Язов. Раньше об этом надо было думать.
Следователь. Какой сейчас вы видите свою роль?
Язов. Лучше всего провалиться бы мне сквозь землю, чувствую себя бесконечно несчастным. Хотел бы попросить прощения и у Горбачевой, и у Михаила Сергеевича. Осознаю свою вину перед народом. Единственное, что сейчас можно было бы сделать, – предпринять все для того, чтобы в Вооруженных Силах никто больше не повторил такой глупости. Я хочу сказать, этот пример должен послужить уроком для всех нас.
Следователь. Хотел бы поверить, что вы все осознали, в какую драматическую ситуацию вы завели страну.
Язов. Не могу исключить, что в это время оборона нашей страны находилась не в лучшем виде – когда президент и Верховный Главнокомандующий лишен связи, информации и не может передать ее сам.
Следователь. Ракетные войска и все остальное – сейчас снова в порядке?
Язов. Да, все коды находятся в Генеральном штабе, у Главнокомандующего Ракетными войсками, все приборы и установки с десяти часов сегодняшнего утра в Горбачева. Ракетные войска, стратегическое и гражданское ПВО, а также флот, никто из них никоим образом не имел каких-либо дел с этой авантюрой. Они были не в курсе и даже не поддерживали контакта с нами.
Следователь. У вас есть сейчас возможность направить послание президенту Горбачеву.
Язов. В ноябре исполнится 50 лет моего пребывания в Вооруженных Силах, а я, старый дурак, участвовал в этой авантюре. Сейчас я сожалею и осознаю, какой кошмар я вам приготовил. И сейчас сожалею. Наверное, это чересчур поздно – обо всем, что я сделал, чтобы вывести войска на улицы Москвы. Я знаю, что вы человек с добрым сердцем и что по возможности проявляете столько понимания. Я воевал, дважды ранен. Хотел бы попросить вас, чтобы меня не предавали суду военного трибунала, а просто отправили на покой. Я осуждаю эту авантюру. И буду осуждать до конца жизни то, что я причинил вам, нашей стране и нашему народу.
Допрос Владимира Крючкова. 22 августа
Следователь. Опишите, пожалуйста, детально, когда, при каких обстоятельствах было решено лететь к президенту в Крым?
Крючков. Мы собрались открыто сказать Горбачеву, что после его отъезда в отпуск мы пришли к выводу: страна парализована. Например, урожай не собирается. И сахарная свекла. Полная безответственность, никаких поставок, и если сейчас не принять мгновенных мер по стабилизации нашего государства, то следует рассчитывать, что вскоре государство рухнет. Мы хотели его проинформировать. К тому же мы хотели выслушать позицию Горбачева и затем, мы считали, нужно принять меры по стабилизации. Это были жесткие меры, которые мы собирались предложить, но другого пути мы не видели. Мы хотели все предпринять для того, чтобы поменьше предприятий было закрыто. Положение нам казалось настолько критическим, что тянуть до сентября – октября невозможно. И мы собирались сказать Горбачеву, чтобы на какое-то время он, возможно, сложил бы с себя полномочия, и когда он затем мог бы вернуться…
Следователь. Вы хотели предложить ему, чтобы он объявил о своей отставке.
Крючков. Чтобы он на время делегировал свои полномочия вице-президенту Янаеву. Но мы знали, что Горбачев вскоре… Согласно статье 127 пункт 7 он мог бы передать свои полномочия кому-то другому.
Следователь. Значит, речь не шла о какой-то болезни. Горбачев воспротивился делегировать кому-то свои полномочия?
Крючков. Он сказал, что вы можете попытаться, но ничего не выйдет. Он также заявил, что чувствует себя неважно. Но сегодня, конечно, никто не может сказать, что он чувствовал себя хорошо. Мы отключили связь, чтобы создать порядок в нашем смысле, а также усилили охрану побережья.
Следователь. Послушать вас, так все звучит несколько наивно: как будто собрались несколько юнцов и решили затеять игру.
Крючков. Отключение связи и отстранение от должности сами по себе являются деянием, предусмотренным Уголовным кодексом.
Следователь. На случай, если Горбачев не согласится…
Крючков. На этот случай мы должны были все еще раз поговорить в Москве.
Следователь. Кто сообщил Горбачеву, что линия связи отключена, а охранников заменили?
