Из-за шторма ночь казалась темнее, чем преисподняя. Джонатан Уиннтроп Александер Дунхэм, девятый граф Рейвенскорт, медленно шел по качающейся палубе, понимая, что может быть в любой момент смыт за борт в море, которое пенилось и клокотало подобно колдовскому вареву. По своим качествам судно оказалось именно таким, как он и ожидал. Уинн знал, что его команда справится с любыми неожиданностями. Все они были отличными моряками — надежными, преданными — и вполне могли обходиться без него.

Иногда он спрашивал себя, а нужно ли вообще его присутствие на судне.

Судя по всему, все необходимые меры были приняты. Ничего не болталось, ничего не висело, все было подвязано и находилось на своих местах. Только марсели хлопали на ветру, который, словно помешанный, метался в разные стороны.

Уинн прошел на ют, собираясь сменить рулевого. Уже миновала полночь. Когда он выходил из каюты, пробило две склянки, значит, сейчас начало второго. К удивлению Уинна, Лич все еще стоял у штурвала. Молодой лейтенант не выказывал ни малейшего беспокойства, на его лице отражался восторг, и Уинн пожалел, что не передал ему командование раньше. Он явственно ощутил разочарование, охватившее Лича, когда тот заметил его.

— Я вижу, вы продолжаете стоять у штурвала, мистер Лич. Что-то случилось с рулевым? — Уинн всеми силами пытался сдержать улыбку, но все же уголки его губ неуклонно ползли вверх. Хотя ему следовало бы испытывать негодование.

Но Лич, поглощенный тем, что старался скрыть внезапно охватившую его робость, ничего не заметил.

— Я отправил его вниз, сэр. Нет надобности нести вахту двоим, когда я и так обязан находиться на мостике. К тому же я не устал.

— Отлично. Значит, если я сменю вас сейчас, вы вместо меня отстоите мою вахту, и я смогу в два раза дольше поспать. Из-за гонок с торговым судном и из-за той встречи на берегу я в течение двух дней не мог добраться до своей койки.

— Есть, капитан! С радостью! — Глаза Лича светились счастьем.

Он спустился с юта и еще раз отдал честь, прежде чем исчез в люке.

Уинн вздохнул. Эх, вот бы вернуть былую силу и энергию. Сколько времени прошло с тех пор, когда он испытывал те же чувства, что и лейтенант. Ну почему сила достается только молодым? Почему жизнь устроена так, что всегда одно замещается другим: те, кому не достает опыта, обладают силой и энергией, а у тех, кто обладает опытом, не хватает сил? Создатель явно не продумал все до конца.

Вот у него есть опыт и власть, о которых человек может только мечтать, а он согласен все отдать за новое тело. Уинн пожал плечами и немного повернул штурвал. Напряжение, мучившее его все это время, немного спало.

А, ладно. Могло быть и хуже. По крайней мере, все части тела, вернее, те, что остались, работают. В этом он убедился совсем недавно, в каюте. Смешно, но девушке без особого труда удалось возбудить его.

А может, на самом деле она вовсе не девушка? Конечно, нет. Она женщина — женщина во цвете лет, — и именно это больше всего привлекает его. В ее поведении нет ни капли жеманства, она не бросает на него пустые взгляды, не подначивает его и не напяливает всякие тряпки, чтобы привлечь к себе внимание, — она так же откровенна и прямолинейна, как и его друзья-переселенцы.

Да. И ее откровенность поразила его точнехонько в пах.

Пытаясь подавить в зародыше росшее в нем мрачное настроение, Уинн рассмеялся, и его смех был унесен порывом ветра. Какой смысл сожалеть о том, что невозможно вернуть, и насмехаться над собой. Того, что осталось от его тела, вполне достаточно, чтобы получить удовольствие. О том, чтобы зачать детей, речи быть не может, а так как у него нет жены, то проблема отпадает сама собой.

Проблема заключалась в том, что впервые после ранения он был действительно заинтересован в том, чтобы воспользоваться мужским инструментом, данным ему Господом. А ирония заключалась в том, что он впервые в жизни застеснялся своего тела.

