Он не всегда приятный парень. Бывают моменты, когда он может быть полной задницей, но потом он вдруг дарит тебе эту свою маленькую ухмылку.

Я сравниваю ее с жизнью на северо-западе страны. Вы можете месяцами жить без солнечных дней, а потом появляется солнце, и вы вспоминаете, почему так сильно любите это место с его лесами и прекрасными видами. Только потому, что вы окружены облаками, еще не означает, что вы не можете оценить солнце и его красоту.

Я не уверена, что это сравнение подходит Чейзу так, как раньше думала, что подходит, но, все же, оно полностью ему соответствует.

С тех времен, когда он был еще маленьким мальчиком с измазанными грязью коленками, у Чейза была одна единственная цель: убраться из Вестпорта и никогда не возвращаться назад.

Долгое время я думала, что уеду вместе с ним. Я настраивала себя на то, что одним туманным утром мы вместе исчезнем, как корабли, покинув гавань. А потом я вспоминала о том, что девушки, вроде меня, не покидают Вестпорт. Мы остаемся, беременеем и проживаем свою жизнь, довольствуясь тем, что имеем.

Может, поэтому я выбрала колледж на восточном побережье. Я хотела убраться подальше от этого города и той предсказуемой жизни, которая для меня предназначена.

Мне кажется, мама хотела уехать отсюда, но потом, когда ей было семнадцать лет, она забеременела Эмери. Мой отец, как и большинство мужчин, таких маленьких, отмеченных крошечной точкой на карте городов северо-запада Америки, был рыбаком и месяцами не появлялся дома. Хоть он и был на два года старше мамы, я думаю, она полагала, что когда он вернется домой и обнаружит свою подружку на шестом месяце беременности, он бросит ее.

Только он этого не сделал. Это было не в характере моего отца.

Он женился на ней в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать лет — через два дня после рождения Эмери.

Я появилась на свет спустя девять лет, случайно. Ой. Хотя они никогда не давали мне повода чувствовать, что я была незапланированным ребенком. Они говорили мне, что я стала для них подарком, в котором они и не думали, что нуждались.

Иногда я чувствовала себя какой-то ошибкой, сбоем, который не должен был произойти, но произошел.

Это не потому, что мои родители не любили меня, я знаю, они любили, очень сильно любили, но я всегда задумывалась о том, что меня здесь быть не должно.

Мы сидим, держа в руках красные стаканчики с алкоголем, пить который нам еще слишком рано, когда Дин замечает, как в очередной раз за вечер Чейз смотрит в мою сторону. Я знаю, что последует за этим. То же самое, что и всегда — его попытки доказать всем, что он лучше. Я не считаю, что Дин лучше Чейза, нисколечко.

Я думаю, они отличаются друг от друга как огонь и лед. Один настолько горяч, что может воспламениться от своей страсти, а другой — чертов кусок льда. Не трудно догадаться, кто есть кто.

Не думаю, что когда-либо понимала, почему у Дина зуб на Чейза, но, полагаю, это как-то связано со мной.

Дин относится к тому типу парней, которые думают, что они одни во всем мире и для меня. Как я уже сказала, сесть в его машину было самой большой моей ошибкой. Будто ты стал свидетелем убийства бандитов и внезапно обнаруживаешь себя в багажнике их машины, заложником, какого бы наказания они для тебя ни приготовили.

Также я знаю, что именно испытывает Чейз к Дину. Он его ненавидит, и при любой возможности эти двое цепляются друг к другу.

— Меня уже слегка достало, что эти красавчики пялятся на мою девчонку, — говорит Дин как бы невзначай, но у него это плохо получается — и никогда не получалось. Сказано это прямо и предназначено непосредственно мне, будто я должна что-то сделать с тем, что Чейз смотрит на меня.

— Почему это так тебя волнует, Дин? И я уже не твоя девушка, — говорю я достаточно громко, чтобы услышали его друзья.

Мое замечание разжигает его мстительную сторону.

