз - не позволяй Верстовскому лезть в наши дела. Он мне подозрительным кажется. Очень. Сует нос всюду.

- И чего? - пробормотал Верхоланцев.

- Чего-чего! Он может узнать про Северцева!

Я превратился в слух. Затаив дыхание, ждал с адским нетерпением, что ответит главреж. Как определит свою роль в этой игре? После очень долгой, как показалось, паузы, я услышал, наконец, голос Верхоланцева:

- Давидик, что так нервничаешь? Верстовский занят тем, как затащить Милану в постель - больше его ничего не волнует.

- Дима, и ты будешь спокойно на это смотреть?! - воскликнул Розенштейн.

- Я с тебя удивляюсь, Давид. Будто Милана твоя жена, а не моя. Чего ты волнуешься? Верстовского я предупредил. Он не дурак, все понял.

- Иди проспись, Дима, - отрезал Розенштейн. - Через пару часов будем снимать.

Я услышал шаги и юркнул в туалет. Переждав какое-то время, я выбрался и решил прогуляться по коридорам - почему-то безумно захотелось увидеть Милану. Зная по прошлому опыту, что заглядывать в закрытые помещения достаточно опасно, я искал скопление народа. Завернув за угол, наткнулся на импровизированный бар с квадратными деревянными столиками и стульями с высокой спинкой. Перед стойкой на табурете сидела потрясающе выглядевшая Милана в бриджах песочного цвета и блузке в крупную бело-синюю клетку. Она мило беседовала с барменом - смазливым молодым человеком с длинными густыми волосами, крупными, блестящими, как маслины глазами, и по-девичьи пухлыми губами. Милана, заметив меня, приветливо улыбнулась и помахала рукой. Я присел рядом.

- Сурен, познакомься, это Олег Верстовский. Заменил Гришу Северцева.

Я поймал себя на злорадной мысли, что миловидную физиономию бармена сильно портит крупный нос с горбинкой и костлявый подбородок.

- Что будете пить? - спросил Сурен.

- Скотч, - улыбнувшись, ответил я, уверенный, что такого здесь отродясь не водилось. - Со льдом.

Но Сурен, глазом не моргнув, достал бутылку, налил в стаканчик, ловким движением бросил туда щипцами прозрачные кубики и подтолкнул ко мне.

- Олег, опять начинается, - в голосе Миланы послышались раздражённые нотки. - Сейчас ведь работать начнём.