- Я люблю тебя, Колин.

Колин меня догнал и сполз рядом на кровать, нежно целуя меня в потный висок.

Не услышал.

Приходя в сознание, выплывая из марева оргазма, я подумал – может он и прав.

Синдром-хуиндром. Может и синдром. И что? Ведь и любовь сама – болезнь. Какая разница как назвать, если мы пусты внутри друг без друга?

Хуй с ним. Пусть синдром. Пусть.

Но я нужен ему. Этому несгибаемому стойкому оловянному солдатику, который боится признаться себе, что не такой уж он несгибаемый. Он ведь всю жизнь перекорёжил из-за меня. Но все равно стойко держится за этот ебучий синдром и хочет разлучить нас на неделю.

Хотелось больно укусить его за плечо, но потом взгляд зацепился за татушку, и сердце пропустило один удар. Я и так принес ему много боли. И еще принесу.

И еще неизвестно, больше ее будет если мы расстанемся, или будем вместе..

Ой, блядь, ну вот только этих мыслей мне щаз и не хватает..

Кря-кря.

А может я изменюсь?

И такой: Тэдди, хочу тебя порадовать: я бросил пить, курить и думать о сексе. Это были самые противные двадцать минут в моей жизни.

Хе-хе.

Правду говорят, что в ревматизм и в любовь не верят до первого приступа. Я поверил. Тэдди поверил. В свою. И тут сказка кончилась. Ко-нец. А кто слушал – молодец. А кто участвовал – дураки. Потому что попали под каток и их раздавило.

Тэдди любит меня. Тедди признался. Но как он это сделал.. В своем духе. Я люблю, а ты – нет.

Конечно. Он не верит мне. Не верит в мои чувства. Думает, поиграюсь и брошу. Он просто не знает меня, не знает моей жажды обладать им. И дело не просто в сексе. Не в том, чтобы подчинить его, использовать, не в том, что я нуждаюсь в нем как в папочке. Мне дышать без него трудно. Мой магнит ищет его везде, повсюду, стрелка крутится как бешеная, в поисках его притяжения, компас сбился, где север, где юг – непонятно. Полярность поменялась. Вкус к жизни появился. Жизни с ним. Знать, что он рядом. Что ему хорошо. Доставлять ему радость. Видеть, как загораются его глаза. Как расцветает нежная улыбка на этом строгом лице. Как меняется разрез глаз от улыбки. Как смягчаются черты лица. И у меня внутри распускается цветок папоротника. Каждый раз. А не один раз в год, как в живой природе.

Даже если бы я ему признался – еще тогда, на кухне, или когда нес кофе, неа, ничего бы не изменилось. Он и так это знает. Слова – это только слова. Поступки – вот что надо.

А как мы это узнаем, если не попробуем быть вместе? Никак.

Но если я тебя не уговорю, Тэдди, мне нужна будет от тебя какая-нибудь вещица. Чтобы я постоянно трогал ее, гладил, носил с собой. Это будет мое желание. У меня ведь тоже осталось одно, последнее желание. И фотографии. Как же мало я их сделал. Дурак.

И татушку! Я сделаю тату в память о нем. Где-нибудь там, где я постоянно смогу ее видеть, гладить, трогать.

Если ты думаешь, Тэдди, что я не дорос до отношений, не понимаю, что нас ждет, то ты ошибаешься. Я понимаю.

- Даже подумать страшно! – испугался я, и храбро задумался.

Мы настолько разные, что точек соприкосновения у нас раз, два и обчелся. Только мы с тобой, только наши тела. Я ничего не знаю о тебе. А ты обо мне. Нам будет трудно. Но это будет чертовски горячо – ссориться, а потом яростно мириться. Или нежно. Да, я взбалмошный, чудаковатый, фриканутый эмоциональный придурок. А ты упрямый, доминирующий, с любовью к порядку и дресс-коду.

Если ты думаешь, что я хочу тебя, как ребенок игрушку, что выпрашиваю любовь, как твою ступню тогда, в ванне... то ты крупно ошибаешься.

Объясни мне тогда, почему ты чувствуешь то же, что и я, хочешь того же, не можешь избавиться от этих мыслей, от желания прикоснуться ко мне, от желания идти на уступки, защитить, отдать все ради этого?

Двойные стандарты, Тэдди?

Твои поступки – любовь.

Мои поступки – ребячество, эгоизм и синдром.

Хуиндром, бля!

Колину достались грабли с кривой ручкой. Наступает он, а по лбу получаю я. Хотя нет. Походу ему достались семейные грабли с двумя ручками. Прилетело всё-таки обоим.

