Испуганная графиня была обворожительна. Сенрен схватил графиню за запястья.

— Почему вы дрожите? — Он лукаво взглянул на нее и усмехнулся. — Скажите мне, графиня Луны, что заставило вас так бояться меня?

Констанция пристально смотрела на него.

— Я прикую вас цепями, как заключенного, — сказала она. Наконец. — Если вы дотронетесь до меня, клянусь, я буду…

Молодой человек быстро стянул с себя рубашку и, бросив ее в дальний угол комнаты, резко придвинулся к графине. Его губы неожиданно оказались на ее губах, пальцы коснулись прекрасных волос женщины.

Констанция издала короткий стон. Боже милостивый! Если бы она не выпила столько вина, возможно, была бы решительнее и настояла бы на своем.

— Мне больно, — прошептала она.

— Простите… Он опустил руку.

Констанция распустила волосы, и переливающаяся черная масса упала ей на плечи.

— О, Констанция, — прошептал молодой человек. — Ты очаровательна. Это какое-то волшебство, почему я хочу тебя так сильно? — Он крепко обнял ее. — Смотри на меня. Скажи, что ты хочешь меня…

Их глаза встретились.

Он повторил:

— Скажи это для меня!

— Я хочу тебя, — прошептала она…

Как только наездник выехал в полосу света, пробивающуюся через густые листья, он нарочито положил руку на ногу ее дочери.

Констанция задрожала от ужаса. Этот жест был как предупреждение — рыцарь может сделать с ее дочерью все, что угодно, если Констанция не подчинится ему. Материнское сердце охватил страх.

О, Господи, помоги ей, он может задушить ее. Они, вероятно, сошли с ума, если вытворяют такое на ее земле.

Подъехав к мосту, в лучах солнца графиня увидела высокую мужскую фигуру с золотистыми волосами, в рваной одежде и стоптанных башмаках. На мгновенье она потеряла дар, речи, узнав в нем Сенрена, а потом громко закричала. Увидев ее, Сенрен побежал к ней.

Толпа рыцарей на лошадях мчалась ему навстречу. Констанция, уверенная, что они убьют его, кричала как сумасшедшая. Он был один, без оружия, против толпы вооруженных рыцарей. Храбрый жонглер шел на верную смерть ради нее!

Неожиданно ее кобыла споткнулась, и рыцарь на мгновение выпустил вожжи. Графиня спрыгнула с лошади и вместе с истерично орущей дочерью побежала вперед. Рыцари были со всех сторон.

Констанция видела, как Сенрен сдернул одного из рыцарей с лошади и выхватил его меч. Графине хотелось закрыть глаза и не видеть того, что неумолимо должно было случиться, ей хотелось молиться. Но глаза не закрывались, и она, объятая страхом, смотрела, как он дерется, выкрикивая слова на незнакомом ей языке.

Внезапно рыцари спешились и упали в грязь. Они лежали в своих белых туниках лицом вниз. Нанося удары, Сенрен кричал на них, находясь в каком-то диком возбуждении, но рыцари даже не пытались сопротивляться. Жонглер подбежал к рыцарю, в седле которого сидела Ходерн, и вырвал девочку из его рук.

— Чертова свинья! — прокричал он на немецко-саксонском.

Констанция понимала только некоторые слова. Держа Ходерн в руках, он поскакал к графине, которая уже села на свою лошадь и ехала ему навстречу мимо все еще лежащих на земле неподвижных рыцарей.

Обезумевшая от страха Биатрис еще не пришла в себя — она продолжала всхлипывать, ее всю трясло.

Когда они встретились, графиня не могла произнести ни слова. Она только знала, что Сенрен — такой большой, смелый, с золотыми волосами, сияющими сапфировыми глазами, — был рядом.

Сенрен спешился с лошади и пытался поставить Ходерн на ноги, но девочка была слишком напугана, ноги не слушались ее. Молодой человек взял ее на руки, девочка доверчиво обняла его за шею и затихла.

