Она говорит:

- Я не нарочно.

- Как это не нарочно? Нечаянно салфетку съела? Да?

Она говорит:

- Я ночью проснулась, мне есть захотелось, а вы мне ничего не оставили. Вот сами и виноваты.

Ну, я с ней, конечно, спорить не стал, плюнул и ушел на кухню завтрак готовить. Себе сделал яичницу, кофе сварил, бутербродов намазал. А Феньке нарезал газетной бумаги, накрошил туалетного мыла и сверху все это керосинчиком полил. Приношу этот винегрет в комнату, смотрю - моя Фенька полотенцем лицо вытирает. Я испугался, мне показалось, что она ест полотенце. Потом вижу - нет, лицо вытирает.

Я у нее спрашиваю:

- Ты где воду брала?

Она говорит:

- Какую воду?

Я говорю:

- Такую воду. Одним словом, - где ты мылась?

Она говорит:

- Я еще не мылась.

- Как не мылась? Так чего ж ты тогда вытираешься?

- А я, - говорит, - всегда так. Я сначала вытрусь, а потом вымоюсь.

Я только рукой махнул.

- Ну, - говорю, - ладно, садись, ешь скорей и - до свиданьица!..

Она говорит:

- Как это "до свиданьица"?

- Да так, - говорю. - Очень просто. До свиданьица. Надоела ты мне, голубушка. Уходи поскорее, откуда пришла.

И вдруг вижу - моя Феня как задрожит, как затрясется. Кинулась ко мне, за ногу меня схватила, обнимает, целует, а у самой из глазенок слезы так и текут.

- Не гоните меня, - говорит, - пожалуйста! Я хорошая буду. Пожалуйста! Прошу вас! Если вы меня кормить будете, я никогда ничего - ни одного гвоздика, ни одной пуговки без спросу не съем.

Ну, одним словом, мне ее опять жалко стало.

Детей у меня тогда не было. Жил я один. Вот я и подумал: "Что ж, не объест ведь меня эта пигалица. Пускай, - думаю, - погостит у меня немножко. А там видно будет".

- Ладно, - говорю, - так уж и быть. В последний раз тебя прощаю. Но только смотри у меня...

Она сразу повеселела, запрыгала, замурлыкала.

Потом я ушел на работу. А перед тем как уйти на работу, я сходил на рынок и купил полкило маленьких сапожных гвоздей. Штук десять я оставил Феньке, а остальные положил в ящик и ящик закрыл на ключ.

На работе я все время о Феньке думал. Беспокоился. Как она там? Что делает? Не натворила ли чего-нибудь?

Прихожу домой - Фенька сидит на окне, мух ловит. Увидела меня, обрадовалась, в ладошки захлопала.

- Ой, - говорит, - наконец-то! Как я рада!

- А что? - говорю. - Скучно было?

- Ой, как скучно! Прямо не могу, до чего скучно!

Взял ее на руки. Говорю:

- Есть, наверно, хочешь?

- Нет, - говорит. - Ни капельки. У меня еще три гвоздя от завтрака осталось.

"Ну, - думаю, - если три гвоздя осталось, значит, все в порядочке, значит, она ничего лишнего не съела".

Я похвалил ее за хорошее поведение, немножко с ней поиграл, потом занялся своими делами.

Мне нужно было написать несколько писем. Я сажусь за письменный стол, открываю чернильницу, гляжу - чернильница у меня пустая. Что такое? Ведь я только третьего дня чернила туда наливал.

- А ну, - говорю, - Фенька! Иди сюда!

Она прибегает.

- Да? - говорит.

Я говорю:

- Ты не знаешь, куда у меня чернила девались?

- А что?

- Да ничего. Знаешь или не знаешь?

Она говорит:

- Если вы ругаться не будете, тогда скажу.

- Ну?

- Не будете ругаться?

- Ну, не буду.

- Я их выпила.

- Как выпила?!! Ты же мне, - я говорю, - обещала...

Она говорит:

- Я обещала вам не есть ничего. А не пить я не обещала. И вы, говорит, - опять сами виноваты. Зачем вы мне таких соленых гвоздей купили? От них пить хочется.

Ну вот - поговорите вы с ней! Опять я виноват.

Я думаю: что же мне делать? Ругаться? Да нет, руганью тут делу не поможешь. Думаю: надо ей какую-нибудь работу, какое-нибудь занятие найти. Это она от безделья глупостями занимается. А когда я ее работать заставлю, ей некогда будет дурака-то валять.

И вот на другой день утром я ей даю метелку и говорю:

- Вот, Феня, я ухожу на работу, а ты пока делом займись: прибери комнату, пол подмети, пыль вытри. Сумеешь?

Она даже засмеялась.

- Эва, - говорит, - невидаль. Что ж тут не суметь? Конечно, сумею.

Вечером я прихожу, смотрю: в комнате - пыль, грязь, на полу бумажки валяются.

- Эй, Фенька! - кричу.

Она из-под кровати вылезает.

- Да! - говорит. - В чем дело?

- Ты почему это пол не подмела?

- Как это почему?

- Вот именно: почему?

- А чем, - говорит, - его подметать?

- Метелкой.

Она говорит:

- Нету метелки.

- Как это нету?

- Очень просто: нету.

- Куда же она девалась?

Молчит. Носом сопит. Значит, дело неладно.

Я говорю:

- Съела?

- Да, - говорит. - Съела.

Я так на стул и упал. Я даже рассердиться позабыл.

Я говорю:

- Чудовище! Да как же это ты умудрилась метелку слопать?

Она говорит:

- Я, честное слово, даже сама не знаю. Как-то незаметно, по одному прутику...

- Ну, что же, - я говорю, - мне теперь делать? Железную метелку для тебя, что ли, заказывать?

- Нет, - говорит.

- Что "нет"?

- Нет, - говорит, - я и железную съем.

Тогда я подумал немного и говорю:

- Ладно. Я знаю, что я с тобой сделаю. С завтрашнего дня я буду тебя в чемодан прятать. Ты чемодан-то, надеюсь, не съешь?

- Нет, - говорит, - не съем. Он пыльный. Вымойте его - тогда съем.

- Ну нет, - говорю. - Спасибо. Не надо. Уж лучше пускай он пыльный стоит.

И на другой день я посадил Феньку в маленький кожаный чемодан. Она ничего - не плакала, не пищала. Только попросила, чтобы я просверлил несколько дырочек для воздуха.

Я взял ножницы и сделал три дырки. И с тех пор Фенька так там и живет, у меня в чемодане.

Конечно, выросла немножко за это время: была с большой палец, теперь с указательный. Но живется ей неплохо. Даже уютно. Теперь я и окошечко там сделал, в ее домике. Спит она на маленьком диванчике. Обедает за маленьким столиком. И даже маленький-маленький - вот такой - телевизорчик там стоит.

Так что вы ее не жалейте, Феньку. А лучше приходите ко мне как-нибудь в гости, и я вас непременно с ней познакомлю.

1938-1967