Лёшка с тоской поглядел через головы на надстройку. Перегнувшись через поручни спардека, Паша выразительно крутил пальцем у виска: спятил, мол, какой нормальный человек собственную голову под меч подкладывает! Лёшка отвернулся и встретился глазами с Зозулей. Тот, видимо, находился в смятении. Неудовольствие тем, что раскрыта маленькая обоюдная их тайна, переживание за честь палубной команды, удовлетворение честным признанием ученика — всё это одновременно отражалось на смуглом лице боцмана.
Федоровский неожиданно оттеснил Лёшку в сторону и заявил:
— Могла и с грузом проникнуть, Сергей Петрович.
— Я разберусь с этим делом, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, объявил старпом.
— Товарищ капитан! — бросился на выручку боцман: — Смирнов взыскание уже понёс, а собака, она свободно могла на корму сигануть. Туман и отлив большой был. И освещение у них слабое.
— Понятно, — усмехнулся капитан, — немцы виноваты!
— И морские отливы, — язвительно добавил старпом.
— Да, и морские отливы.
Лицо Лёшки горело пятнами. Но он не жалел, что принял вину на себя.
— Как нам поступить? — обратился ко всем капитан.
— На первый раз, Сергей Петрович, можно бы… И опять же чистосердечно… — не договаривая, но вполне определённо высказал свою просьбу боцман.
Старпом недовольно повёл носом.
— Неприятности с карантинной службой наживём.
— Документы мы на неё выправим, как домой придём! — горячо заверил боцман.
— Вы, я вижу, сразу за двоих хлопочете. — Капитан улыбнулся, повеселели и остальные. Кроме старпома и Лёшки. — Что ж, придётся покончить миром.
— Спасибо, Сергей Петрович, — широко осклабился Зозуля и расправил богатырские плечи.
— Вахте спать никак нельзя, Смирнов.
— В первый и наипоследний раз! — ответил за Лёшку боцман.
— А сам он как думает?
— На всю жизнь урок, — твёрдо сказал Лёшка.
— Надеюсь, — неопределённо произнёс капитан и удалился со старпомом. У них и без собаки забот вдоволь.
Собачонка, будто поняв, что судьба её решилась благополучно, опустилась на все четыре лапы и спокойно принялась есть хлеб.
— Соображает, перед кем навытяжку стоять! — рассмеялся Левада.
Зозуля, вытерев пот на лбу, отрывисто бросил:
— Кончай травить! По местам.
— Василий Яковлевич идёт, — первым увидел Николаева Федоровский.
Паша исправил свою ошибку — пригласил кого надо.
Николаев не стал ничего спрашивать, обошёл вокруг собачонки, оглядел её со всех сторон и позвал:
— Ко мне! — и похлопал себя по бедру.
Собачонка, сразу признав нового хозяина, покорно последовала за Николаевым.
Лёшка улучив момент, когда Зозуля остался один, попросил его:
— Разрешите отлучиться? Ненадолго, товарищ боцман.
— Куда? Зачем?
— Собаку вымыть, — тихо ответил Лёшка.
— Н-да… — Зозуля прокашлялся, помолчал немного. — Это по совести. Вообще-то, по совести если, тебе самому шею намылить следует. Но действие твоё одобряю. По-честному поступил, по-моряцки. Да, Василию Яковлевичу подсобить придётся, тоже по справедливости будет. Иди.
— Что, Лёша? — спросил Николаев, когда тот прибежал в каюту.
— Я… Меня в помощь прислали, боцман.
— Да я и сам управлюсь.
— Позвольте, дядя Вася! Это… это моя вина.
— Ах, вот в чём дело! Тогда конечно.
Николаев спрятал улыбку. Безволновое матросское радио уже рассказало ему о том, что произошло.
Белоснежная фаянсовая раковина умывальника стала чёрной, а чёрная собака волшебно превратилась в рыжую с белыми пятнами — настоящий лисёнок!
Её и предложили назвать Лиской, но это встретило возражение.
Над кличкой для нового члена экипажа думала вся команда. Какие только не предлагались имена! Самые что ни есть простые, собачьи: Тобка, Жучка, Джулька. Аристократические: Фрези, Герда, Стелла. Пошли в ход морские термины: Юта — от названия кормовой части — ют; Ёлочка — так именуют обычно сигнальную мачту: она увешана антеннами, фонарями и прочими вещами, как новогодняя ёлка игрушками.