Крючков. Не заменяли. Мы договорились лишь усилить охрану… Там ведь небольшая территория
Следователь. Конкретно обсуждалась изоляция Горбачева?
Крючков. Говорю еще раз, территория небольшая, изолировать несложно.
Следователь. Имел ли он возможность выехать в Москву или Киев, если бы захотел?
Крючков. Нет, если бы он захотел, такой возможности у него не было бы ни 19-го, ни 20-го.
Следователь. Можно прямо сказать: он был изолирован.
Крючков. Конечно, да.
Следователь. Почему мы ходим вокруг да около.
Крючков. Да, к этому времени мы блокировали коммуникации и изолировали его, ну хорошо: мы ограничили свободу его передвижения этой территорией.
Следователь. Кто так решил?
Крючков. Мы все.
Следователь. А специально от вашего заведения? Инструкцию Плеханову давали вы?
Крючков. Да, лично я.
Следователь. Как были отключены коммуникации?
Крючков. Я отдал приказ начальнику управления.
Следователь. Когда вы отдали этот приказ?
Крючков. 18-го вечером.
Следователь. Анатолию Георгиевичу Лебяде. Он был таким образом в курсе дела?
Крючков. Нет, он был не в курсе. Мы заявили: коммуникации отключить, и ничего больше.
Следователь. Он был обязан выполнить этот приказ?
Крючков. Разумеется, обязан. Такова его должность.
Следователь. Но ведь речь шла о президенте, о Верховном Главнокомандующем.
Крючков. Но у него был мой приказ, и он обязан был его выполнить.
Следователь. По инструкции? Он должен был бы, вероятно, обратиться к Председателю Верховного Совета или к другому лицу.
Крючков. Нет, в подобных случаях достаточно моего приказа…
Следователь. Вы заявили, что разговаривали с Горбачевым, описали ему обстановку и что вначале дискуссия протекала довольно остро.
Крючков. Мы предложили ему объявить чрезвычайное положение и передать власть Янаеву с тем, чтобы когда-нибудь позднее вернуться снова к должности. На это он прореагировал очень бурно. Потом он успокоился, но остался на своей позиции: свое согласие он не даст никогда. Речь не шла о том, чтобы полностью лишить власти президента. Это очень важно: ни в одной беседе мы не говорили об этом…
Следователь. Вы имеете в виду физическое уничтожение?
Крючков. О чем вы говорите. То, что вы имеете в виду, мы вообще не думали и не обсуждали. Об этом и речи не было. Горбачев должен был жить. Когда речь заходила о Янаеве, все мы, конечно, очень хорошо могли себе представить, что он может быть лишь очень короткое время. Нам было заранее известно: если бы дело дошло до конфронтации и подобному, то нам пришлось бы тогда немедленно уходить в отставку или пойти совершенно иным путем.
Следователь. Имелись ли устные или письменные приказы штурмовать Белый дом? Вы вообще вступали в переговоры с людьми Ельцина?
Крючков. Наш ГКЧП не предпринял никаких шагов, никаких акций, каким-либо образом направленных против российского руководства и России. Мы осознавали, что здесь не хватит никаких сил.
Следователь. Были ли попытки помешать Ельцину вернуться со своей дачи в Москву?
Крючков. Ни в коем случае. Мы знали, что он выехал, мы хотя за ним и не следили, но были в курсе.
Следователь. Были ли задействованы ваши вооруженные силы?
Крючков. В Москве мы усилили охрану Кремля. Мы это сделали уже 19-го… Мы не были подготовлены. И утром 19-го мы не издавали никаких приказов. Все это было отложено на потом. И из всего, что наметили на 19-е, ничего не вышло. Мы сделали это позднее. Вот вы говорите: народ был против и т. п. Народ реагировал двояко. Первая реакция напоминала что-то чувства доверия, пробуждающихся надежд – призыву к забастовке люди не последовали. Где-то бастовали четыре шахты, в Республике Коми и возле Свердловска. А страна реагировала намного спокойнее, чем можно было себе представить. Однако на следующий день ситуация ужесточилась. И снова ведь в промышленности дело до забастовок не дошло, а только до митингов. Крупнейший был в Ленинграде, на это есть своя причина, а Москва в этом смысле показала себя слабее. Там было всего около 160 тысяч демонстрантов.