Зашел об этом разговор и среди молодых офицеров, когда возвращались в общежитие.

- В другом месте он столько не заработает, - сказал Савицкий.

- Такого опытного старшину в любую часть возьмут. И не в деньгах дело, - возразил Ваганов.

- А как ты думаешь, Додик? - спросил Алексей.

Антадзе тоже приехал сюда добровольно после окончания училища, ему больше, чем кому-либо другому, должны быть понятны мотивы, руководившие старшиной. Поэтому Шатров именно его и спросил. Додик подумал, виновато сказал:

- Наверное, нэ могу я этого объяснить.

- А ты попробуй.

- Попробую. То, что старшина зарабатывает здэсь, он и в другом месте заработает - бесспорно! Но то, что он имеет здэсь, он не будэт иметь в другом мэсте. Я нэ про дэнги говорю! Привязанность, воспоминания, любовь все у нэго здэсь. Если бы он был малэнький человек, ему хватило бы для счастья одних дэнег. Но старшина Тимченко нэ малэнький человек, у нэго большая душа. Ему одной зарплаты для счастья мало. - Антадзе подумал, что-то вспоминая, и добавил: - Есть у меня тэтрадь, я в училище начал записывать интересные мысли и высказывания умных людей. В ней есть слова, которые очень хорошо к. старшине подходят...

Когда пришли в общежитие, все столпились в комнате Антадзе и Шатрова. Додик достал из чемодана общую тетрадь и, перелистав страницы, воскликнул:

- Вот, нашел: "Жизнь, нэ освещенная высшей целью, сведенная к голой борьбе за примитивные потребности существования, - такая жизнь - тоска, томление и гнусность".

- Ну-ка, читай, что еще у тебя там записано! - попросил Савицкий.

- Тут много...

- Ну несколько подряд прочитай.

Додик стал читать:

- "Живешь только тогда, когда пользуешься уважением других". "В лесу можно встретить дуб-великан, но это его величие зависит нэ от дуба самого по себе, а от той благодатной почвы, на которой онвырос..."

Шатров слушал и думал: "А ведь это верно. Не только по отношению к Тимченко - сам Додик не случайно такие слова записывает, он тоже стремится ими руководствоваться в жизни. А какой у меня лозунг? Чем я руководствуюсь? Неужели я такой пустой человек, что нет у меня никаких идеалов? Нет, это не верно. За Родину и я жизнь отдам в любую минуту. И приказ любой выполню ради блага народа, И на старшину Тимченко быть похожим мне хочется. Значит, хорошие стремления во мне есть, только они не упорядочены, расплывчаты..." Антадзе продолжал читать:

- "Когда эгоистическое счастье является единственной целью в жизни, жизнь очень скоро оказывается лишенной цели".

"Так это же про Берга! - едва не воскликнул Шатров. - А почему только про Берга? Это и ко мне, и к Савицкому тоже относилось, когда мы "капеллой" жили... В школе я тоже записывал много хороших слов, а в жизни вот не воспользовался ими. Надо будет попросить у Додика эту тетрадочку почитать".

Лейтенант Антадзе перевернул сразу все листы и весело сказал:

- На последней странице я записал и такие, тоже мудрые слова: "Самое трудное - познать самого себя, самое легкое - давать советы другим".

Офицеры засмеялись. А Ваганов сказал:

- Нет, дельная у тебя тетрадь. Давайте, ребята, как-нибудь вечерком ее почитаем. Тут есть о чем подумать и потолковать.

- Принято единогласно! - воскликнул Ланев, теперь готовый поддерживать все, что бы ни сказал Ваганов.

Лейтенанты разошлись по своим комнатам. А Шатров, оставшись наедине с Антадзе, попросил:

- Додик, дай мне полистать твою тетрадку.

- Бери, кацо! Пожалуйста, читай сколько хочешь, - радушно сказал сосед и подал ему тетрадь.

8

Нина Павловна Торопова надела в этот день самое лучшее платье. Она была женщина крупная, полная, лет сорока. Седина уже тронула темные завитые волосы, морщинки чиркнули по доброму круглому лицу.

Подполковник Торопов, провожая жену, добродушно усмехнулся:

- Лектор! Не представляю, о чем ты будешь им говорить.

Нина Павловна волновалась. Офицеров было немного, каждый из них годился ей в сыновья. Но выступать перед людьми для нее было делом непривычным. Лейтенанты Нине Павловне налили чаю. Тайком разглядывали ее...

- Не могли моложе подыскать, - шепнул Савицкий Ланеву. - Начнет сейчас: "Товарищи, мы должны, вы должны..."

Торопова действительно положила перед собой голубенькую ученическую тетрадь с конспектом и, после того как Ячменев ее представил, сказала:

- Товарищи...

Савицкий качнул головой: "Вот пожалуйста. Что я вам говорил!"

- Товарищи, семья офицера строится на моральных принципах, характерных вообще для советской семьи. Но условия военной службы придают ей и некоторые особенности. - Нина Павловна запнулась, посмотрела в конспект: Вот... в Дисциплинарном уставе, в третьей статье, сказано: "Воинская дисциплина обязывает каждого военнослужащего стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, не щадить своей крови и самой жизни при выполнении воинского долга".

