Итак, ничто не мешало дону Филиппу жениться на Марии Тюдор, связать Англию с Испанией и задушить Францию между северным островом и южным полуостровом.

Это и было настоящей целью такого союза.

У Филиппа было два соперника, домогавшихся руки его кузины: кардинал Пол (он был кардиналом, не будучи священником), сын Джорджа, герцога Кларенса, брата Эдуарда IV, и, стало быть, кузен королевы почти в той же степени родства, что и Филипп; принц Куртене, племянник Генриха VIII, а следовательно, столь же близкий родственник королевы Марии, как и остальные два претендента.

Карл V начал с того, что через отца Генри, духовника царственной вдовы, заручился поддержкой самой королевы Марии, и, уверившись в этой поддержке, перешел к решительным действиям.

Мария была ярой католичкой. Об этом свидетельствует титул «Кровавая», который ей один за другим присудили все английские историки.

Император для начала удалил от нее принца Куртене, молодого человека тридцати двух лет, красивого, как ангел, храброго, как все Куртене, обвинив его в том, что он горячий защитник ереси. И в самом деле, министров, советовавших ей заключить брак с ним, королева сама считала приверженцами ложной религии, главой которой провозгласил себя ее отец, Генрих VIII, чтобы отныне не иметь никакого дела с теми, кого он называл «римскими епископами».

Когда королева окончательно утвердилась в этом мнении, принца Куртене можно было больше не опасаться.

Оставался кардинал Пол, может быть и не такой храбрый, как Куртене, но столь же красивый и несомненно более ловкий политик, так как он прошел школу при папском дворе.

Кардинал Пол был особенно опасен: еще до коронации Мария Тюдор, с тайными намерениями или без них, написала папе Юлию III, чтобы он прислал ей в качестве апостолического легата кардинала Пола, дабы тот вместе с ней трудился над святым делом восстановления религии. К счастью для Карла V, папа, знавший, что пришлось вынести Полу при Генрихе VIII и каким опасностям он подвергался, не решился послать в охваченную смутой Англию прелата столь высокого ранга. Он отправил туда сначала своего камерария Джованни Франческо Коммендоне. Но Мария требовала прислать Пола, поэтому она отослала Коммендоне, попросив ускорить приезд кардинала.

Пол отправился в путь; однако у императора в Риме были свои шпионы; он был извещен о его отъезде, и, поскольку чрезвычайный легат собирался следовать через Германию и на его пути лежал Инсбрук, он отдал приказ Мендосе, который командовал кавалерийским корпусом, размещенным в этом городе, арестовать кардинала Пола под тем предлогом, что он слишком близкий родственник королевы, чтобы быть бескорыстным советчиком в устройстве ее брака с инфантом доном Филиппом.

Мендоса был как раз тем военачальником, какие нужны государям в подобных обстоятельствах. Получив приказ арестовать кардинала Пола, он взял его под стражу и держал в заточении до тех пор, пока не был подписан брачный контракт Филиппа Испанского и Марии Английской.

После этого кардинала отпустили. Пол принял случившееся как разумный человек и выполнял миссию чрезвычайного легата не только при Марии, но и при Филиппе.

Один из пунктов брачного контракта гласил, что Мария Тюдор, королева Англии, может выйти замуж только за короля. Для Карла V это не представляло никаких сложностей: он сделал своего сына Филиппа королем Неаполя.

Этот успех несколько утешил императора в двух неудачах: первой — под Инсбруком, когда, застигнутый врасплох ночью герцогом Морисом, он бежал столь поспешно, что, надев перевязь, забыл шпагу; и второй — под Мецом, когда он вынужден был снять с города осаду, оставив в грязи, образовавшейся из-за оттепели, пушки, зарядные ящики, военное снаряжение и треть армии.

— О, — воскликнул он, — кажется, ко мне возвращается удача!

Наконец, 24 июля 1554 года, то есть за девять месяцев до того дня, с которого начинается наше повествование, в день святого Иакова, покровителя Испании, Мария Английская обвенчалась с Филиппом II. Та, которую называли «северная тигрица», сочеталась с тем, кого называли «южный демон».

