Макс Шрекк надел очки и, откинув полу пальто, запустил руку во внутренний карман. Речи на месте не оказалось. Не переставая ослепительно улыбаться, он повернулся к Чипу Шрекку, своему сыну, и прошептал:

— Я забыл речь. Эта, как ее, наверное, убрала… Черт! Совсем голову задурила своими идиотскими выходками.

Потом Макс вновь повернулся к микрофону, аккуратно снял уже бесполезные очки и, положив их в футляр крокодиловой кожи, вернул в карман. Слегка прищурившись, он обвел толпу холодным ироничным взглядом и выдохнул в микрофон.

— Санта-Клаус? Боюсь, что нет, — он говорил искренне и задушевно, а все внимательно слушали; слова его шли явно от чистого сердца, и всем это нравилось. — Я просто несчастный бедный тип, которому повезло в жизни. Но я скажу вам прямо. Черта с два, чтобы я отдал хоть что-нибудь обратно! Я только об одном жалею — что не могу подарить вам мир во всем мире и любовь без всяких условий. С Рождеством вас!

Гром аплодисментов наполнил площадь. Макс вернулся на место; только сейчас он заметил, что из темного провала одной из радиальных улочек выехал большой куб, обшитый алой и голубой материей. Покачиваясь и, чуть не сбив с ног разносчика газет, он пересек проезжую часть и остановился. Тихо звучала рождественская музыка.

Мэр тоже заметил это сооружение:

— Хорошая идея, — довольный и удивленный, сказал он.

— Но не моя, — ответил Макс Шрекк.

Он вдруг почувствовал, что в этом кубе заключена какая-то опасность; ему вдруг захотелось оказаться где угодно, только не на этом помосте, не на виду. Провалиться сквозь землю, что ли?

Внезапно грянувший рождественский марш:

«С Рождеством, вас, с Рождеством,

С ярким светлым праздником…»

заставил людей обернуться. Красно-синие полотнища трепетали на крышке куба. Как на башне танка, откинулся люк, из которого хилым фонтанчиком выплеснулось облачко мишуры. Взорвались петарды, и фонтанчик начал расти. В воздух уже выбрасывались целые тучи конфетти, блесток, вот полетели какие-то цветы, яркие тряпки, куклы в пестрых клоунских костюмах…

Одна из них, перелетев через головы, угодила прямо в рождественскую елку и покатилась вниз по веткам, как по ледяной горе, сметая на своем пути гирлянды и лампочки. На помост упал до зубов вооруженный клоун и, резво вскочив на ноги, начал стрелять в воздух из автоматического пистолета.

Вдруг взревели невидимые моторы, стены куба лопнули, и наружу вырвалась целая банда клоунов-мотоциклистов в огромных безобразных масках в виде черепов, в глазницах которых дергались шарики для пинг-понга. Мотохулиганы принялись методично разносить все, что попадалось им по дороге: заграждения, лотки торговцев, фигурки зверей и сказочных персонажей.

Толпа бросилась врассыпную.

Разбив все, что можно, мотоциклисты с воем и улюлюканьем принялись гоняться за зазевавшимися прохожими и не успевшими убежать полицейскими.

А в это время куб изрыгал все новых и новых разбойников. Вот появились толстые огромные ребята, тоже одетые в костюмы клоунов, которые уверенным шагом пошли в разные стороны, за ними медленно вышел какой-то зудящий тип, одетый пионером дикого Запада, с шарманкой и несчастной мартышкой.

Эта вакханалия распространилась на ближайшие улочки: бегали, стреляли и все громили неизвестно откуда взявшиеся злые клоуны.

Только стоящих на трибуне никто не трогал. Они словно оцепенели и удивленно наблюдали за происходящим. Первым пришел в себя мэр. Он засуетился, задергался, забегал и набросился на полицейского комиссара с требованием срочно вызвать патрульные машины и вертолеты.

Шарманщик остановился недалеко от трибуны и поворотом ручки открыл переднюю дверцу шарманки. Из музыкального ящика показался обруч стяжки шестиствольной турели. Мечущийся взгляд горящих голубых глаз встретился со взглядом Макса Шрекка. Шарманщик восторженно взвыл, его лицо исказилось ужасной гримасой, зубы оскалились, и он медленно пошел к помосту, вращая ручку.

