- Я думал, что уже сдох...
Мой. Родной. Пришел. Любит. Скучал. Здесь. Не отпущу!
Счастья бывает тоже очень много. Так, что оно не помещается внутри. Очередной ДХ25.
- Ты пришел... Ты вернулся, Эзра. Ты вернулся...
- Я люблю тебя, Эззи. Я люблю тебя. Люблю. Мальчик мой... Ты вернулся...
Мария Магдалена!!! Он сомневался во мне! После дневника, после моих признаний, после всей той безумной недели в шале он мог так сомневаться во мне? Пожалуй, его уточка будет размером с бегемота! Мой бедный любимый медвежонок!!
- Колин... Зараза ты моя ирландская! И я люблю тебя. Охренеть, как люблю. Ты пришёл...
Почувствовав дрожь его тела, я понял, что заморожу медведя, если сейчас же не оторвусь от него и мы не перейдем в тепло кофейни.
Но, только взглянув в его глаза, я не удержался и приник к губам. Этим мягким холодным губам, которые снились мне ночами и вставали перед глазами каждый день. Мир исчез. Только Колин и я. И невесомость. И он ответил, застонал, и впился в меня ответным поцелуем, гладя мне скулы, стриженый затылок и шею двумя руками, несмотря на окружающих.
Радость моя. Солнце мое!!
- К тебе? Ко мне? Съезжаемся, наконец? Каждое слово, сказанное этим хриплым голосом приподнимало меня над землей и заставляло парить.
Съезжаемся!!
Мой личный грузовик с пряниками наконец-то перевернулся на моей улице.
Судя по тому, что внятно я не мог ни думать, ни говорить, некоторыми пряниками мне прилетело прямо по башке.
Взяв его дрожащей рукой за руку, я смог выдавить из себя одну фразу. И что это было? Кря-кря!
- Тебе всё ещё нравятся чулки?
Никогда еще не видел краснеющего Колина. Это немного отрезвило меня и, наблюдая за его взглядом, ищущим на мне подтверждение сказанному, видя вопрос в глазах, я кивнул, подтверждая догадку и прошептал:
- Especially for you, daddy.
- Эзра, блядь, – выдохнул сквозь зубы Колин. И я был рад видеть того, настоящего, вернувшегося ко мне влюбленно-возбужденного медвежонка.
До гостиницы Колина мы дошли быстрым шагом за пять минут. Рука в руке. В молчании. Слова потом. Все потом. Сбившееся дыхание. Волнение медведя, когда он никак не мог открыть дверь номера дрожащей рукой. И вот оно. Мы вдвоем. Дверь захлопнута. Внутри меня, сминая весь флафф и нежность, поднялась темная волна желания и накрыла с головой.
Я набросился на Колина, прижав его к стене. Какой-то голодный темный зверь рычал во мне и драл когтями внутреннюю оболочку.
- Я слишком долго ждал, – сказал, сдирая с Колина пальто, разрывая рубашку, глядя, как оторванные пуговицы скачут по полу, и замер. У него на шее висел мой любимый амулет-плашка из нефрита. Я невольно погладил его. Теплый от тела Тэдди.
Радость от находки, от того, что Тэдди носил мой кулон, от того, что он здесь, рядом, не во сне..
Столько эмоций! Столько всего сразу! Передоз ощущений, поцелуев, стонов. Казалось, я слышу звук улетающей крыши, или это просто кровь грохотала в висках.
Колин по-хозяйски прижал меня к себе, тискал руками, целуя, как будто не верил своим рукам и глазам, что я здесь, с ним. И я плавился и таял. Хотелось сразу всего – самому тискать, гладить и раздевать мишку, и в то же время быть ведомым, подчиняться и млеть от напора, приказов, волшебных рук. И когда Колин вдруг остановился и отошел от меня, у меня внутри все ёкнуло и сердце пропустило удар.
Колин потянул меня за галстук за собой, усадил на кровать и преподнес коробочку.
Все это было как в кино, когда делают предложение. Мое многострадальное сердце сделало очередной кульбит за сегодня. Но в коробочке оказались не кольца.
Смешно было бы предположить, что там были бы кольца.
Я даже не представляю, что Тэдди может решиться сделать мне предложение. С его-то сомнениями, метаниями, с нашей разницей в положении в обществе, с его неверием в наше общее будущее, такое предположение попросту смешно. Видимо, это мне придется становиться на колено, протягивать ему бархатную коробочку и произносить такую волнительную фразу:
- Ты выйдешь за меня, любимый?