Филипп отплыл из Испании в сопровождении двадцати двух военных судов с шестью тысячами человек на борту. Но не доходя до порта Хемптон, он отослал свои корабли, чтобы прибыть в Англию в сопровождении только тех судов, что выслала ему навстречу его невеста, королева Мария.

Их было восемнадцать. Во главе флотилии шел спущенный на воду по этому случаю самый большой корабль, который когда-либо был построен в Англии.

Чтобы встретить принца Испанского, суда отошли от берега в открытое море на три льё, и там под артиллерийские залпы, барабанный грохот и трубные фанфары Филипп перешел со своего корабля на тот, что выслала ему невеста.

Его сопровождали шестьдесят дворян, из которых двенадцать были гранды Испании; четверо из них — великий адмирал Кастилии, герцог Медина-Сели, Руй Гомес де Сильва и герцог Альба — имели при себе каждый по сорок пажей и лакеев.

«В конце концов насчитали, — пишет Грегорио Лети, историк Карла V, — что-то удивительное и никогда дотоле не виданное: эти шестьдесят дворян имели при себе тысячу двести тридцать пажей и гонцов».

Свадебная церемония проходила в Винчестере. Тех, кто захочет узнать, как Мария Тюдор предстала перед своим женихом, в какое платье она была одета, какие на ней были украшения, какой формы был амфитеатр, где на возвышении стояли два трона для супругов; тех, кто, может быть, даже пожелает знать еще больше, например как была отслужена месса, как сели за стол, как их величества «ловко поднялись из-за стола и, хотя там присутствовало огромное число кавалеров и дам, ускользнули через потайную дверь и удалились в свою спальню», и множество других подробностей, — тех мы отсылаем к историку, которого цитировали выше.

Что же до нас, то сколь бы ни интересны и, что особенно важно, ни живописны были эти подробности, они завели бы нас слишком далеко, а потому мы возвращаемся к королю Английскому и Неаполитанскому Филиппу II, который спустя девять месяцев после женитьбы вновь высадился на континенте, и в тот самый момент, когда этого меньше всего ожидали, появился, как мы уже рассказывали, у самых стен лагеря, приветствуемый грохотом барабанов, фанфарами труб и восторженными криками испанских и немецких солдат, составивших его кортеж.

Карл V одним из первых был извещен о неожиданном приезде сына; счастливый тем, что у Филиппа нет (как оказалось, по крайней мере) никаких причин скрывать от него свое пребывание во Фландрии, поскольку он явился в его лагерь, император сделал над собой усилие и, опираясь на руку одного из своих офицеров, с трудом доковылял до двери своего шатра.

И не успел он выйти, как увидел, что дон Филипп под звуки труб, барабанов и приветственные крики приближается к шатру как если бы он уже был господин и повелитель.

— Ну что ж, — прошептал Карл V, — видно, так хочет Бог!

Но как только Филипп увидел отца, он остановил лошадь и спешился; потом, сняв шляпу и наклонив голову, протянул к Карлу руки, подошел и бросился к его ногам.

Такая покорность изгнала все дурные мысли из головы Карла V.

Он поднял Филиппа, обнял его и, повернувшись к тем, кто составил кортеж принца, сказал:

— Благодарю вас, господа, за то, что вы догадались, какую радость доставит мне встреча с моим возлюбленным сыном, и сообщили мне о его приезде вашими криками и приветствиями.

Потом он добавил, обратившись к сыну:

— Дон Филипп, мы не виделись почти пять лет, идем же! Нам, должно быть, есть что сказать друг другу.

И, поклонившись всей этой толпе, солдатам и офицерам, собравшимся перед его шатром, он оперся на руку сына и, сопровождаемый бесчисленными возгласами «Да здравствует английский король!», «Да здравствует император Германии!», «Да здравствует дон Филипп!», «Да здравствует Карл Пятый!», вернулся к себе в шатер.

И действительно, как предвидел император, ему и Филиппу было что сказать друг другу.