Макс Шрекк лежал на припорошенных снегом досках и скрежетал зубами. Более дурацкой ситуации представить себе было нельзя. Пули свистели над головой, разнося вдребезги стойку с микрофоном, елку… Деревянные ящики и осколки стеклянных шаров, осколки металла и пластика градом сыпались на него. Неожиданно стрельба прекратилась. Послышались приближающиеся шаги. Макс поднял голову. К помосту подходила группа клоунов.

— Нам нужен главный, — выкрикнул шарманщик, поправляя ремень своего смертоносного инструмента. — Самый главный среди вас.

Мэр посмотрел на Шрекков, на полицейского комиссара и сделал шаг вперед.

— Что вам нужно?

— Не ты, говнюк! — шарманщик скорчил недовольную рожу, из толпы медленно выскочил толстенький коротышка и ударил мэра в челюсть. Мэр отлетел назад и упал прямо на руки своих помощников.

— Нам нужен Шрекк!

Макс было дернулся, но перед ним возникла фигура Чипа.

— Прежде, господа, вы поговорите со мной.

В ответ несколько длинных ножей и пистолетных стволов уперлось в его грудь.

— Чип! — Макс бросился к сыну.

— Папа, беги, беги, спасайся!

Еще секунду Макс неподвижно стоял и раздумывал, но потом кто-то схватил его за рукав и резким движением сдернул с трибуны.

…Альфред открыл тяжелую дубовую дверь, окованную металлом, и вошел в широкий просторный холл. Поставив большой красный пластиковый пакет на низенький столик под овальным зеркалом в витой раме, он снял припорошенный снегом котелок, встряхнул его и направился к небольшой дверце в другом конце зала, расстегивая пальто.

— Мистер Вейн, я уже пришел, — проговорил он в пустоту, и его слова эхом отразились от высоких потолков.

— Как там в городе? — послышался в ответ голос, источник которого, казалось находился везде, в каждой стене этого старого замка. — Как сегодня погода?

— Погода? Великолепная, сэр. Настоящий канун Рождества.

Альфред вернулся к пакету и, взяв его обеими руками, направился в кухню.

— На площади зажгли елку, собралось много людей…

— Да? — удивился невидимый собеседник. — Наверное, наш мэр снова вытащил на всеобщее собрание Шрекков?

— Конечно! Ведь это самые популярные люди в нашем городе. Кроме того, они очень много сделали для всех нас.

— Ну, ладно, ладно. Что у нас сегодня вкусненького?

— Вы проголодались, мистер Вейн?

— Не отказался бы перекусить.

— Хорошо. Сейчас я приготовлю что-нибудь.

Альфред вынимал из пакета банки, коробки, свертки и клал все это на стол.

— Альфред, вы купили газеты?

— Нет, сэр. Сегодня я не стал этого делать.

Нарезанная тонкими прозрачными ломтиками ветчина ложилась на миниатюрное блюдечко.

— Почему?

— Мистер Вейн, вы бы видели этих сумасшедших парней с пачками газет в руках, просто бандиты какие-то… — На огромной плите зашипела сковородка. — Сегодня их будто с цепи спустили. Прохода не дают.

— И поэтому вы решили оставить меня без новостей?

— Не только поэтому, — Альфред поморщился, поправляя очки. — На площади ко мне подошел парнишка и ткнул газету прямо в руки. Я чуть не выронил пакет…

— Ну так почему же вы ее не купили?

Старик подошел к плите и поставил чайник на огонь.

— Я успел прочитать заголовки передовиц и не нашел ничего путного. Все те же надоевшие статейки: «Видели Пингвина», «Ужас живет в нашей канализации» и тому подобное. А так как все наши газеты все равно пишут одно и то же, то я подумал…

— По-моему, это интересно. Может быть, к Рождеству нашли что-то новое, сенсационное.

— Вы так считаете? — Альфред хмыкнул. — Ну где это видано, чтобы к празднику появилась хоть какая-нибудь захудалая сенсация?

Он медленно налил в фарфоровый чайник кипяток и поставил на поднос сахарницу.

— Ну ладно, Бог с ним. Лучше несите скорее чай.

— Все уже готово, мистер Вейн.

Альфред вышел из кухни, держа перед собой большой серебряный поднос и стал медленно подниматься по мраморным ступеням широкой лестницы.

Брюс откинулся на спинку кресла и, заложив руки за голову, смотрел из-под прикрытых век на пламя свечи, стоящей в тяжелом бронзовом подсвечнике. Странное чувство, преследовавшее его с утра, не прошло и после заката. Неясное предчувствие того, что это Рождество пройдет не так, как всегда, не давало покоя.