Кстати, я видел на вчерашней прогулке одно колечко, которое может подойти Колину в качестве кольца для помолвки. Строгое, лаконичное, неброское, но жутко дорогое.
Что ответит мне медвежонок? Мне кажется, я даже слышу его интонацию:
- Эззи, солнышко... мне надо подумать, мой мальчик. Я тебя люблю, но ты, как обычно, слишком торопишься урвать от жизни все и сразу! Давай поживем вместе, посмотрим, как у нас это получится. Ведь мы же вместе. Что тебе даст этот штамп, если я и так весь твой, с потрохами и помыслами?
Скорее всего именно так все и будет. Но попробовать стоит. И хватит уже оттягивать главные слова, как в шале – к чему это привело? К обоюдному мучению и куче седых волос. Решился – делай. Тем более, раз я изменился, почему Колин тоже не мог измениться? Ведь вон как похудел, волновался, да он до сих пор не верит, что я с ним. Надо брать. Два помолвочных кольца. Не примет сразу – применю эзроуговоры. Колин мне не откажет. Осада и шантаж мне всегда удавались идеально. Начувайся, Колин!! Теперь ты будешь мой не только с потрохами, но и с колечком на пальце.
А если!!
А если это он первым предложит мне выйти замуж? Ну, вдруг, вдруг в лесу сдохнут три слона и Колин настолько изменился, что наплюет на свои предрассудки, вдруг его страх потерять меня возобладает над разумом и он сам сделает мне предложение??
Тогда надо подготовиться. Хватит быть спонтанным и непредсказуемым, как детская неожиданность.
- Я согласен, любовь моя! Но у меня есть три условия:
1. Оладушки в нашей семье готовишь ты.
2. Я беру твою фамилию.
3. Раз уж так случилось, что я богат, то деньги будем зарабатывать и тратить вместе.
... А в коробке оказался черный кожаный ошейник с надписью “Daddy’s Boy”.
Это было неожиданно. И волнующе. Колин смотрел на меня выжидающе, предвкушение затапливало его глаза вожделением, припухшие, зацелованные, пересохшие от волнения губы неуверенно подрагивали.
- Тебе нравится?
Мррр. Принадлежать моему Колину. Подчиняться, чтобы подчинить. Могло ли мне не нравиться, если даже мысль об этом возбуждала, хотя, казалось, куда уж больше-то?
Руки медвежонка на моей шее. Горячие. Нежные. Ласковые.
Холодная пряжка ошейника, плотно охватившего шею.
Очешуенные тактильные ощущения вкупе с воспоминаниями о первых днях заточения в шале, когда Колин так же, как сейчас ошейник, держал меня за шею руками и целовал, не в силах устоять, еще не понимая природу своих поступков...
Показывая свою татушку на запястье с именем Колина, я жадно ловил взглядом его реакцию. Брови на его лице дрогнули и поднялись вверх. Удивление, радость, ошеломление сменяли друг друга.
- Да у тебя пунктик насчет меня, Эззи.
Пунктик? Пунктик?!!!
6 букв. Единожды произнеся это слово, потом оно обесценивается. Любовь. Наивысшая точка в отношениях. Что еще можно сказать, чтобы объяснить свои чувства? Постоянное повторение лишь делает это слово поблекшим и обыденным. Пригасит все значение. А другого – нет.
Охх, Колин..
Его принуждение было таким желанным! Вымывало все мысли из головы. Подчиняясь ему, склоняясь перед ним, я ощущал его восторг и трепет, которое ему приносила моя покорность. И это наполняло меня радостью и дрожью обладания и власти над Колином.
Снимая брюки и носки с сидящего в кресле Тэдди, я не обошел вниманием его прекрасные ступни, лаская, поглаживая их любовно. Откровенный стон, сорвавшийся с его губ зазвучал для меня музыкой. Он радовался, что доставляет мне удовольствие. Это ли не счастье?
Сидя у его ног в кресле, я вспомнил ту ночь дома, мою тоску, когда я бился в истерике у кресла и представлял, что Колин рядом. Мелькнуло и исчезло.
Что я могу сделать для него? За то счастье, что он доставляет мне, просто находясь рядом, играя со мной в подчинение, любя меня больше всего? Да все, все, что угодно для моего папочки. Ласкать его. Дарить ему наслаждение. Отдаваться. Подчиняться. Подчинять. Молить о прикосновении.