Леонид Смирнов

Ламбада, или Все для победы

Руководящие уроды из всего

делают праздники для себя. Из побед и

поражений, из удач и неудач, из

улучшений и ухудшений. Они на сцене,

они играют.

Александр Зиновьев

Как страшно,

если миг один до смерти,

но вечно жить еще страшнее.

Даниил Хармс

1

На высоком утесе, над пропастью, где постанывала на ветру иссохшая за лето, попорченная недобрым путником чинара, на коленях стоял человек. Был он не в бурке и папахе, как положено истинному горцу, а в кургузом пиджачке и огромной плоской кепке-"аэродроме".

Внизу, в долине, чуть слышно играла музыка. Там продолжалась жизнь, во всяком случае, казалось, что это так. Здесь же царила смерть. В буквальном смысле слова. Между пучками жухлой травы и пыльными кустами колючего кустарника из растрескавшейся земли выпирали прямоугольные камни с именами и датами. Сами могилы упрятаны в толщу скалы, чтоб никто не побеспокоил усопших.

Издавна на этом утесе хоронили жителей большого горного аула Аль-Башлык. Раньше кладбище росло не слишком быстро. В голодные годы многие спускались в долину, там умирали и оставались навсегда. Выдалбливать в скале новые могилы было трудно, и во время войны, когда в ауле не оставалось мужчин, альбашлыкцев приходилось хоронить в другом месте - на плодородной террасе, занимая драгоценные метры возделанной с невероятным трудом земли.

Уже давно не было ни голода, ни войны, но лет пятнадцать назад горное кладбище начало быстро разрастаться, взбираясь на все более крутой склон, председатель сельсовета стал ежегодно привозить из райцентра по чемодану толовых шашек. И сейчас новая часть кладбища высилась над старыми захоронениями. Наверх ушла и тореная тропа. Теперь с нее видны только свежие могилы, недавние даты...

В долине продолжала звучать ламбада. Заводная, ритмичная мелодия, родившаяся в Латинской Америке, так и звала пуститься в пляс. "С ума они, что ли, посходили?" - подумал человек, встал с колен, отряхнул их и глянул вниз.

Где-то там, на берегах Кызылги, он сумел-таки сбросить "хвост", хоть и было это нелегко. По следу шли молодые, умелые, натасканные, распираемые от избытка сил и едва не повизгивающие от нетерпения парни в одинаковых джинсовых костюмчиках и кроссовках "адидас". Видать, новая генерация...

Человек подошел к могильному камню, вертикально воткнутому в землю. "Амир Байдаков Ахмед-оглы, 1956-1988". "Худой, высоченный, чуть сутулящийся, с большими сильными руками... Пятеро детей - последний родился уже после похорон". Человек выбирал из памяти аккуратно разложенную по полочкам информацию - все, что собрал в аулах и долине на сегодняшний день. Больше-то вряд ли удастся, когда на тебя гон...

"Кем же он был? - Напрягся, пытаясь вспомнить. - Чеканщиком, кажется. И конечно, сердечный приступ. Так, дальше... "Магомед Байдаков Джафар-оглы, 1963-1990". Невысокий крепыш, весельчак, карманы всегда набиты подарками. Холостяк, любимец кызылганских девушек. Там-то нравы не такие строгие... Шофер-дальнобойшик. Потерял управление на пустой, ровной дороге, врезался в ограждение и сгорел вместе с машиной. Вскрытие не проводилось".

Уйти от "хвоста" человек сумел, лишь перепрыгнув под носом у преследователей через Кызылгу в ее самом широком месте. Это было окончательное саморазоблачение, но у него не оставалось другого выхода... Звали его Бастаном. Будем пока что и мы называть его так.

Бастан подошел к третьей могиле. "Абдулла Дуванов Рагим-оглы, 1967-1992". "Совсем свежая... Ладный парень, отслужил в "кавказских оленях" - в горно-стрелковой бригаде, потом учился на механизатора, бросил, стал помощником чабана. Сердечный приступ в кошаре".

Рядом еще одна: "Мустафа Дуванов Рагим-оглы, 1953-1992". "Брат, значит... Знаю только, что киномехаником был, книги читал, Коран, в мечеть стал ходить незадолго до смерти. Трое детей, больная жена. Хафиза, кажется... Точно, Хафиза".