Значит словами тебя не убедить. Я буду убеждать тебя сексом. Может так ты поймешь быстрее.

Впереди еще целая ночь.

Колин не услышал – опять и снова – моего признания. И я опять расстроился. Но это у меня норма. То взлет, то посадка, то снег, то дожди, сплошные качели и писем не жди..

Я поплелся в ванную, чтобы не показывать медведю мой растерянный вид, глупо отыгрываться на нем. А может и услышал. Тогда тем более.

В кои-то веки наступил на горло своей уточке. Включил душ и встал под теплые струи, чтобы вода смыла эту детскую обиду, и даже не услышал, как вошел медведь.

- Что-то случилось?

- Случилось, еще как случилось. Я соскучился.

Мой большой ирландский магнитик.

Посыпались очередные дохуилионы.

Принимать душ с Колином под легкие поцелуи, нежные поглаживания, мягкие прикосновения, не переходящие в секс, но от этого не менее приятные, наполняющие тихой радостью. ДХ19.

Простой совместный ужин, когда Колин снимал с моей вилки наколотые кусочки еды, и выбирал для меня лучшие кусочки у себя в тарелке. Есть с рук. Как я и хотел. Нежность, которую опытный дяденька квир еще никогда (ДХ20) и ни с кем не испытывал. Разве что в детстве, с мамой.

Мы ели в молчании, комфортно, душевно, чего я раньше никогда за собой не замечал. Чтобы Эзра Бербоун молчал?? Даже с набитым ртом? Нонсенс. Однако с Колином даже молчать было приятно и умиротворенно.

Потом Колин ушел во внутренний дворик перекурить, а меня оставил на хозяйстве.

Хе-хе) Эззи-домокозявка, бгг))

Я заказал мороженое в номер и убрал в чемоданы весь бардак, который сотворил, разыскивая смазку. Для Колина – все что угодно. Это даже приятно, чьерд побьерри!

Портье, который принес мороженко был так умилительно застенчив и красен щеками, что ни малейшего сомнения, что наш концерт песни и пляски имени Кончиты Вюрст прошел незамеченным, у меня не возникло)).

А вместо чаевых он попросил сфоткаться с ним))

Вывозя тележку с грязной посудой он несколько раз натыкался на стены, промахиваясь мимо выхода, вот умора)) Видимо, песни в моем исполнении его сииильно впечатлили.

К Колину я вышел в преотличнейшем настроении, что тот тут же заметил:

- ... где нашкодил, пока меня не было?

Я сел к нему на колени и закурил.

Невыразимо очешуительно было. Неспешный вечер с медведиком, когда не надо торопиться, можно просто наслаждаться тишиной и покоем, под боком у любимого. Пальцы ног и рук кончились еще в шале. Пора отращивать новые.

- У меня просто хорошее настроение. Потому что ты рядом.

Тишина. Ляпота. Красотища.

- ... Ты когда-нибудь влюблялся раньше? – спросил Колин.

А не косячок ли он курил?))

Врать не хотелось. В том состоянии, что мы были, задушевные разговоры располагают к откровениям.

Ох, милый, да постоянно. Я всегда влюблён. (Не за это ли ты меня полюбил?) Но разница между влюблённостью и любовью огромна.

- Я понимаю разницу даже между любовью и любовью, Эззи.

Кто бы сомневался, милый. Ты серьезен во всем. У тебя ж_опыта побольше будет.

... я уже любил раньше

... был любим в ответ

... я знаю, как это может закончиться

... самые сильные чувства выгорают

... сможешь ли ты терпеть этого чувака рядом с собой, когда его привычки перестанут вызывать умиление, а рискуют оказаться вещдоком номер один в деле об убийстве.

Что же. Понятно. Посттравматический синдром. Бля, ну еще один синдром лезет изо всех щелей...

- Тебя послушать, так всё заранее обречено на провал, даже и начинать не стоит...

А я думаю, стоит. Нечестно даже не попробовать дать нам шанс. Я же люблю тебя не за привычки, не за твою зашибенную задницу или сладкие губы. Я люблю тебя, потому что ты – это ты.

Вот! Вот самая большая разница между нами. Он все просчитывает и боится даже начинать. “Как бы чего не вышло”. А я, наебарот, всегда бросаюсь на амбразуру, чтобы добрать ощущений, впитать любые впечатления, чувства, эмоции. А потому, как бабочка, опаляю крылья и валяюсь потом с обожженной душой, долго залечивая раны. И снова и снова долблюсь в стекло лампы, прорываясь к огню. Ничему меня не учит мой опыт. Ни-че-му.