Когда Осень все-таки пришла в себя, то обнаружила, что лежит наполовину на Кирэлле. Ее нога обвила его ногу, она слушала биение его сердца, которое наконец стало биться ровнее, ее рука рассеянно ласкала его грудь. Никогда в жизни Осень не подумала бы, что испытает нечто подобное. Описать это словами было невозможно, и она знала, что изменилась навсегда.
— Теперь я понимаю, — пробормотала она.
— Понимаешь что? — так же тихо спросил Кирэлл.
Он обнял Осень, когда перекатывался, и теперь не мог заставить себя отпустить ее, хотя опухоль в члене спала, и он выскользнул из нее. Он хотел держать ее рядом, по какой-то причине ему это было необходимо. Одна его рука играла с кончиками ее волос, другая описывала маленькие круги на ее бедре.
— Почему нам нельзя это запоминать. — Она подняла голову и положила подбородок ему на грудь, чтобы посмотреть на него. — Человеческий мужчина просто не сможет превзойти вас.
Кирэлл замер при мысли о том, что она думает о сексе с человеческим мужчиной. Его Монстр и дракон громко зарычали при этой мысли. Она принадлежала им.
Но принадлежала ли?
Если целитель сможет изменить ее воспоминания, ему придется отпустить ее. Но если не сможет, что тогда ему делать?
«Забери ее с собой!» — сказали тут же его Монстр и дракон, и да, он смог бы.
Осень была достаточно похожа на Других, чтобы выжить на его планете. Она могла бы остаться в его доме, высоко в горах Папир, где он мог бы защищать и заботиться о ней. Ему придется бороться за то, чтобы взять ее себе, но он победит, потому что его Осень того стоит.
Согласится ли она полететь? Или захочет остаться здесь, окруженная всем, что знает? Ему нужно было это выяснить, но как, не дав ей знать, что он задумал? Ее следующие слова дали ему шанс выяснить это.
— Ты расскажешь мне больше о себе и своем мире? — спросила она.
Он ответил не сразу, желая создать впечатление, что ему нужно подумать. Внутренне же Кирэлл вознес благодарность Керу.
— Только если ты расскажешь мне о себе и своем мире.
Глаза Осени стали серьезными, когда она посмотрела на него, и он увидел, что она тщательно обдумывает свой ответ.
— Ладно, думаю, это справедливо.
Кирэллу хотелось прореветь о своем успехе, но он должен был знать, что его маленькая Оз-ень не так проста.
— Но не о моих шрамах, — добавила она.
— Но…
— Нет, Кирэлл, все, кроме этого. Я… я просто не могу, мне слишком больно говорить об этом. Хорошо?
Кирэлл пристально посмотрел ей в глаза, готовый поспорить, но то, что он увидел там… печаль… боль… и даже… страх, заставило его понять, что дело здесь не только в том, что именно причинило ей эти раны. В конце концов, он все равно узнает. Он должен был, но Осень должна была сказать об этом добровольно.
— Хорошо, — медленно согласился он, — но если ты решишь, что хочешь рассказать мне, я выслушаю.
— Этого не случится, но спасибо, — сказала она с благодарной улыбкой.
— Так что же ты хочешь узнать? — спросил он.
— Расскажи мне, откуда ты родом, — начала она. — Как ты это назвал?
— Мой мир называется Монду, но мой дом находится высоко в горах Папир.
— Тебе не бывает одиноко?
— Я наслаждаюсь одиночеством, особенно после того, как прожил первые сто лет в родительском доме.
— Я не понимаю.
— Только официальные пары могут иметь потомство. Поскольку мои родители стали парой позже, чем большинство из нас, они решили, что им нужно завести как можно больше детей, и как можно быстрее.
— И сколько же?
— Семь за сто с небольшим лет.
— Семь за сто лет. Это не кажется мне быстрым.
— Это потому, что ты не знаешь о Драгунах. Большинство заводит детей только раз в пятьдесят — сто лет, потому что пока молодой Драгун не может перейти в свою драконью форму, он уязвим для нападения и родителям приходится его защищать.
— А когда Драгуны научаются переходить?
— Только на пятидесятом году жизни.
— Понятно, значит, у твоих родителей вас было семеро.
— Да. Я самый старший.
— И ты жил с родителями до ста лет?
— Да. Драгуну не разрешается покидать родителей до тех пор, пока он не будет считаться взрослым и способным выжить самостоятельно.
— И когда это происходит?
— Когда происходит первый Жар соединения.
— В сто лет.
— Примерно в то же время, да. Многие по-прежнему остаются со своими родителями, но мои братья и сестры уж очень надоедливы, так что я ушел из дома сразу же, как это стало можно.
— Это ужасно! — она оттолкнула его. — Ты должен ценить свою семью! А что, если их вдруг отнимут у тебя?
Ее слова прозвучали резче, чем она хотела.
— Я ценю их, — он тоже сел, удивленный напором ее слов. — Я перебрался всего лишь на соседний горный хребет, Осень, чтобы быть рядом на случай, если отцу понадобится моя помощь. Но я просто не мог больше жить во всем том хаосе.
— Хаосе?
— Да. Молодые Драгуны всегда испытывают себя, когда приобретают новое умение. После первой трансформации они не всегда могут контролировать свой огонь. Мой брат, Зеб, выдыхал пламя всякий раз, когда смеялся. Однажды он поджег волосы моей сестры, Никси, и она чуть не сожгла дом, когда гналась за ним, плюясь огнем. Зебу повезло, что отец был рядом и не позволил ей испепелить его.