Лицо ее было иссечено сеткой преждевременных морщин и почернело от недосыпа и постоянной усталости. Руки, искалеченные полиартритом, теребили традиционный серо-бежевый платок, покрывавший голову и спускавшийся почти до пят.

Хафиза единственная из вдов Аль-Башлыка согласилась поговорить с Бастаном. Правда, она так и не поняла, отчего он интересуется смертями мужчин, ведь на все воля Аллаха. Верно, прогневали Его чем-то. Объяснения, что Бастан - врач и послан из райстатуправления, она пропустила мимо ушей.

- Вспомните, пожалуйста, уважаемая Хафиза Умар-кызы, не было ли в Аль-Башлыке чего-нибудь необычного перед восемьдесят четвертым годом? Именно с тех пор начали умирать ваши мужчины.

- Горцы всегда умирают чаще других, потому что никогда и ни перед кем не склоняют голову, - ответила она гордо. Глаза Хафизы блеснули. - Кто назвал тебе этот год?

- Аксакалы, уважаемая. Старейшие в ауле Нурпес Байдаков и Хикмет Дуванов.

- Годы убелили им волосы, храни их Аллах, но иссушили память. Мы живем как жили. Это внизу сменяется время. Мы живем как жили всегда!.. - повторила она с вызовом. Отчего-то Хафиза разволновалась.

В доме шумели дети, голопузый мальчуган высунулся из-за косяка и с любопытством посмотрел на Бастана. Тот подмигнул Дуванову-младшему. Малыш улыбнулся в ответ, но посмотрел на мать, испуганно взмахнул руками и убежал, топая босыми пятками по земляному полу.

"Храни их Аллах..." Аул был одним из немногих островков патриархальности в этом горном крае. В долине уж наверняка никто не упомянул бы при постороннем об Аллахе. Это ведь подрыв атеистической пропаганды со всеми вытекающими... Там жили по пятилетним планам - от съезда к съезду, претворяя в жизнь решения партии и правительства, вступали на трудовую вахту, скандировали на демонстрациях напечатанные в "Правде" призывы к Первому мая и Седьмому ноября. А здесь все еще жили по-дедовски.

- Студенты тут ни при чем, - вдруг решительно объявила Хафиза, хотя Бастан о них и не заикался. - Сны ему стали сниться страшные. Значит, ВЕСТЬ пришла...

- Что за сны, уважаемая Хафиза?

- Будто в пещере он сидит у костра, ветер воет, стены дрожат, и надо идти наружу, а там смерть дожидается... Он не все мне рассказывал - какой джигит захочет в страхе признаться?

Хафиза не договорила: пришел участковый - молодой, да ранний, из кызылганцев. Он недавно заменил умершего милиционера из здешних, последнего в Аль-Башлыке.

- Прайдемте, гражданын. До вияснения...

"Чичас-чичас. Только штаны подтяну!.." - подумал Бастан и смылся со сверхъестественной ловкостью.

...Бастан подошел к свежей могиле: "Байрам Хамезов Алишер-оглы, 1946-1993". "Колхозный бригадир, орденоносец, уважаемый человек. В Москву ездил, орден Трудового Красного Знамени в Кремле получал. Семеро детей. Здоровяк, бывший борец, экс-чемпион республики. Ни разу в жизни не болел. Сердечный приступ. Прямо в борозде умер, лег на раннюю капусту (все думали, шутит или устал очень), а он не встает и не встает...

Кажется, уже все мужчины Аль-Башлыка здесь лежат? Нет пока что. Восемь осталось. Статистическая экспонента оставляет им максимум два года. Эпидемия смертей двинулась полным ходом в соседние аулы - Казанрет и Хекран. Одни лишь инфаркты да несчастные случаи: упал с обрыва, попал в сенокосилку, погиб в автокатастрофе. А почему упал или столкнулся с грузовиком? Может, тоже сердце отказало?.. Все ни с того ни с сего, а пьяниц, как известно, в горах нет, воздух чист и химикатами здесь пока не злоупотребляют - не то что в изрядно отравленной долине".

Бастан снова попытался выйти на связь - прямо тут, на кладбище, - но спутник-"глушилка" по-прежнему висел над головой. Здорово придумали, сволочи!.. Накрыли район "колпаком", перерезали дороги. Сиди, все знай и не моги никому сообщить...

Один из установленных на тропе датчиков сработал, и пронзительный свист огласил пустынные горные склоны. Кто-то из гэбистов дал очередь - наугад, в никуда. "Нервы, нервы, дарагой..."