Шатрову показалось смешным, что женщина цитирует воинский устав. Он шепнул Антадзе:

- Очень интересно и ново...

- Волнуется человек, - сказал тихо Антадзе.

Торопова действительно чувствовала себя очень стесненно. Ей казалось, что она говорит очень плохо. То и дело проскакивают одни и те же слова. Лейтенанты о чем-то шепчутся. Наверное, смеются над ней. Вот, скажут, косноязычная жена у подполковника Торопова. Нина Павловна отложила конспект.

- В общем, сегодня я хочу вам рассказать о том, как лучше построить семью. Люди вы молодые, неопытные. Женитесь иногда впопыхах, а потом всю жизнь маетесь.

Офицеры заулыбались.

- Как вы думаете, что необходимо для создания крепкой семьи?

- Любовь, - томно произнес Савицкий.

Офицеры засмеялись.

- Дружба, - сказал Антадзе.

Савицкий ухмыльнулся.

- Вы оба правы. И любовь и дружба для создания хорошей семьи необходимы. Но и любовь и дружба зависят от одного очень важного условия.

Шатрову стало интересно. Это что-то действительно новое... Раньше он считал: любовь решает все. Были, конечно, семьи, которые создавались по материальным соображениям, но это случалось когда-то давно. Сейчас это редкое явление. Что же имеет в виду Нина Павловна?

- Вы все слыхали, конечно, выражение "они пара" или "они не пара", продолжала Торопова.

- Слышали.

- Что же имеют в виду, когда так говорят?

- Рост, - сказал Анастасьев. - Он маленький толстый, она длинная худая - не пара.

Анастасьев сам был невелик ростом и, видно, говорил по принципу "у кого что болит".

- "Не пара" можно сказать и по внешности - он красивый, видный, а она пеструшка какая-нибудь серенькая, - сказал Савицкий и взглянул в сторону Шатрова.

Алексей мысленно ругал Савицкого: "Скотина! Намекает на меня и Надю".

Нина Павловна преодолела неловкость, стеснявшую ее в начале разговора.

- И внешность тоже элемент серьезный, но не главный, - сказала она.

- Образование, - как всегда громко, прогудел Ваганов, - у нее высшее, а он какой-нибудь простой работяга.

- Сейчас на это уже не смотрят, - возразил комсорг Золотницкий. Сколько угодно случаев, когда, скажем, девушка-инженер выходит замуж за рабочего, и наоборот.

- Только в кино, - басил Ваганов, - да и то, если рабочий какой-нибудь рационализатор-изобретатель.

- Образование тоже дело не главное, - опять возразила Торопова.

Теперь она окончательно овладела вниманием аудитории. Все с интересом хотели узнать, что же она имеет в виду.

- Вот вам два примера. Служит в нашей части офицер. Я не буду называть его фамилию. У него есть все качества, о которых вы говорили: высокий, интересный, образованный. К тому же очень добросовестный работник и обладает покладистым, добрым характером. После окончания военного училища женился он на девушке, с которой учился еще в школе. И по внешности, и по образованию они были прекрасная пара. И вот приехали они в наш дальний гарнизон. Ему на службу надо рано. А жена спит. Он уходит без завтрака. С работы приходит поздно, усталый. А ее нет дома - ушла к подругам, а то и на танцы. Обеда в доме нет. В квартире грязно, душно, мухи. Поговорили раз, другой. Она заявила: "Я тебе не домработница!" Пробовали мы, соседки, ей помочь. Женсовет вмешался. Учили вести хозяйство. А она ни в какую не хочет. У девушки, оказывается, были очень состоятельные родители, баловали ее. Ничего она делать не умела, а самое плохое, что и не желала. Терпел, терпел парень, похудел, издергался. Видит, жить так нельзя. Давай, говорит, или исправляйся, или разойдемся. Исправиться она не хотела. На развод согласилась легко и скоро - это значило вернуться к мамочке, к прежней беззаботной жизни. А сейчас она где-нибудь болтает об офицерах: "Они грубые, недалекие, живут в ужасных условиях". Видела я, как эта фифочка уезжала. Противно смотреть. Мещанка самого низкого пошиба. Возвращалась в Ташкент к обеспеченным родителям, а в доме мужа все собрала и увязала в узлы, даже кастрюли и плохонький радиоприемник. Все это было куплено на деньги мужа и, главное, ей абсолютно не нужно. Однако душонка ее мелкая изнывала от желания нагадить. Командир наш полковник Кандыбин очень правильно поступил. Он не раз бывал у этой четы, пытался мирить. И перед отъездом тоже пришел. Она даже не поздоровалась толком. Ходит, фыркает, как побитая кошка, и заявляет полковнику: "Дайте мне машину багаж на вокзал отвезти. В этой трущобе даже такси нет!" Посмотрел полковник на узлы. Гадко ему стало. Человек он нервный, много пережил за свою службу. Глянул на нее, как на раздавленную лягушку, и процедил сквозь зубы: "Неужели у вас не осталось ни капли совести? Ведь ему здесь служить нужно. - Не сдержался, вспылил: - Никакой машины тебе не будет! На себе тащи все, что увязала!" И ушел.