— Почему бы тебе, сучка, не встать на колени, где тебе самое место, и не показать ему, кому ты принадлежишь, — Дин ухмыляется от своего комментария, будто сказал что-то забавное, и забирает назад сигарету, удерживая ее большим и указательным пальцами.

Мое тело напрягается, и я понимаю, что должна бежать отсюда, причем быстро.

Если бы только я прислушивалась к своим собственным советам, потому что я стою здесь, пока его друзья смеются и смотрят на него, как на святого, по-видимому, из-за того, что он себе позволяет так разговаривать с девушкой.

Если бы у меня была хоть какая-то сила противостоять ему, я бы ударила его за этот комментарий, но я никогда не вступлю в бой, в котором не смогу победить. В этом вся я. Я не хочу вырубиться от нокаута и растоптать свою гордость.

— Не будь придурком.

— Я буду тем, кем захочу быть.

Я забираю у него сигарету и бросаю ее в ближайшую лужу. Он скрещивает руки на груди в ожидании, будто я и правда это сделаю.

Без вариантов.

Развернувшись, он толкает меня, прижав к боку своей машины, его тело становится каменным напротив моего, и я ненавижу, что он делает это сейчас. Он выставляет все так, будто во всем всегда виновата я.

Всегда… опять это слово.

Только теперь его использовала я сама, и в этот раз это правда.

Когда его друзья уходят, Дин отстраняется от меня и, засунув в рот очередную сигарету, небрежно прислоняется к машине, будто только что он не опозорил меня перед всеми, будто только что он не унизил меня.

Смысл в том, что он не хочет, чтобы они знали, что мы расстались. Он не хочет, чтобы об этом узнали все, потому что это было не его инициативой.

Я не хочу плакать, но плачу. Не знаю почему. Внешне я могу показывать себя такой сильной, какой и хочу быть, но внутри, кажется, я никогда не смогу найти для себя те слова, которые мне помогут постоять за себя и на самом деле стать такой девушкой.

Вытерев слезы с моего лица, Дин несколько раз пробегает руками по беспорядку в своих черных волосах, потом надевает свою бейсболку, только в этот раз козырьком назад.

— Извини, — говорит он низким голосом.

Он не имеет это в виду. Я знаю это, потому что он постоянно это говорит.

— Нет, — я с вызовом качаю головой, смотря прямо в его глаза. — Тебя — нет.

— Я знаю, я был неправ, — большинство разговоров он начинает именно с этого. — Просто скажи, что мне сделать. Что мне сделать, чтобы все исправить?

Я даже не уверена, говорит он о нашем разрыве или о данном моменте, и есть ли для него вообще в этом разница. Я больше не приму его назад. Когда я сказала, что это конец, я это и имела в виду.

— Есть такое, что нельзя исправить, Дин, — говорю я, отвернувшись, и захожу в дом.

В доме гремит рэп начала девяностых. Это напоминает мне об одержимости Джейдена Easy-E[15], и мне хочется улыбнуться, но я этого не делаю, потому что и сама всегда наслаждалась его музыкой.

Как только я захожу в дом, встречаюсь взглядом с Чейзом. Он тут же замечает мое настроение, но, как обычно, отводит взгляд в другую сторону, на нее, ту, которая обнимает его сбоку.

Каждый раз, когда я думаю о них, как о паре, то напоминаю себе о том, как мы пришли к этой отметке. А потом начинаю чувствовать боль в груди, и мне хочется найти Ганнера, чтобы дать ему по яйцам.

Теоретически, это не вина Ганнера, но мне хочется кого-то винить в этом, и он подходит на эту роль, потому что оказался в неправильном месте в неправильное время.

Мне немного интересно, ну, может, и не немного, что бы почувствовала Тейлор, если бы узнала о том, что я пробираюсь в комнату Чейза, по крайней мере, раз в месяц, и он позволяет мне это. Не то чтобы мы чем-то занимались. Я имею в виду, да, я целовала его один раз, может, два. Ладно, мы спали вместе дважды с тех пор, как расстались, и никогда не говорили об этом, и я не думаю, что в то время они уже были вместе. Может, они и были вместе, но о Тейлор он думал в последнюю очередь той холодной октябрьской ночью.