Вернувшись в купе, он защелкнул за собой дверь, чтобы им можно было спокойно одеться и привести себя в порядок. Присев на дерматиновую поверхность нижней полки, он отодвинул занавеску. За окнами в свете утренних неоновых фонарей мелькал перрон железнодорожной станции «Сортировочная».

«Сортировка», — с щемящей тоской подумал Умелов.

Когда-то давно в больнице этого рабочего железнодорожного поселка он появился на свет. И где-то там, на одной из маленьких улиц с частными домами, стоящими вплотную друг к дружке, прошли первые месяцы его жизни, когда родители Олега снимали угол у своей родни.

— Ты что? — Мэри тронула Олега за рукав, заметив в его глазах неожиданно появившуюся грусть.

— Мы сейчас проезжаем место, где я на свет появился.

Мэри недоверчиво посмотрела в окно. Там виднелась железнодорожная «горка», опутанная металлическими опорами, светофорами и стрелками.

— Поселок с другой стороны путей, — заметив недоумение девушки, пояснил Олег.

Открыв дверь купе, он показал на окно в коридоре, за которым мелькали пятиэтажные дома с уже зажегшимися утренними огоньками окон.

— Это — «Сортировка». Минут через десять мы уже прибудем.

Олег и Мэри с вещами вышли в коридор. Продвигаясь к выходу, Умелов краем глаза заметил их попутчика, воровато наблюдавшего за ними из-за стеклянного окна двери возле туалета. Сурово посмотрев на него еще раз, Умелов продолжил путь к выходу из вагона.

Олег назвал таксисту адрес своих родителей.

— А мы не рано? Вдруг они еще спят? — робко поинтересовалась Мэри.

Умелов удивленно посмотрел на неё.

— Ты это серьезно?

— Что серьезно? — переспросила Мэри.

— Насчет родителей.

— Я что-то не так спросила?

— А сама ты как думаешь? — Умелов укоризненно покачал головой. — Если бы я даже в два часа ночи приехал, они все равно бы не спали и ждали меня.

Повернув на виадуке, машина выехала на Московское шоссе. В этот ранний час широкая улица была практически пустой. Они мчались на такси под желтые мигающие сигналы светофоров.

В какой-то момент Мэри показалась, что они едут по какой-то промышленной зоне, потому что с левой стороны дороги тянулся бетонный забор, за которым виднелись обшарпанные стены производственных зданий.

— Это — металлургический завод, — пояснил Умелов, глядя в ту же сторону, что и Мэри.

— Вот это все — заречная часть города. Здесь сосредоточены почти все промышленные предприятия. А, еще есть нагорная часть. Там находится исторический центр города и Нижегородский Кремль, — продолжил свои пояснения Олег.

— Как в Москве? — поинтересовалась Мэри.

— Почти. Только раза в два поменьше.

После очередного виадука начались родные и знакомые места Олега, где прошли его детство и молодость. Вот с левой стороны мелькнули желтые стены родной школы. А вот забор завода, выпускающего якорные цепи. Въехав на просыпающуюся улицу, такси притормозило около крайнего подъезда кирпичной пятиэтажки.

Выгрузив вещи из багажника и рассчитавшись с водителем, Умелов повернулся к дому и картинно поклонился.

— Ну, здравствуй, дом родной!

Мэри смотрела на его дурачество, не понимая: шутит он сейчас или на самом деле в этом городе так было заведено. На всякий случай, она тоже тихонько поклонилась серому зданию.

Пропустив невесту вперед, Умелов шагнул за ней следом в подъезд. Проходя мимо свежевыкрашенных чугунных батарей, расположенных под первым лестничным маршем, Олег вдруг вспомнил, как в далеком подростковом возрасте он стоял здесь в толпе таких же, как и он сам, дворовых друзей и подруг, и грел свои руки не только между чугунными секциями, но и под пальто некоторых особо смелых девчонок.

— Куда? — спросила Мэри.

— На второй этаж, — Олег прошел вперед и, быстро преодолев последний лестничный марш, поставил сумки на бетонный пол перед металлической дверью.

Нажав на черную кнопку звонка, он махнул Мэри, чтобы она быстрее поднималась.

Вслед за щелканьем замков дверь распахнулась, выпуская изнутри квартиры яркую полоску света на бетонный пол лестничной площадки.