Строгий коллективный суд отверг и «Незнакомку», и «Русалку», и «Корму».
Моториста с его «Гайкой» просто осмеяли. Собаку нашли на палубе, а не в машинном отделении, нагоняй из-за неё получили матросы, значит, имя должно отражать что-то палубное.
В самый разгар спора пришёл Николаев с собакой на руках.
— Ремешка хорошего не найдётся? — обратился он к боцману.
Выпросить у боцмана какие-нибудь материальные ценности — дело не простое. Перед Гамбургом обновляли покраску на баке. Старший матрос посылал за новыми кистями Лёшку, Леваду — всё безрезультатно. «Нет, вышли все», — один ответ. Пришлось дотирать старые, полувытертые, лысеющие при каждом мазке.
— Длинный? — осторожно поинтересовался Зозуля.
— Ошейник сделать для Свайки.
«Ав!» — звонко тявкнула собачонка.
Все рассмеялись: поняли — лучшего имени не придумать. Свайка! Морское, палубное, весёлое, ласковое имя.
— Для Свайки найдём, — степенно объявил Зозуля.
И Свайка стала Свайкой.
— Теория без практики — мёртвый труп. — Боцман Зозуля любил афористичность. — Слыхал?
— Доводилось. В школе когда-то проходили.
За эти несколько дней школа и всё, что было связано с ней, отодвинулось так далеко, будто Лёшка закончил десятилетку в дошкольном возрасте.
— Грамотный, значит. А практика без теории?
— Тоже мертва.
— Не совсем! Практика без теории не более, но и не менее, как заячья самодеятельность. Бывал в цирке? Видел, как зайчик на барабане играет? Это и вся его специальность, бесперспективная. — Зозуля выдержал паузу и многозначительно изрёк: — Матрос без теоретической подготовки — заяц в тельняшке.
Лёшка сразу представил себе зайца в рваной Пашиной тельняшке и растянул губы. Никто другой, кроме Паши, на судне тельняшек не носил.
— Не смешно это, а грустно, Смирнов, — вздохнул Зозуля. — Возьми, к примеру, меня. Из-за этой самой научной отсталости я только до боцмана дослужился. А старшим матросом я был, когда ещё наш капитан Сергей Петрович Астахов практикантом плавал. Ну, о капитанских нашивках заботиться тебе рановато ещё, но о матросском звании подумать надо всерьёз. Практика практикой, а за теорию браться пора.
Зозуля достал с полочки тонкую брошюру, раскрыл в самом начале и прочёл вслух:
— «Квалификационная характеристика.
Профессия — рабочий плавсостава морских судов.
Специальность — матрос».
Простенько вроде, а? Рабочий, матрос… А что есть матрос? Какая это специальность? Тут всё сказано, в «Программе». У меня, правда, только для первого класса, но это не страшно. Одолеешь программу-максум — сдашь и за минум.
Лёшка с трудом сдержал улыбку: так вот почему Зозулю называют «Максум-минум»!
— Ну иди читай. Если чего — заходи.
Кто бы мог подумать, что от простого матроса, палубного рабочего, требуется столько знаний и умения!
Что только не должен уметь матрос! Нести вахты, выполнять все судовые работы — такелажные, плотничные, парусные, малярные; обслуживать ходовые, рейдовые и сигнальные огни; ставить-убирать механический лаг для измерения скорости хода; знать электронавигационные приборы, средства малой механизации…
Само собой разумеется, надо хорошо изучить устройство судна.
Да всё это и за год не вызубришь!
Когда же Лёшка прочёл расшифровку общих требований, то совсем скис.
Матрос должен мастерски управлять шлюпкой, быть квалифицированным маляром, уметь шить и ремонтировать чехлы из парусины и синтетических плёнок, должен бороться за живучесть судна, запускать сигнальные ракеты, участвовать во всех тревогах — от пожарной до «человек за бортом»…
Пожалуй, единственное, чего не боялся Лёшка, была азбука Морзе. С детства знал её. Дядя Вася, конечно, научил. Он и приборчик специальный сделал. Небольшой ящичек, похожий на транзисторный приёмник, но с радиотелеграфным ключом на верхней панели. Нажмёшь на ключ — вспыхнет весёлым зелёным огоньком сигнальная лампочка и на всю комнату мелодично звякнет электронный колокольчик. Для Лёшки это было любимым занятием. Потом дядя Вася приобщил его и к радиолюбительству.