Уинн замотал головой, чтобы загнать в дальний угол сознания свои горькие мысли и законопатить их так, как совсем недавно команда законопатила судно. Он обратил свое внимание на море, на волны, вздымавшиеся вокруг судна, потом перевел взгляд на компас, освещенный лампой.

Если он продолжит идти тем же курсом при той же скорости, волны вскоре одолеют судно. Нужно поднять верхние паруса, чтобы сохранить корабль. Отдав команду своим самым опытным матросам, Уинн наблюдал за тем, как они взбираются по выбленочным тросам с наветренной стороны. Как только они добрались до верхней реи и заняли свои места, он скомандовал распустить паруса.

Брамсели быстро наполнились ветром. В считанные секунды судно рванулось вперед, и матросы спустились на палубу, поздравляя друг друга с успешно выполненным опасным заданием. «И ведь так оно и есть», — подумал Уинн.

Команда работала как единый слаженный механизм, в мгновение ока реагирующий на его потребности и желания. Но в данный момент его потребности и желания сконцентрировались на соблазнительных изгибах тела той женщины, которую он оставил в каюте на койке. Уинн представил эту картину, и его мужское естество напряглось.

Неужели его мрачное настроение всколыхнуло в душах ребят жалость, и они пустились на поиски женщины для него? Разве не может быть, что они, дождавшись, когда он отправится на встречу с агентом регента, сошли на берег и, обыскав весь город, привели на борт женщину, чтобы немного развеять его тоску? Кажется, ночные события доставили Личу особую радость. Возможно ли, что вся затея была делом рук молодого лейтенанта?

Однако это предположение дает течь, как налетевшее на скалу судно, так как и без Лича ею команда вполне способна на нечто подобное. Женщина совсем не похожа на портовую шлюху и всем своим видом давала понять, что ей неприятны его прикосновения.

Интересно, что именно ей противно: его ласки или ласки любого мужчины? На секунду его самоуважение дало трещину, так как он предположил, будто ее оттолкнула его неполноценность. Но нет, только врач знал о его утрате, а Маккэрн был верным другом и держал рот на таком же крепком замке, как и свои деньги.

Шлюха, не желающая обслуживать мужчину, либо достаточно богата, что обеспечивает ей независимость, либо глупа, как пробка. В других случаях сопротивляться не имеет смысла. Но если она не шлюха, команда не привела бы ее. Он голову на отсечение даст, что, несмотря на свою грубость и неотесанность, они прекрасно знают, как обращаться с дамой.

И все же как объяснить ее появление? Она возникла перед ним словно по волшебству, а он никогда не относился всерьез к россказням о колдовстве. Он был человеком науки и верил в логику.

Уинн поднял воротник непромокаемой накидки. Даже широкополая шляпа не спасла от воды, которая заливалась за шиворот. Команда вовсю веселилась, когда впервые увидела его в этом необычном головном уборе, купленном у старого рыбака в Рокпорте, но в первый же шторм они поняли все его преимущества и вскоре сшили себе по такому же.

«Да, — заключил Уинн, — я сторонник логики».

И это заставило его задуматься о том, почему так сильно пахнет мятой.

Зоя порылась в сумке в поисках чего-нибудь съестного. Она ненавидела то, чем кормили в самолетах, поэтому приготовилась к худшему. Она нашла яблоко, грушу, батончик из гранолы[2] и бутерброд и разложила все это на кровати. Суп был восхитительным, но ей хотелось просто что-нибудь пожевать, чтобы заглушить тоску. Или по крайней мере разобраться во всем.

О, вот это настоящая удача!

Зоя вытащила шоколадку, разорвала обертку и сунула лакомство в рот. Ничто, кроме шоколада, не способно изменить взгляд на вещи в лучшую сторону. Она подобрала крошки и, облизывая пальцы, продолжала обдумывать события дня.

Как бы то ни было, но ее появление на этом чертовом корабле каким-то образом связано с Джоном и его стремлением отыскать сокровища своего досточтимого предка Черного Джека Александера. Человек, которого она когда-то выбрала себе в мужья, в конце концов дошел до точки и перестал отвечать за свои поступки…