— А вот и мы, — с этими словами Умелов шагнул внутрь квартиры, прихватив тяжелую поклажу.

Мэри шагнула следом.

Поскольку в крохотной прихожей было не развернуться, Олег прошел чуть дальше, почти до самой кухни. Опустив сумки, он первым делом обнял и расцеловал мать, а потом, пожав руку отцу, тоже притянул его в свои объятия.

Развернувшись к смущенной Мэри, он взял ее за горячую ладонь.

— Знакомьтесь, это — моя невеста. Её зовут Мария. Или, если хотите, Мария Ивановна.

Мэри смущенно вышла вперед.

— Здравствуйте, — тихо произнесла она.

Первым нашелся отец Олега. Он протянул ей руку и неловко пожал ладонь девушки.

— Зрасьте, — в привычной для себя манере поздоровался он.

Умелов представил Мэри своего отца:

— Знакомься. Это — мой батя, Умелов Виктор Иванович.

И, повернувшись к матери, сразу же продолжил представление:

— А это — моя мама, Алевтина Ивановна.

— Очень приятно, — Мэри протянула женщине руку.

— Ну, что ж мы в дверях топчемся, — немного растерянно произнесла Алевтина Ивановна. — Раздевайтесь, проходите. Сейчас завтракать будем.

Через мгновение началась привычная суета, которая сразу расставила все по своим местам. Уже через час Мэри казалось что, она знает родителей Олега всю свою жизнь.

Как и предполагал Умелов, вместо простого и спокойного общения в кругу своих родителей, начались бесконечные смотрины невесты со стороны его многочисленной родни. К Умеловым почти каждый час либо кто-то звонил, либо кто-то невзначай заезжал в гости. Если учесть, что только у Виктора Ивановича в Нижнем Новгороде проживало четыре родных сестры, то вместе с многочисленными племянниками, племянницами, двоюродными сестрами и братьями, в итоге выходил не один десяток человек.

Все они естественно знали, что Умелов приехал к родителям не один, а со своей невестой. Да, не с простой невестой, а американской. Интерес увидеть живую американку пересиливал все нормы приличия. Конечно, все понимали, что Умелов ехал на встречу с родителями, а не с многочисленной родней, но все же…

После очередного, как бы случайного, посещения родственниками квартиры Умеловых, Олег серьезно обратился к матери:

— Мам, они что — с утра до вечера к нам ездить будут?

— Сынок, мы ж никого не приглашали, — попыталась оправдаться Алевтина Ивановна.

В дверь снова позвонили. Умелов развел руками, показывая Мэри, что он здесь не причем. Поднявшись с дивана, он поплелся встречать очередного гостя.

«Интересно, кого на этот раз принесло»? — думал Умелов, подходя к двери.

— О-па, о-па. Срослась та-ра-ра-ра-ра.

Вот уж кому век не пропасть! Николай Михайлович Котов собственной персоной! Бабник, гуляка, а по совместительству ещё и муж Катерины, двоюродной сестры Олега по отцовской линии.

— Ты не исправим, — Олег подвинулся, пропуская в квартиру шумного гостя.

— Привет, журналист столичный! Ну, давай показывай свою жену американскую, — бесцеремонность Котова была его отличительной чертой.

За полтора десятка лет, совместно прожитых с Николаем, Катерина хлебнула немало бед. Став женой этого, с виду неприметного, лысого мужичка, она и представить себе не могла, каким неимоверным либидо он обладает. Он волочился за каждой новой юбкой, и первым делом после свадьбы «перепробовал» всех её подруг, от чего Катерина потеряла с ними все контакты. Потом, словно мартовский кот (видимо фамилия все-таки влияет на человека), он стал уходить на несколько дней, раздаривая себя очередным «жертвам» его сексуальной агрессии.

Первое время Катерина пыталась с этим как-то бороться. Несколько раз даже уходила к своим родителям. Но всегда возвращалась, потому, что у них с Николаем уже были две маленькие дочки, растить которых в одиночку было тяжело. Но была у сестры и другая причина, тянувшая ее обратно к мужу. Несмотря на то, что Николай разбрасывал свою энергию направо и налево, видимо для Катерины оставалось ещё достаточно, для того, чтобы она чувствовала себя рядом с ним полноценной женщиной.