Осень помимо воли рассмеялась, представив себе картинку.
— Это не смешно, — Кирэлл попытался говорить резко, но не смог сдержать улыбку. — Всегда было что-то в этом роде. Поэтому, как только я смог, я обзавелся собственным жильем. А теперь расскажи мне, где живешь ты.
— Я? — веселье Осени улетучилось. — Я живу с Кристи. Ты уже знаешь это.
— Да, но почему? Почему ты живешь с Кристи, а не со своей семьей? Ты слишком молода, чтобы жить самостоятельно.
— По человеческим меркам — нет, — отрезала она, — и я не живу со своей семьей, потому что они умерли.
— Все до единого? — Кирэлл не мог в это поверить. Как бы ни раздражали его братья и сестры, он не мог представить свою жизнь без них.
— Да. Мама и папа были единственными детьми в семье. Их родители тоже умерли. Так что нет, у меня нет семьи.
— Мне очень жаль, Осень. Как бы ни раздражала меня иногда моя семья, я очень дорожу ими.
— Надеюсь, что так, потому что потерять их… — Осень почувствовала, как у нее сдавило горло, и поняла, что не может продолжать, поэтому сменила тему. — Расскажи мне побольше о мире Драгунов, которым ты правишь.
— Я не «правлю» Монду, — возразил Кирэлл. — У нас есть Совет старейшин, членом которого является мой отец. Они решают любые споры, которые возникают в нашем мире.
— Но ты же сказал, что ты высший из Праймов.
— Да, но мои отец, мать, братья и сестры равны мне. Быть высшим из Праймов означает только то, что нет Драгунов более могущественных, чем мы.
— Расскажи мне еще, пожалуйста…
Глядя в ее зеленые глаза, Кирэлл осознавал, что мало в чем может ей отказать, но он просто не знал, что сказать ей.
Осень наблюдала, как Кирэлл думает, что сказать, и поняла, что если хочет получить ответы на свои вопросы, то должна их задать.
— Ты сказал, что все Праймы, независимо от цвета, имеют черные кончики на концах волос и на чешуе, — протянув руку, она коснулась его волос. — Что так другие узнают о своем статусе.
— Это верно, — согласился Кирэлл.
— А какого цвета кончики у Младших Драгунов?
— Белые.
— А у Высших?
— У всех Высших были серебряные кончики волос.
Кирэлл взял в руку волосы Осени и потер белыми кончиками волос о свою щеку.
— Но в остальном у них та же цветовая иерархия, что и у вас?
— И да, и нет, — рассеянно ответил он, продолжая играть ее волосами.
— Что это значит? — спросила она.
— Младшие бывают пяти разных цветов, самый высший среди них — белый. У Праймов шесть цветов; черные — на уровень выше, чем белые. А у Высших было еще два цвета — красный и серебряный.
— Такие, как ты, только Серебряные?
— Да, и Красные стоят между Черными и Серебряными.
— А Другие — ниже всех, — она обнаружила, что начинает понимать.
— Конечно, потому что они не Драгуны.
Осень молчала несколько минут, обдумывая все, что он ей сказал, а потом спросила:
— А какого цвета был тот высший, что исчез? Разет?
— Разет был Красным, — сказал ей Кирэлл.
— А что будет, если он вернется? — спросила она.
— Вряд ли это когда-нибудь случится, Осень.
— Но почему?
— Потому что самому старому из ныне живущих Драгунов уже больше восьми тысяч лет, а Разет исчез задолго до его рождения.
— А как же его потомок, если он нашел свою пару? А что, если они вернутся? Их примут?
Кирэлл поколебался, прежде чем ответить.
— Я не знаю, но сила Высших почти исчезла с Монду. Теперь она осталась только в Крубе, в доме и землях, которые Разет когда-то защищал. Это самая высокая и самая привлекательная для жизни горная цепь на всей планете, и никто не мог жить там с тех пор, как Разет исчез.
— Сила. Что ты имеешь в виду?
— Моя очередь, — сказал он ей. — А что случилось с твоей семьей?
Осень удивленно отпрянула.
— Я же сказала, что это запрещено.
— Нет, ты не говорила, — Кирэлл обнял ее и притянул к себе, так что они оказались лицом к лицу. — Ты сказала, что запрещены только вопросы о твоих шрамах.
Осень с несчастным видом посмотрела на него. Он был прав, но эти две вещи были так тесно переплетены…
— Ты сказала, что у твоего отца были черные волосы с белой ламиной, — напомнил он.
— С белыми концами, а не ламиной, — поправила она, не в силах удержаться, чтобы не дотронуться до волос, спадающих ему на грудь.
— Но ты же сказала, что они белые.
— Да, и у моей мамы, и у моего брата, Джека, были такие же странные белые кончики.
— У тебя есть брат? — он даже не пытался скрыть свое потрясение.
— Был. У меня был брат, — сухо ответила она. — Он умер вместе с моими родителями.
— Мне очень жаль, Осень.
— Мне тоже, — она слабо улыбнулась ему. — Я любила его, но он мог быть такой занозой в заднице. И постоянно витал в облаках.
— Что? — Кирэлл нахмурился, глядя на нее. — Я ничего не понимаю. Твой брат, он мог летать в облаках?
— Нет, — слова Кирэлла заставили ее улыбнуться. — Хотя ему бы это понравилось. Это означает, что он был мечтателем, всегда думал о том, что могло бы быть вместо того, чтобы принимать реальность. Он повсюду находил «сокровища».