— Констанция, дорогая моя, я, возвращаясь к тебе, — сказал Сенрен. — Я возвращаюсь, Констанция…

Дождя не было уже почти два месяца, но крепостные не несли большого ущерба — сухая августовская погода была хороша для пшеницы и собранного сена. Но время шло, уже наступил сентябрь, а дождя так и не было. Сухая погода постепенно перешла в засуху, подножный корм стал убогим, и рогатый скот пришлось кормить сеном нового урожая.

Констанция остановила лошадь и оглядела почти погибший огород с чахлой капустой и луком. Да, засуха предвещала трудную зиму.

Вся округа наблюдала прибытие Констанции и ее семьи. Под шелком вуали губы молодой красавицы дрогнули. Она подумала, что король Генри все еще очень почитаем здесь, да и, кроме того, все в Морлаксе знали о ее замужествах и мужьях. Даже песни слагали о ней, о ее красоте — о волосах, темных и мягких, как ночь, о бездонном омуте глаз. «Луна, луна, прекрасная, благородная леди! Ты так молода, так честна, так высоко над нами». Эту песню она слышала только однажды, в Фоксете, на ярмарке шерсти, и думала о ней с отвращением. К счастью, никто из деревенских, приветствовавших Констанцию в Морлаксе, не распевал ее.

Позади всей свиты вместе с нянькой ехала ее маленькая дочь — она плакала от неудобства и скуки.

Здесь, в Морлаксе, последние два года был очень скудный урожай и как следствие — голод и болезни весной. Констанция не могла простить себе, что ее в это время здесь не было.

На перекрестке перед мостом мулы с винными бочками для замка загородили дорогу. Капитан рыцарей — Эверард — поднял лошадь на дыбы и расчистил площадь. Констанция могла следовать дальше.

На некотором расстоянии от замка Морлаксов на лугу вырос фантастический город палаток. Это съехались гости на свадьбу сестры Констанции.

Устранив затруднение на мосту, пятнадцать рыцарей обошли мост и переправились через реку вброд.

Замок был наполнен людьми, съехавшимися на свадьбу, все были в предвкушении грандиозного праздника, все, кроме невесты. Бертрада желала посвятить жизнь Богу, стать невестой Христа — монахиней, а не выходить замуж за простого смертного.

Взгляд Констанции упал на духовника, осматривающего вожжи осла. Отец Бертран не был хорошим наездником. Он — сын купца и более привык работать, чем ездить. «Однако, — подумала Констанция, — он неплохо выглядит для священника». Отец Бертран был третьим ее духовником. Два предыдущих стали преследовать ее после исповеди, стремясь заставить расплачиваться за прегрешения. В результате уже долгое время Констанция не была откровенна с духовниками.

Дорога к замку поднималась достаточно круто. Осенний ветер шелестел листьями на деревьях по обеим сторонам дороги.

Колонна рыцарей, позвякивая шпорами, ехала свободной рысью. Констанция подумала об отце. Сэр Гилберт был бы очень удивлен, если бы увидел этот большой лагерь. По знаменам над палатками она узнала о прибытии нескольких графов и других дворян, включая семью жениха — де Клинтонов. «О, папа, — внезапно подумала она, — хорошо это или нет, но завтра все твои дочери будут замужем».

Подъемный мост около замка соединил обе стороны рва, и управляющий, Пьер де Уэрвил, с судебным приставом приготовились встречать прибывших. Чуть выше них расположились трубачи.

Констанция послала лошадь рысью, сзади слышался пронзительный крик уставшего и раздраженного ребенка. Она сама очень устала и мечтала о горячей воде и хотя бы минуте отдыха. Вместе с тем ей хотелось знать, где управляющий расположил Бертраду и приехавших с ней монахинь. Молодая хозяйка подумала о Старой Башне, где располагались комнаты для отдыха.

Все было подготовлено к встрече, вынесли знамя замка. Констанция же продолжала ехать рысью, она очень устала и хотела избежать церемонии. Рядом с ней на прекрасном, огромном коне ехал рыцарь Эверард. Констанция подняла вуаль и взглянула на него. Эверард — худой и мускулистый гасконец с черными глазами, блестящими из-под забрала шлема, — был в ее свите уже семь лет. Люди воспринимали его как верного пса и никогда не видели его лица. Положив одну руку на бедро, он склонился к ней и прошептал: